В этой реплике весь Кортес. Его находчивость была всем известна, но он никогда ничего не говорил ради красного словца. Кортес намеренно ответил на латыни, разрушив тем приписываемый ему образ грубого и неотесанного солдафона. Обращаясь к священнику, он цитирует Священное Писание, в данном случае Евангелие от Иоанна. Эрудированность была мощным оружием Кортеса, умевшего найти общий язык с любым собеседником и вести игру на любой площадке, в том числе и на привычной для противника. По своему обыкновению, он играет в двух регистрах. Вне контекста эта фраза передает одновременно амбициозность и обезоруживающую прямоту, свойственные губернатору Новой Испании. Но она несет в себе и скрытый смысл, поскольку адресована тому, кто знает продолжение цитаты. Кортес недоговаривает вторую часть притчи святого пастыря: «Тот, кто входит через дверь, – добрый пастырь своим овцам… Я добрый пастырь, я знаю своих овец, и мои овцы знают меня». Так говорил Иисус. Так говорил Кортес, указывая на свою заботу об индейцах и взаимное понимание между ним и мексиканским народом.
Привязанность индейцев действительно поражает и сбивает с толку даже пять столетий спустя. Было бы намного проще представить два противостоящих лагеря. Хорошие и плохие. Побежденные и победители. Намного проще противопоставить созидательную культуру и разрушительную алчность, свободу и алчность, индейцев и испанцев. Но Кортес не укладывается в эти стереотипы. Кортес не был обыкновенным завоевателем. Перед нами психологически сложная, неординарная личность, мечтатель, опередивший свое время. Эрнан Кортес принадлежал сразу обеим противоборствующим сторонам. Всю жизнь и даже после смерти его будут преследовать обвинения из одного и другого лагеря в отсутствии приверженности ценностям группы. Но Кортес был создателем новой цивилизации. Его ответ Лас Касасу свидетельствует об уверенности в своей исторической правоте. Однако признание придет к нему еще не скоро.
В 1629 году отношение властей к Кортесу и его наследию, по-видимому, несколько смягчилось. 30 января в Мехико скончался, не оставив потомства, дон Педро Кортес, правнук конкистадора и четвертый маркиз дель Валле. По этому случаю тогдашний вице-король[247] по договоренности с архиепископом Мехико решил захоронить останки Эрнандо Кортеса рядом с прахом его последнего потомка по прямой линии в церкви монастыря Святого Франциска в столице Новой Испании. Торжественность церемонии явилась в некотором роде данью уважения к памяти бывшего главнокомандующего, но вместе с тем и глубоким облегчением для испанских властей, уверенных, что теперь-то Кецалькоатль уже никогда не возродится. Полузабытый Кортес обрел покой в своем последнем пристанище.
Но в 1749 году конкистадор был вызван из небытия мадридским издателем, осмелившимся опубликовать три реляции – «Cartas de relacion», запрещенные в 1527[248] году. Естественно, их всего лишь тихой сапой включили в сборник статей, но впервые был нарушен официальный запрет. Затем пришлось ждать, чтобы отголоски французской революции докатились до Мексики. Тогда только в мышлении властей произошли наконец положительные изменения. Вероятно, вице-король Хуан Виченте де Гюйемес подпал под влияние просветителей, осознал архаичность колониальной системы, которую представлял, а может, сказалось еще и то, что он был родом из Гаваны, но так или иначе вице-король решил вернуть мексиканцам Кортеса. С конца 1789 года он трудился над проектом сооружения роскошного мавзолея, в котором бы упокоился прах мексиканского национального героя. Вице-король заказал памятник Кортесу у модного в то время архитектора. Бюст конкистадора должен был изваять знаменитый скульптор Мануэль Тольса, директор Академии Сан-Карлос. По распоряжению вице-короля для хранения праха Кортеса была изготовлена хрустальная урна. Гюйемес желал устроить мавзолей в церкви, примыкавшей к госпиталю Иисуса, построенному точно на том самом месте, где произошла первая встреча Кортеса и Мотекусомы. Если забыть о Койоакане, это место лучше всего отвечало духу завещания Кортеса.
8 ноября 1794 года весь Мехико собрался на торжественной реингумации Кортеса. Как ацтеки после смерти возвращались путем, проделанным их предками на заре времен, так и Кортес продолжил свое посмертное путешествие, в котором, как в зеркале, отразились его странствия при жизни. Склепы Севильи, Текскоко и монастыря Святого Франциска стали последними остановками его кочевой жизни, линия которой прошла через Медельин, Санто-Доминго, Сантьяго, Веракрус, Мехико, Лас-Гибуэрас, Куэрнаваку и Калифорнию.
Вице-король Гюйемес понял суть жизни Кортеса и устроил праздник в честь встречи двух миров. Он отменил празднование Pendon de San Hipolito, отмечавшегося ежегодно 13 августа в память о падении Теночтитлана и победы испанцев. Церемония открытия мавзолея при госпитале Иисуса началась с клятвы брата Сервандо Тереза де Мьер, ставшей первой официальной речью в честь символа независимости.[249]
В 1808 году Пиренейский полуостров наводнили войска Наполеона и королем Испании был провозглашен Жозеф Бонапарт. Его первым шагом было упразднение инквизиции. 16 сентября 1810 года в Долорес кюре Идальго бросил грито – призыв к восстанию против испанского присутствия. Началась борьба за независимость Мексики. Она была официально провозглашена в 1821 году, вызвав волну освободительного движения по всей Америке. Казалось, что настал час славы Кортеса. Но по капризу судьбы, непредсказуемому повороту событий его снова ожидали гонения. Молодая Мексиканская республика решила доказать свою самостийность, демонстрируя враждебность всему испанскому. Кортес как самый первый испанский завоеватель был обвинен во всех грехах. Его выставляли символом позорного подчинения, агентом ненавистной колонизации. Двойственность имеет свои минусы. В то неспокойное время многогранность конкистадора заслонили накалившиеся страсти. Кортеса занесли в список обвиняемых. Некоторые депутаты требовали снести мавзолей. На 16 сентября 1823 года, в день национального праздника, намечалось разграбление могилы и сожжение останков Кортеса на площади в Сан-Лазаро. После книг настал черед костей. Последняя вспышка угасавшей инквизиции.
Но, как и всегда, Кортеса выручила поддержка высокопоставленных покровителей. Лукас Аламан, первый из трех министров правительства той поры, ночью 15 сентября тайно заперся в церкви госпиталя Иисуса. В вырытой на скорую руку яме под главным алтарем он спрятал урну с прахом Кортеса. Деревянная кафедра скрыла следы ингумации. Министр Аламан захватил с собой бронзовый позолоченный бюст Кортеса, который скульптор наградил профилем римского императора, и снял герб конкистадора. На следующий день мавзолей был разрушен. Бюст министр отправил в Палермо, где жил герцог де Терранова, последний дальний потомок Эрнана Кортеса. Поговаривали, что в Италии оказалась и урна с прахом.
