посвящений В Д. (его невесте, к<отор>ая вышла замуж за другого) — посвящений 1928 г., когда он любил — только меня. Но так как буквы — другим чернилом, он очевидно посвятил ей — ряд написанных
мне, а мне оставил только это неперепосвяти*мое — из-за имени. (Марина: море).
Напр<имер> — рядом с этим, т. е. в те же дни — посвященные В.Д. стихи о крылатой и безрукой женщине [1007]. Прочтя сразу поняла, что мне, ибо всю нашу дружбу ходила в темно-синем плаще: крылатом и безруком. А тогда — никакой моды не было, и никто не ходил, я одна ходила — и меня на рынке еще принимали за сестру милосердия. И он постоянно снимал меня в нем. И страшно его любил. А его невеста — видала карточку — модная: очень нарядная и эффектная барышня. И никакого бы плаща не надела — раз не носят: Когда прочтете переписку, поймете почему двоелюбие в нем — немыслимо. Очевидно — с досады, разошедшись со мной. Или ей — как подарок.
_____
С<ергей> Я<ковлевич> все болеет, — грипп не кончается. Мур нынче в первый раз вышел. Аля «заходит». Нынче стирала и даже не выжала своего белья: ушла, бросив на умывальнике. Увидев у меня на голове красный платок (от пыли) — «Это — мой». Ведет себя мелко: от еды неизменно отказывается: — Мне — некогда. Меня — ждут.
Дом немножко налажен. Выношу тазами Алино наследство: чем разбирать — выбрасывает всё. А м<ожет> б<ыть> отвратительно всё домашнее. Бог — с ней!
_____
Почти не пишу. Работа, работа, работа. Дом невероятно запущен. (Кв<артира> темная, с большими коридором и полками, туда-то всё и пихала, зная, я не вижу). Выкрала у меня детский Мурин альбом и выдрала лист. Другие фотографии (оттуда же) нашла в ящике с грязным бельем. По-моему, это — порочность. Я ее — боюсь.
_____
Кончаю, надо готовить ужин. Пишу ужасным почерком, — знаю. Подожду еще два дня (Головину) и вышлю рукопись. Бему — о ней — ни слова. Пусть — любуется! И верит…
Обнимаю Вас и жду письма.
МЦ.
Головина целиком занята собой: литературой и носом. А я ни тем ни другим никогда не была занята. Отсюда — разминовение.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 121 123 (с купюрами). СС-6. С. 420–422. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2008. С. 212–216.
Vanves (Seine)
33, Rue J<ean>-B<aptiste> Potin
26-го февраля 1935 г.
Милый Юрий Иваск,
Пишу вам наспех — это письмо совсем не то — но те письма так и остаются, и корреспондент не получает ничего — кроме обиды.
Пишу Вам среди рукописи — даже-сей — целых трех! — Гронском, которые должна слить — сбить — в одну. Одна была для П<оследних> Нов<остей> (не взяли, т. е. заваляли — и я взяла) [1008], другая для сербского «Русского Архива» [1009] (мы с Гронским — в архив! Si jeu-eunes [1010]. Он — *ternellement, но я, кажется — тоже — *ternellement [1011]…), а третья — собственные мысли. Всё это буду читать 10-го, в Salle de G*ographie его и моим друзьям [1012]. Это — моя единственная гласность. М<ожет> б<ыть> — потом — возьмет Сербский Архив — по-сербски. По-русски мне о Гронском сказать не дали.
_____
Наспех ответ:
Vanves — banlieue [1013] — пригород, в 15 мин<утах> ходу от последнего парижского метро. Развалина — 200 лет — каштан в окне — я.
Н<иколай> П<авлович> трагически погиб (случайность), но никаких «трагических» обстоятельств не было, — в полном цвете и силе. Обо всем этом — пишу, а Вы — не прочтете [1014].
Вы первый сказали «сын Цветаевой». Первый — осознали. Спасибо. Георгий (материнская транскрипция) [1015] — Мур — родился 1-го февраля 1925 г., в воскресенье, в полдень — в чешской избе — в метель — в синем пламени загоревшегося спирта.
В меня: квадратом плеч, крупной головой, упорством, мыслью, словесной, верней — филологической одаренностью и математическим ничтожеством (первый во всем, кроме) — и более всего в меня — тем, что — в себя.
Обрываю. Пишите.
МЦ.
Впервые — Русский литературный архив. С. 224–225 (с купюрой). Печ. полностью по СС-7. С. 394–395.
Vanves (Seine)
33, Rue Jean-Baptiste Potin
4-го марта 1935 г.
Милостивая государыня,
Я буду очень рада Вас снова повидать.
Я была глубоко, высоко удивлена, узнав, что я по отношению к Вам даритель, я, такая повязанная той маленькой жизнью, которую веду и буду вести вероятно до смерти. Вы меня никогда не видели на свободе — никогда — самое меня
…Und dort bin ich gelogen
Wo ich gebogen bin… [1016]
Но дарителей нет, есть только берущие. (Я тоже из их числа.) И чувство неловкости, почти что унижения, испытываемое мною при чтении Ваших строк — я его (!) видела и слышала однажды — тому уже пятнадцать лет! — в глазах и в голосе старого князя Сергея Волконского, которому я сказала ту радость, что получаю от него: — «Я — чтобы давал? Я — такой мелкий и ничтожный…»
Но я тоже умела брать, и, быть может, беря давала. Как Вы.
До свидания в среду и большое спасибо. Мур еще ничего не знает, иначе он снова стал бы пожирать свои ногти (он больше их не пожирает — только маленько закусывает!) — от нетерпения.
Обнимаю Вас.
МЦ
Итак, в среду, поезд в 2 ч<аса> 30.
Вопрос Вашего поселения меня живо интересует [1017]. Или Вы будете его искать в другой стране, под другими
