К лету 1959 года Кастро, продолжая подчеркивать, что он не коммунист, начал нападать на всех, кто выражал тревогу по поводу коммунистических течений в его правительстве. Когда президент Мануэль Уррутия в середине июля сказал в телевизионном интервью, что «коммунисты причиняют Кубе колоссальный вред», Кастро был в ярости. Он тщательно рассчитал следующий шаг — объявил, что уходит с поста премьер-министра, и в четырехчасовой речи, которую транслировали по телевизору, безжалостно клеймил Уррутию, утверждая, что тот сфабриковал коммунистическую угрозу на Кубе, чтобы дать США возможность вторгнуться на Кубу и подавить революцию. Кастро, который всего за полгода до этого клялся, что «передает всю власть» Уррутии, теперь заявлял, будто президент не оправдал доверия настоящих революционеров, так как отказывается поддерживать их инициативы.
Эффектная речь по поводу ухода в отставку была чистой воды политическим спектаклем — Кастро не собирался отказываться от власти. Услышав, как он громит Уррутию, тысячи разгневанных кубинцев сошлись к президентскому дворцу — как и предвидел Кастро — и потребовали импичмента. Не прошло и нескольких часов, как президент подал прошение об отставке и укрылся в доме друзей, страшась ареста или даже казни. Но Фиделю этого показалось мало. Останется он у власти или нет, заявил он, решать «кубинскому народу» — он имел в виду тех, кто должен был прийти на демонстрацию 26 июля. Только тогда, под одобрительный рев толпы, Кастро объявил, что подчиняется «воле народа» и по-прежнему будет премьер-министром. «Вот она, подлинная демократия!» — воскликнул он, воздев руки. Как и в случае с демонстрацией в поддержку расстрелов, которая состоялась за полгода до этого, Кастро показал, что ему не нужны выборы, чтобы консолидировать власть, — он мог укрепить свою позицию и сокрушить врагов, просто мобилизовав толпу. Этот прием у Кастро был общий со всеми диктаторами в мире.
Однако многим наблюдателям представлялось, что демонстрации на Кубе принципиально отличаются от фашистских маршей в Испании при Франко, в Италии при Муссолини, в Германии при Гитлере. На Кубе это были веселые праздники, куда матери приносили младенцев и где все смеялись и пели — в том числе песенку в честь Фиделя со словами «Наш Фидель, наш Фидель, здравствуй, наш Фидель» на мотив «Jingle Bells».
Бесспорно, Кастро был тираном, твердо намеренным искоренить всех несогласных и утвердить абсолютное владычество, однако он и его союзники прилагали также усилия и для борьбы с коррупцией, и для улучшения жизни простых людей. Например, гаванская муниципальная администрация выстроила в 1959 году 38 новых школьных зданий — за сумму, которая в прошлом году ушла на взятки.
Даже те кубинцы, которых огорчала авторитарность Кастро и его левые идеи, не утратили веры в то, что эти тенденции вскоре сойдут на нет. В июле 1959 года в «Уолл-Стрит Джорнал» была опубликована статья о «забуксовавшей» кубинской экономике, где цитировалась «философская школа… предполагающая, что если экономика окажется в крайне тяжелом положении, господин Кастро будет вынужден придерживаться более умеренной экономической политики, чтобы не допустить полного коллапса». В семье Бакарди никто не видел причин для паники. Даже при тревожном политическом положении деловы перспективы были самыми радужными. Пепин Бош сказал в телевизионном интервью, что пиво «Атуэй» в последний раз продавалось так хорошо в 1952 году.
* * *
В марте 1959 года директор алкогольной империи «Сигрэм» Ноах Торно посетил Боша в штаб-квартире «Бакарди» в Гаване, надеясь заинтересовать его деловым партнерством. Как объяснял Бош впоследствии Даниэлю Бакарди в Сантьяго, Торно создал несколько проектов сотрудничества «Бакарди» и «Сигрэм» в области производства и продажи рома и предложил, что «Сигрэм» купит у «Бакарди» 30 процентов завода в Пуэрто-Рико. Когда Бош ответил, что завод в Пуэрто-Рико не продается, даже по частям, Торно предложил, чтобы их фирмы совместно приобрели компанию по производству рома «Мерино» в Бразилии либо винокурню «Серральес» в Пуэрто-Рико. Бош на все отвечал отказом. «Я объяснил ему, что мы работаем только ради наших акционеров Бакарди, — писал Бош Даниэлю. — Мы расстались по-дружески, однако он все повторял, как было бы хорошо добиться слияния, благодаря которому мы бы смогли контролировать три четверти мировых продаж рома. Но я объяснил ему, что мы не хотим соединяться с другими компаниями и что наши акционеры не намерены продавать никакую долю капитала». После этой встречи Бош повел «ухажера» из «Сигрэм» в расположенный неподалеку бар «Флоридита» и угостил его дайкири по рецепту Хемингуэя, приготовленным с белым ромом «Бакарди». «Он сказал, что наш продукт – это чудо, — писал Бош. — Тогда я дал ему попробовать бокал семьдесят третьего [выдержанный ром «Бакарди» премиум-класса], и он сказал мне, что в жизни не пробовал такого прекрасного рома. Мы расстались добрыми друзьями».
Ноах Торно приехал на Кубу как личный представитель патриарха «Сигрэм» Сэма Бронфмана, блестящего и беспощадного алкогольного барона, который разбогател во времена сухого закона, продавая виски через синдикат Майера Лански. Бронфман отправил Торно на встречу с Пепином Бошем, потому что мог отличить перспективную фирму от неперспективной и хотел урвать себе кусок.
Вскоре того же захотел и Фидель Кастро.
Глава шестнадцатая
Год великих перемен
В марте 1960 года, примерно через год и три месяца после того, как Кастро начал править Кубой, Пепин Бош созвал дистрибуторов рома «Бакарди» и их жен отдохнуть три дня на курорте на острове Пинос, который некогда был пиратской базой и, как говорят, стал прообразом Острова Сокровищ Роберта Льюиса Стивенсона. Неделю спустя Бош и его жена Энрикета принимали дистрибуторов пива «Атуэй» в приморском отеле в Сиенфуэгосе на южном побережье Кубы. Оба мероприятия были весьма роскошными.
Маркетологи ежедневно разрабатывали отважные стратегии на ближайшие месяцы, однако эти встречи были предназначены скорее для отдыха и развлечений, чем для серьезной работы. Во время ленча Бош весело обходил гостей с бокалом пива в руке, одетый не в привычный деловой костюм, а в спортивного покроя рубашку с короткими рукавами, и поздравлял всех с успехами в продажах. Бошу исполнилось шестьдесят два, он уже совсем облысел, а талия у него заметно расплылась, но держался он по-прежнему очень уверенно и твердо решил источать юмор и оптимизм. Он организовал прогулки на яхтах и рыбалку для агентов по продажам и их жен, а на вечерних приемах аплодировал парам, которые вставали, чтобы сплясать ча-ча-ча под звуки оркестра.
