Увы, это так типично, когда русскому дизайнеру всё мало и ему хочется непременно оживить, украсить, уравновесить, заполнить пустующее место, усложнить. Именно по этой причине его работы как правило проигрывают работам более сдержанных и строгих западных коллег. Отсюда и «недоевропеистость» евродизаина. Навороты – системная беда русской материальной культуры. Они производны от сугубо количественного представления о качестве вещи. Наворотчик побаивается простых, непритязательных, суровых форм. Принципиальный минималист ему, конечно, не товарищ.
Навороты враждебны ясности. Они особенно ощутимы в книге в силу её многодельности, протяжённости, наделённос-ти пространным текстом и литературным содержанием. Характерный пример – избыточная аранжировка вовсе не всегда обязательного колонтитула, превращение его в элемент «бижутерии» для якобы слишком простоватой рядовой страницы. Когда дизайнер опасается, что его вклад недостаточно заметен, тогда в разряд наворотов могут попасть второй цвет и вторая гарнитура, тонированные страницы, рамки и линейки, даже картинки. Ещё очевидней вещественные навороты: вклейки и наклейки, фигурные высечки (48), излишне твёрдые переплёты, металлизированные обрезы, футляры...
Вещественные навороты в книге чреваты её физической неподъёмностью и недоступностью по цене. Впрочем, тема эксклюзива – на очереди.
Дизайн может запросто шокировать. Года три назад в коротком телевизионном репортаже с МКВЯ в качестве чуть ли не главного события ярмарки была представлена одна единственная книга. Выступление дизайнера (он и представлял) свелось к трём пунктам: переплёт и футляр из редких пород дерева, печать на листочках настоящего сусального золота -впервые в мире, стоимость книги, я не ослышался – двадцать тысяч евро. Нет, к евродизайну этот сюжет никакого отношения не имеет, перед нами чистой воды эксклюзив (49).
Навороты свойственны эксклюзивной вещи по определению, предписаны самим издательским заданием. Вещь действительно исключительного достоинства вряд ли устроит шикующего заказчика эксклюзива. Требуется сотворить нечто заведомо подарочное, роскошное, библиофильское, престиж-
ное (такие категории есть даже в официально принятой типологии изданий). Нужна дорогая вещь для подношений важным персонам, витрин высших достижений, кофейных столиков богатых людей. Нужно удовлетворить запрос путающих прекрасное с затратным. В нашей богатой, но неблагополучной стране таких путаников немало даже среди тех, кому эксклюзив совершенно недоступен.
Эксклюзив – это всегда коллекционный тираж, самые дорогие материалы, именитый дизайнер, шик-блеск. Не обязательно плохой вкус, но эксклюзив нет-нет да и побратается с китчем, нет-нет да и облепится самоварным золотом. Эксклюзивные вещи, такова их природа, частенько обретают физические качества, которых менее всего заслуживают. Дизайнер, ставящий серьёзные задачи, стремящийся к идеалу, «эксклюзивить» не станет. Ибо идеальный дизайн – достояние скромной и по возможности доступной вещи. Для появления хорошей, но затратной вещи нужно более существенное основание, нежели самодовлеющая эксклюзивность. Как ни старайся извлечь существенную пользу из эксклюзивного задания, всё равно в завершённой композиции возобладает чужеродный элемент – деньги.
Сошлюсь на авторитетного типографа, чьё суждение кажется мне излишне категоричным, но резонным и, главное, подкреплённым реальной практикой: «...книга, которая "всего лишь" красива, но ограничена в тираже, не имеет смысла; книга должна быть красива и доступна, что обязывает к возможно более высокому тиражу» (Э.Рудер. Типографика. Москва, «Книга», 1982).
«Красива и доступна» – два добрых слова даны единственным на весь текст Рудера выделением. Труднооспоримый тезис – до чего же не по-нашенски звучит он сегодня! – направлен непосредственно против библиофильских изданий. Интересно, что бы сказал демократичный швейцарец об эксклюзивном шрифте? Каким бы ни был такой шрифт, красивым или безобразным, он недоступен абсолютно. Никто не применит его в каком-то ином качестве, нежели принято у монопольного владельца. Пленённый шрифт не сможет проявиться в разнообразных типографических ситуациях, не сможет обрести полноценный культурный статус. Отдать наборный шрифт в эксклюзивное пользование – значит посягнуть на его типо-графическую ценность.
Что бы ни говорили в оправдание плохого дизайна, качество никак не связано с материальными затратами. В то же время хорошему дизайну вовсе не вредит экономия материалов и производственных усилий. Рачительность по определению во сто крат основательней и ценнее расточительности. Если этот принцип нарушается, а так у нас обычно и бывает, то лишь потому, что затратные вещи обласканы вниманием дизайнеров, издателей и публики, а скромные – не пользуются культурным покровительством. Почему в русском графическом быту книга в переплёте и с наворотами имеет несоизмеримо больший шанс на конкурсный успех, чем скромная брошюра?
Идеальное, разумеется, несводимо к дешёвому. Между тем образы рачительности волнуют дизайнеров безотносительно к сугубо утилитарным, экономическим соображениям. Есть масса примеров, когда рачительность (не путать с концептуальным минимализмом) превращается в эстетический принцип, когда именно недорогой, экономно использованный материал и самая ходовая технология формируют облик и определяют достоинство графической вещи.
Суровая типографика, тонкая сероватая бумага, неоклеенный переплётный картон, бледноватая печать в одну-две краски, металлическая спираль на корешке, узкие поля-каёмки, стандартный (а не характерный) формат – при соблюдённой технологии полиграфического производства подобное способно очаровывать.
Недостаток многих изданий – не в пример газетам – рыхлая, разгонистая вёрстка (50). О «воздухе» на странице почему-то принято говорить, как о благе. На самом деле он далеко не всегда необходим и сам по себе не принадлежит к безусловным эстетическим ценностям. Давно пора, глядя в глаза графической реальности, воздать должное более чем естественному принципу плотного заполнения. Плотность так же легко эстетизировать, как большие отбивки, просторные поля, спуски. Бережливость по отношению к бумаге – отнюдь не помеха для идеального дизайна, скорее одно из его необходимых условий.
Дизайнер, ориентированный на образы рачительности, подумает, не сделать ли вместо твёрдой книжки брошюру, вместо брошюры – буклет, вместо буклета – газету. Газетная форма – крайнее выражение рачительности. Вспомним непериодические, порой довольно объёмные публикации в виде газеты небольшого формата. Их хочется коллекционировать как библиофильские изыски. Такие издания широко распространены на Западе. Да и газета как таковая не плетётся в хвосте графической культуры. Здесь далеко ходить не надо: иные наши ежедневные газеты могут легко конкурировать с книгами по самому высокому типографическому счёту. Сосуществование «высокой» книги и «утилитарной» газеты отмечено благотворным взаимовлиянием.
Остаётся сказать о цвете. Он входит в книгу, а теперь и газету, хозяйничает в плакате, сдабривает логотипы. Увы, его мотивация не всегда убедительна и зачастую сводится лишь к тому, чтобы выглядело богаче, ярче, внушительней: невзыскательную публику легче всего очаровать(обмануть) именно цветом, хотя бы и недоброкачественным.
Цветность вообще (дополнительный цвет) и полноцветность картинок в частности даются отнюдь не даром и далеко не всегда украшают. Как часто естественный колорит сфотографированной реальности вредит не только зрительной привлекательности, но и информативности. В тоже время однотонная печать бывает не только уместной, но и безоговорочно прекрасной. Согласно старой традиции, у скупой на цвет графической вещи такой же высокий культурный статус, как у чёрно-белой фотографии или чёрно-белого кинематографа.
Современный дизайн, при пугающей множественности его продукта, дружен с экономикой и экологией (51). Нормой высокого качества, признаком графического смака становится принципиальный отказ от всё более разнообразных технических соблазнов, таких как тиснение, высечка, печать лаком, лазерные эффекты и т.п. Мне попадались вполне изящные издания, в выходных данных которых не без эстетического (и экологического) пафоса отмечен факт использования макулатурной бумаги. Кто из дизайнеров не знает, что такая бумага ко всему прочему ещё и красива.
Не всё золото, что блестит – поговорка предостерегает от расточительности. Для пропаганды образов рачительности подошёл бы её модифицированный вариант: блестящее не обязательно из золота.
