музыки и сверкание фейерверков король проследовал в Виленский замок, где ученики иезуитской коллегии разыграли перед ним нечто вроде драмы, представляющей взятие Смоленска.
В Варшаве Сигизмунд устроил себе торжественный «въезд» в стиле римских цезарей. Короля везла колесница, запряженная шестеркой лошадей. За ним в открытой, богато убранной коляске ехал Жолкевский, окруженный блестящей свитой; за гетманом в королевской карете везли Шуйского и его братьев. На бывшем царе был белый с золотом кафтан, а на голове высокая шапка из черно-бурой лисицы. Шуйский мрачно обводил красноватыми близорукими глазками ликующую толпу. За царем везли пленного Шеина со смолянами, князя Голицына и Филарета.
Русских провели по Краковскому предместью очень медленно, так что, когда их доставили в сенат, король с членами королевской фамилии встретил их, сидя на троне, в окружении сенаторов. Пленников собравшимся представил Жолкевский, произнесший длинную цветистую, со ссылками на римскую историю речь, суть которой сводилась к тому, что вот царь московский и его братья еще недавно владели царствами и распоряжались огромными армиями, а теперь они всего лишь обнищавшие, жалкие пленники, молящие его величество короля о пощаде и милосердии. Пока гетман ораторствовал, Василий Шуйский хранил безразличное спокойствие, но затем, когда Жолкевский кончил, он, сняв шапку, отвесил королю земной поклон и поднес его руку к губам. Дмитрий Шуйский также ударил челом королю, а третий Шуйский, Иван, перегнулся пополам аж трижды, словно простой холоп. Впрочем, Жолкевский смягчил их унижение, заявив, что привел Шуйских королю не в качестве пленников, а как живой пример превратности человеческой судьбы. Сигизмунд великодушно допустил Шуйских к своей руке. Затем вскочил Юрий Мнишек и завел речь об оскорблении Шуйским своей дочери, требуя правосудия. Но сенаторы почти не слушали воеводу, а, напротив, с состраданием глядели на пленников. Василию Шуйскому и его братьям оставили все привезенное ими имущество, прибавили к нему подарки и разместили в Гостынском замке [3]. Голицына и Филарета отправили в Мариенбургский замок.
Вместе с Сигизмундом триумф справляла вся католическая Европа, как будто речь шла о победе над турками, а не над христианским государством. 7 августа в Риме служили благодарственный молебен, после которого папа даровал богомольцам отпущение грехов, а иезуиты зажгли аллегорический фейерверк, изображавший белого орла Польши, одним прикосновением обращавшего в пепел черного орла Московии. Итальянский художник Долабелла подарил Сигизмунду две свои картины, изображавшие взятие Смоленска и унижение Шуйских.
26 сентября 1611 года в Варшаве собрался сейм, на котором о завоевании Московии говорили, как о деле решенном. «Глава государства и все государство, армия и ее начальники – все в руках короля», – заявил один сенатор при шумном одобрении зала.
Сигизмунду и панам сенаторам и в голову не приходило, что, хотя они и овладели Смоленском, но потеряли все Московское государство.
На этом сейме Юрию Мнишеку пришлось оправдываться за себя и свою дочь (суть его оправданий уже была изложена выше). Таково было последнее появление сандомирского воеводы на исторической сцене. 16 мая 1613 года, в годовщину рокового дня, который отнял у Марины московскую корону, а у него – возможность запустить свою лапу в московскую казну, воевода окончил свое земное существование.
Тем временем в Москве ополченцы сжимали кольцо вокруг осажденных поляков. Русским удалось овладеть стенами Белгорода. «С тех пор, – пишет Маскевич, – очень уж страшен и силен становился наш неприятель. Но хуже всего было то, что у нас людей становилось все меньше, а у Москвы собиралось все больше».
Однако разнородная стихия первого ополчения и отсутствие у русских единоначалия позволили полякам удержаться в столице.
Любой триумвират в конце концов порождает Цезаря. Так случилось и на этот раз. Из трех вождей ополчения первое место формально занимал князь Трубецкой как представитель удельного княжеского рода, но фактическим руководителем и душой ополчения был Прокопий Ляпунов. Смелый, способный, прямодушный и гордый, он многих восстановил против себя. С особенной ненавистью к нему относились казаки Заруцкого, так как рязанский воевода заставил атамана подписать соглашение, по которому всякий ополченец, занимавшийся грабежом, подлежал немедленной казни. Неграмотный Заруцкий предоставил Ляпунову подписать договор за себя, однако и не думал его выполнять. Вскоре случилось, что 25 донцов были застигнуты во время совершения разбоя и брошены в воду. Казаки в лагере пришли в ярость. Они вызвали Ляпунова в свой круг, набросились на него и изрубили. Заруцкий не участвовал в убийстве, но и не препятствовал ему. В это время, вероятно, рядом с ним находилась и Марина.
Иван Мартынович Заруцкий был сыном крестьянина из деревни Заруды под Тарнополем. Мальчиком он был взят в плен татарами и уведен в Крым, где провел долгие годы. Затем ему удалось бежать на Дон, к казакам. Там он быстро выдвинулся среди них, и, конечно, не тихим нравом. Казаки выбрали его атаманом. Заруцкий был смел, хитер, коварен, удачлив (до поры до времени, разумеется). Во время службы у Вора он, по словам Жолкевского, «будучи старшим над донцами, усердно исполнял, если надо было кого-нибудь обезглавить, утопить, убить». Уже тогда он проявил недюжинные организаторские способности: в Тушине Вор поручил ему заведовать разведкой, стражей и доставкой продовольствия и подкреплений.
В декабре 1609 года Заруцкий переметнулся к Сигизмунду, участвовал в клушинской битве, но поскольку «его не так уважали, как он на то надеялся, то он обиделся» (Мархоцкий). В августе того же года он вновь был у Вора.
Где-то с этого времени и началась его связь с Мариной. Заруцкий мог нравиться ей как мужчина, – по выражению Мархоцкого, атаман был «красив и пропорционален», но главную роль в их сближении сыграли политические расчеты Марины, которая, как уже говорилось, возможно, искала подходящую замену Вору. Заруцкий же, видимо, всегда смотрел на Марину как на случайную связь, в какой-то мере выгодную. Во всяком случае, атаман нисколько не походил на благородного Андрея Бульбу, готового ценой жизни завоевать сердце прекрасной ковенской воеводзянки.
После убийства Ляпунова первенство в ополчении перешло к Заруцкому. Началось «казацкое правление», оставившее по себе самую горькую память, поскольку казаки соперничали с поляками в разорении страны. Заруцкий и Марина провозгласили наследником русского престола малолетнего Ивана и потребовали всеобщей присяги на его имя. Марина с сыном разместилась в Коломне, а шайки казаков рассыпались по Русской земле, свирепствуя над людьми и глумясь над святынями.
Воспользовавшись смертью Ляпунова, поляки в Москве вернули себе утраченные позиции. Сапега возвратился из-под Переславля и отбил у русских стены Белгорода. К счастью, дальнейшее наступление поляков захлебнулось. Войско усвятского старосты настолько распустилось от вольной, разгульной жизни, что все в нем зависело от желания «панов солдат». Часть ротмистров вместе со своими отрядами, бросив все, уехала в Польшу. Оставшиеся постановили на сходе оставаться под Москвой до 15 сентября и,
