Только 21 мая 1843 года авантюриновая чаша появилась в Петербурге. Её было решено «…поместить в бельэтаже нового Эрмитажа в 1-м зале для медалей», но и доставленная в Эрмитаж, ваза не сразу была водворена на отведенное место. В зале, где она должна была поместиться, сильными грузами испытывалась крепость балок — выдержат ли они 250-пудовую тяжесть вазы. Выдержали! И ваза, наконец, была поставлена на место.
А вот история вазы из калканской яшмы, изготовление которой заняло более четверти века. Эскиз её был утвержден правительственным Кабинетом в 1823 году. В 1825-м на Екатеринбургскую шлифовальную «мельницу» привезли из специально снаряженной в Оренбургскую губернию экспедиции глыбу калканской яшмы. Вскоре выяснилось, что из этого камня задуманная ваза не получится. Рисунок отправили обратно в Кабинет, там его изменили, и прислали для исполнения на фабрику (как ты понимаешь, электронной и даже авиапочты тогда не было, одна только пересылка чертежей занимала весьма продолжительное время).
В течение последующих десяти лет (!) производились только обрезка, грубая обточка и небольшая «выемка внутренностей». В 1836 году при специальном осмотре оказалось, что ваза — вследствие некоторых недостатков камня — не может быть сделана в точном соответствии с рисунком, и в нём опять пришлось сделать изменения.
Лучшие мастера фабрики работали над этой вазой по десять часов в сутки. Несмотря на это, работа над вазой растянулась почти на тридцать лет и закончилась уже в 1851 году! На «мельнице» были мастера, которые отдали этой вазе по 25 лет своей жизни.
Колдовской камень малахит
Платье из камня-малахита носила (и, верно, до сей поры носит) Медной горы Хозяйка. Невероятной красоты женщина с зелёными глазами и длинной косой под кокошником — такой представлялась уральцам покровительница рудокопов. Она считалась и хранительницей малахита, что не удивительно, медь и малахит в земле всегда залегают рядом. Так Хозяйку иногда и называли — Малахитница.
«Малахит в перстнях носили, помните?»
На Урале в больших количествах добывать малахит стали после открытия крупных медных рудников. Было время, когда ежегодно из рудников Меднорудянска и Гумешевска извлекалось несколько тысяч пудов прекрасного камня — то светло-зелёного, то тёмно-зелёного, атласного. В 1835 г. была найдена огромная глыба малахита весом в 25 тонн! Впоследствии эта глыба, разбитая на куски весом по 2 тонны, была использована на облицовку знаменитого малахитового зала Зимнего дворца.
В середине XIX века началась повальная мода на малахит в отделке интерьеров: в 1830-1840-е годы из камня употребляемого ювелирами, малахит превратился в материал архитектурного декора. Известный русский художник А. Венецианов (тот самый, что написал «Жнецов» и «Спящего пастушка») в одном из частных писем сообщал о заново отделываемом — после сильного пожара — Зимнем дворце: «Дворец чуть-чуть не кончен (я ещё не был), и в нём будет малахитовая комната — малахит в перстнях носили, помните?»
Из высокосортного малахита по-прежнему делали серьги, перстни, ожерелья, диадемы, броши, шкатулки. Мелкие обломки и более плохие сорта этого минерала обычно истирали на краску. Вплоть до революции в Екатеринбурге и Нижнем Тагиле можно было видеть крыши, окрашенные малахитом в красивый синевато-зелёный цвет.
Восторгаясь огромными вазами в залах Эрмитажа, сверкающими столами и мощными колоннами в Зимнем дворце или Исаакиевском соборе, не следует заблуждаться — все эти уникальные предметы сделаны из мелких кусочков, а не из цельного камня.
Метод, которым пользовались мастера при работе с малахитом, получил название «русской мозаики».
Природные особенности малахита — обилие крупных и мелких пустот, посторонних включений, ноздреватость — заставили в работе с ним отказаться от привычных представлений о всефасадной красоте камня, позволяющей выделывать объёмные вещи. Поэтому основу изделия вырезали из змеевика, мрамора или другого камня попроще.
Для изготовления русской мозаики куски малахита распиливались. Получались пластинки — толщиной в несколько миллиметров. Их подгоняли таким образом, чтоб составился общий красивый рисунок, а швы между пластинками были незаметны. Пластинки наклеивали на форму из камня или металла, которую хотели покрыть малахитом, и затем неровности зашлифовывали и полировали.
Снаружи, кстати, природный малахит часто выглядит некрасивым, пупырчатым, буро-зелёным камушком. Красота, скрытая в малахитовых «почках», обнажается только на срезе камня.
Из одного, относительно небольшого, камня на тулове вазы или столешницы получаются длинные узорчатые ленты или многослойные, большого диаметра кольца «с бахромой». Рисунок на крупном изделии всегда ложится волнами — не зря малахитовый узор сравнивают с травой, зашевелившейся от порыва ветра. Или с закипевшей морской пучиной…
На Западе способ оклеивания простого камня пластинками дорогих пород был известен давно («флорентийская мозаика»). Оригинальность «русской мозаики» заключалась в том, что оклеивались как плоские, так и закруглённые поверхности.
Уральскими мастерами, работавшими в этой технике, широко использовался не только малахит, но и лазурит, и изредка яшмы.
Табакерки, мундштуки, яшмовые… ложки!
Монументальные малахитовые и лазуритовые вазы, яшмовые чаши, колонны, каменные столешницы занимали основное место в продукции Екатеринбургской гранильной фабрики, однако здесь делали и небольшие предметы. Например, были популярны настольные яшмовые канделябры (то есть подсвечники) в виде колонн.
Иногда появлялись просто курьёзные вещи. Например, кроме табакерок, мундштуков и рукояток для кортиков резали столовые ложки из красной яшмы.
«Мода, видишь, была из камней ягоды делать. Виноград, там, смородину, малину и протча. И на все установ имелся. Чёрну, скажем, смородину из агату делали, белу — из дурмашков, клубнику — из сургучной яшмы, княженику — из мелких шерловых шаричков клеили. Однем словом, всякой ягоде свой камень. Для корешков да листочков тоже свой порядок был: кое из офата, кое из малахита либо из орлеца и там еще из какого-нибудь камня».
П.П.Бажов, «Хрупкая веточка»
Из «кабинетных» изделий были весьма распространены «накладки», или пресс-папье из цветных камней. Чугунные пресс-папье, если ты помнишь, украшались фигурками животных. А вот каменные «накладки» декорировались натюрмортами из фруктов, ягод и цветов.
Основание «накладки» делалось из одноцветного тёмного камня. Малина обычно вырезалась из орлеца, морошка — из янтаря или обожжённого красного коралла, виноград — из дымчатого горного хрусталя или аметиста, белая смородина — из хрусталя. Листочки готовились из змеевика.
Вот как работу мастера над подобной вещицей — веточкой крыжовника — описывает в своём сказе П.П. Бажов: «Ягодки-то крыжовника сперва половинками обточил, потом внутре-то выемки наладил да ещё, где надо, желобочки прошел, где опять узелочки оставил, склеил половинки датогда их начисто и обточил. Живая ягодка-то вышла. Листочки тоже тонко из змеёвки выточил, а на корешок ухитрился колючки тонехонькие пристроить. Однем словом, сортовая работа. В каждой ягодке ровно зёрнышки видно и листочки живые, даже маленько с изъянами: на одном дырки жучком будто проколоты, на другом опять ржавые пятнышки пришлись. Ну, как есть настоящие».
Натюрморты накладок делались как плоскими, мозаичными, так и объёмными. Например, на чёрную мраморную пластину укладывали кисть полупрозрачного аметистового винограда. Или — создавали композицию из разных лесных и садовых ягод. Объемные натюрморты точно передавали натуру и выглядели очень эффектно, действительно, как «живые».
В XIX веке здешние камнерезы освоили производство совсем миниатюрных вещиц, и даже резали камеи. Хотя уральские мастера не знали по этой части соперников в России, большинство произведений были всё-таки копиями слепков, выполненных с античных камей или делались с образцов известных зарубежных мастеров XVIII–XIX веков.
Настоящие камеи вырезаются из одного цельного камня, но камень подбирается, к примеру, двухцветный. Задача резчика — вырезать в верхнем слое камня изображение, а нижний (чаще более тёмный) служит фоном. Подлинные античные камеи представляют собой великолепные образцы многослойной резьбы.
