France произвел свое собственное ритуальное действо: снял и положил на прикроватную тумбочку обручальное кольцо и наручные часы, чтобы они там дожидались его возвращения с гонки. Этим он как бы признавал, что гонка может стать последней в его жизни. Затем он, как всегда, завязал шнурки гоночных туфель тройным узлом и обрезал петли и хвосты ножницами, чтобы они случайно не зацепились за педали. Вместе с этим он как бы отрешался от всего лишнего. Затем глубокий вдох, выдох – и вперед. [719]
Из громкоговорителей у главных трибун лилась бравурная музыка, будоража и без того заряженную толпу. Официальные лица чинно расхаживали у стартового поля. Хронометристы в последний раз сверяли часы и проверяли работу секундомеров. Жандармы в сцепке удерживали спинами толпы зрителей, так и норовивших прорваться к трассе ближе положенного. Журналисты во множестве теснили друг друга с удобных для спурта в расположение команд позиций, чтобы успеть первыми задать свои вопросы после гонки, фотографы выбирали места с хорошими ракурсами, радиокомментаторы готовились к началу прямых трансляций. Все было в беспрестанном живом движении за исключением обвисших безжизненными тряпками на мертвом штиле национальных флагов участников соревнования.
Механики или сами гонщики отправились на трассу прогревать машины, и резкий рев моторов дал публике некое представление об ожидающей ее с минуты на минуту громовой какофонии. По возвращении коптящих по жаре машин в боксы механики быстро провели последние проверки и накрыли капоты толстыми покрывалами, чтобы моторы не успели остыть до старта. [720]
Однако одна из девяти остававшихся в заявке машин на старте так и не появилась, и была это вторая «серебряная стрела». Всю ночь убившие на замену двигателя механики Mercedes были уверены, что все с машиной Ланга теперь в порядке, однако за час до назначенного на 14:00 старта лично Уленхаут обнаружил, что масляный насос резервного двигателя перестал держать давление в системе смазки. Времени на устранение этой неисправности не оставалось, и Нойбауэр уведомил директора гонки Шарля Фару о том, что команда снимает с соревнования свою вторую машину. [721]
Таким образом, из шестнадцати первоначально заявленных на стартовом поле появилась ровно половина машин, и для людей хоть что-то смыслящих в гонках и видевших тренировочные заезды или хотя бы читавших или слышавших об их результатах, было ясно, что Гран-при По теперь, вероятно, сведется к гоночной дуэли:
Дрейфус vs. Караччола;
Delahaye vs. Mercedes;
Франция vs. Германия.
И Нуволари, и Ланг выбыли из числа претендентов, а кроме них никто не показывал в ходе практики времени на круге, сопоставимого со временем Дрейфуса и Караччолы. Для устроителей гонки из ACBB это было крушением надежд получить захватывающее состязание. Впрочем, для многих зрителей, напротив, перспектива стать свидетелями эпической дуэли двух равных по силе визави выглядела более чем привлекательной.
И вот, все стартующие в сборе. Галдящим любителям автографов с красно-белыми программками в руках теперь придется отложить свои посягательства на внимание гонщиков до окончания гонки. [722]
В боксе Delahaye Жан Франсуа подтвердил готовность машины к гонке по стратегии, предложенной Рене: держась как можно плотнее за Руди, дождаться его дозаправки, выйти в лидеры и более этой позиции не сдавать. Затем Лори оттащил Руди в сторонку и рассказал ему о визите Люси к прорицательнице и полученном предсказании, из-за которого накануне все так развеселились за ужином. Поначалу он вовсе не хотел сообщать об этом Рене, дабы не действовать ему этим на и без того взведенные нервы, но тут вдруг счел, что держать такую информацию в тайне от него будет нечестно. Услышав о том, что ему предсказана верная победа, Рене хитро улыбнулся и сказал: «Так ты ступай уже́ лучше и расскажи об этом Руди». [723]
Лучший гонщик команды Mercedes тем временем стоял подле своей машины в компании Бэби, с их мартышкой по имени Анатоль на руках. Одетый в свитер ее собственной вязки шалун был еще одним непременным талисманом Руди.
Ему было без надобности обсуждать с Нойбауэром стратегию на предстоящую гонку. Она была ясна изначально: Руди со старта ракетой улетает в отрыв от Дрейфуса за счет приемистости своей машины – и планомерно наращивает преимущество над Рене, получая запас времени на плановую остановку на дозаправку на середине дистанции без риска выехать с пит-лейна позади затеявшего гонку нон-стоп француза. [724]
За четверть часа до старта духовой оркестр затрубил местную народную мелодию, и под этот аккомпанемент механики вытолкали машины из боксов на стартовую решетку в какой-то сотне метров перед главными трибунами. Белая разметка на асфальте четко указывала позиции машин в их исходной расстановке: Mercedes Руди – слева в первом ряду, Delahaye Рене – справа от него; остальные шесть машин – за ними в порядке показанного в квалификационных заездах времени.
Фару в летнем костюме и легкой шляпе созвал восьмерку гонщиков на предстартовый инструктаж относительно правил поведения на трассе («голубой флаг сигнализирует о том, что нужно пропустить идущую сзади более быструю машину» и т. п.). Не вполне понятно, кому этот ликбез был адресован, – разве что новичку Трентиньяну. [725]
После этой вводной гонщики засновали туда-сюда вдоль стартового поля, не находя себе места и лишь отмахиваясь от напутствий и советов членов своих команд. За считанные минуты до старта они всеми мыслями были уже́ там – в гонке, – и лишь унимали нервную дрожь кто курением сигарет одна за одной, кто подтягиванием ремешков перчаток и протиркой и без того чистых очков. Главным было как-то убить это время.
– Пятиминутная готовность, – рявкнул Фару. – По машинам!
Руди проковылял к своему «Мерседесу» ставшей уже привычной и ему, и зрителям хромой походкой – следствием пятилетней давности аварии в Монако. Нижняя часть лица и шея у него была плотно обмотана шарфом в горошек, а концы шарфа надежно заткнуты за полы комбинезона – так получится наглотаться поменьше дорожной пыли.
Надев солнцезащитные очки и на ходу продолжая протирать еще ни разу не надеванные гоночные, устремился к своей Delahaye Рене, – и это было крайне важно для него: он никогда не использовал одну и ту же пару очков вторично. Натянув как следует льняной шлем на голову, а тонкие кожаные перчатки на руки, он лишь после этого тщательно выверенным движением приладил гоночные очки себе на макушку, но опускать их поверх солнцезащитных пока что не стал. [726]
Жены Рене и Руди – обе с секундомерами наготове – пристально следили с пит-лейна за тем, как их мужья устраиваются в кокпитах своих машин. Бэби однажды так
