По инициативе русских шрифтовиков вышло несколько книг иностранцев: пособия Эрика Шпикермана и Роберта Брингхерста тоже шрифтоцентричны. Припоминаю другие западные издания, в заголовках которых «типографика» ключевое слово: Чихольд, Рудер, Берне, Главса, Вайнгарт, Пойнор... При всех различиях эти книги сосредоточены на вопросах пространственной организации текста, но не шрифтологии.
(78) Выскажу предположение относительно одной из причин шрифтового бума. Дело, разумеется, не только в сооблазни-тельном чудодействии специальных компьютерных программ. Многие шрифты делаются по инициативе дизайнеров, иными словами, над шрифтовой разработкой не всегда нависает «вредный» заказчик. А если всё-таки нависает, то он, должно быть, покладист при приёмке. Ибо дилетант не может не довольствоваться общим благоприятным впечатлением от любого шрифта, а бесчисленные тонкости и собственные огрехи ведомы только самим тайп-дизайнерам.
Один из них характеризует ситуацию так: «Сейчас шрифтовая культура (...) – это одна из самых быстро развивающихся и интересных визуальных культур. И для бытовых нужд шрифтов достаточно. А для развития культуры мы их делаем сами по себе и делаем как бы про запас, потому что наш дизайн категорически не успевает за твоей работой, моей работой... Мы вырвались вперёд» (Юрий Гордон в беседе с Ильёй Рудерманом. БГ, № 18,19 октября 2011).
Итак, поставщики материала уверенно лидируют. Радоваться или печалиться поверженным пользователям?
(79) Дизайнер Андрей Шеллютто ругает наш дизайн куда резче, чем я. При этом, что характерно, идёт от шрифта: «Если же сравнивать, например, с газетой Guardian, то для её макета сделано 200 модификаций. 200! А у нас газета обходится одним. Нет ни болда, ни курсива ! Не говоря уж о том, что это плохой шрифт! Мы даже не на отшибе, мы вообще нигде! И это касается, к сожалению, всего. (...) Огромная страна – 5 художников и 10 дизайнеров. И эти 5 художников и 10 дизайнеров никому не нужны» («23», см. примечание 6). Хочу заступиться за газету, которую оформлял Шелютто. Возможно, она выглядит хуже английской, но уж точно не в 200 раз!
(80) Любопытно, а может быть, и симптоматично, что сами специалисты по шрифту («микротипографы») как правило не сильны, а порой и беспомощны в дизайне целостных графических объектов. Грубоватая аналогия: творцы строительных материалов едва ли могут претендовать на достижения в архитектуре.
(81) Я не хочу уязвить благополучный журнал «Как». А название склоняю на футуристический манер. В 1915 году вышел единственный номер журнала «Взял». Поэт Василий Каменский запросто склонял глагольное название: во «Взяле», «Взялом» и т.д.
(82) Хорошие книги до «Москвы» доходят редко. (В виде исключения отмечаю солидный немецкий том, который должен бы порадовать шрифтовиков: Joep Pohlen. Letter Fountain: on printing types. Taschen, 2011). Преобладают посредственные иностранные книги и европоделки «Рип-Холдинга». В основном это аккумуляторы избыточного количества, ленивые картиночные source-books. У полок обычно мнутся покупатели, входящие в профессию. По моим наблюдениям, они испытывают растерянность, не зная, к какому источнику прильнуть.
(83) В интернете есть масса всего и сразу. Легко ли дизайнеру проявить творческую оригинальность при таком напоре зрительной информации?
Я не пасусь в сети. Мне – расписываюсь в собственной слабости – трудно свыкнуться со светящимся, мельтешащим, заключённым в тяжёлую раму «хардвера».
(84) Дизайнер Владимир Чайка: «Никаких контактов с рекламой. Никаких контактов с большими деньгами и их хозяевами. Никаких контактов с костюмным миром (сами костюм не носим!)» («23», см. примечание 6).
«Звёзды» в рекламе, кажется, не участвуют. Графическое качество рекламной продукции, по общему впечатлению, ниже среднего. Дизайнер-рекламист вряд ли ходит в костюме с галстуком, но падок на халтуру, словно бы этим намеренно дискредитирует рекламу и тем самым заглаживает свою профессиональную вину.
(85) Любое сообщение о продаже чего-либо ошибочно называют рекламой, даже когда объявление обошлось без лукавства и риторического напора. Выступающего в эфире одёргивают, когда усматривают в его словах якобы малейший коммерческий интерес: «Только, пожалуйста, без рекламы!». Говорить гадости, получается, можно, а сказать между прочим, что такая-то книга продаётся там-то и стоит столько-то, почему-то нельзя.
(86) Слово изобретено футуристами Михаилом Ларионовым и Ильёй Зданевичем в 1913 году. Всёчество предполагает широту кругозора и свободу творческого выбора: «Все стили мы признаём годными для выражения нашего творчества, прежде и сейчас существующие».
(87) Почему бы не порадоваться встрече с ещё вчера виденным старым знакомым, а если вас приветствует незнакомец, почему бы не ответить ему тем же, а не говорить «простите, я вас не знаю»?
Ещё лет двадцать назад слово «дизайн» произносили как заклинание, противопоставляя «ничего лишнего» и «всё продумано» дряблой графической реальности. Сегодня дизайн пошёл по рукам и устам. Это побуждает меня, неисправимого идеалиста и максималиста, высказаться об идеале в профессии. Речь пойдёт, как вы уже поняли, о графическом дизайне. Для указания на данное ограничение достаточно картинок на обложке и двух «д» в заголовке.
Эта книжечка – не учебное пособие. Она не о правильных засечках и полях, не о гармоничном колорите и способах преодоления оптических иллюзий, не о методике проектирования, не о стилях, не об остроумных «ходах» и биеннальных триумфах, а обо всём том, что за этим стоит, о чём полезно поразмышлять, прежде чем браться за карандаш или мышь. Меня интересуют обстоятельства порождения, бытования, освещения графического дизайна, вся совокупность его продуктов. Мне нет необходимости отделять дизайнеров от заказчиков: и те, и другие (вместе с печатниками и распространителями) делают сообща одно и то же дело и, заметьте, почти всегда достойны друг друга.
Уверенно рассуждая об идеале, я подразумеваю замечательную профессию, в которой всё возможно и практически легко достижимо (2). Нужна лишь осознанная воля к профессиональному самоопределению и творческой свободе.
Особое внимание уделено этической стороне деятельности. В графическом дизайне, имеющем дело с формами преподнесения публике знаний и идей, этическое и эстетическое неразделимо.
В «Идеальном дизайне» всё же немало конкретных примеров и критических пассажей. Одни главы – о безусловных достоинствах, другие – о характерных пороках, так сказать, минус-идеалах. Негатив черпается из отечественной, увы, только столичной практики. Отстаивая идеал, я иду от противного, а противного предостаточно (каламбур нечаянный). Если вы не разделяете мой скепсис, считайте, что говорится о плохом вообще.
Меня интересуют примечательные и симптоматичные явления, а не личности, поэтому имена «антигероев» профессии не называются. Если вы их узнаете, значит в моих критических выпадах что-то да есть. Догадываюсь, что «кто-то кое-где у нас порой» делает отменные графические вещи, но общая картина не радует. Зная, как болезненно дизайнеры воспринимают неодобрительные отзывы о своих работах (3), отмечу следующее. Во-первых, по замыслу книги, я ориентируюсь на труднодосягаемый идеал, во-вторых, особо не выделяю никого из критикуемых – на их месте могли бы быть и другие, в-третьих, никого не хочу обидеть. Дизайнеры избалованы полным отсутствием профессиональной критики, не считая комплиментарной (4). Критическая масса непрерывно растёт, а с её ростом обогащается представление об идеальном дизайне.
Я почти не затрагиваю тему функциональности, хотя всё, что входит в это понятие, не противоречит идеалу. Анализировать в общем плане всяческие удобства для читателя-зрителя (на чём я когда-то съел собаку) – значит топтаться на затоптанном пятачке само собой разумеющегося, открывать простые истины, практическое значение которых ничтожно. Чтобы сделать графическую вещь неудобочитаемой, неясной, логически нестройной надо приложить особые усилия, но пока это мало кому удавалось, а те, кому удалось, либо откровенно халтурили, либо прекрасно осознавали, что вступают в область непривычного.
В моей книжке, как ни хотел я этого избежать, в очередной раз затронуты светлые эпизоды нидерландской графической жизни. Это связано, с одной стороны, с однобокостью моих познаний, а с другой – с той реальной свободой, которая царит на графической сцене страны тотального дизайна. Голландский случай (он всё еще, несмотря на глобализацию, имеет место) помогает открыть человеческое измерение в пространстве профессии.
И последнее. От бесчисленных дизайнерских книжек с одними презентативными картинками делается тошно. Моя книга практически без иллюстраций. Идеальное существует только на словах, да и противное идеалу трудновыразимо в репродукциях. Конкретные графические примеры только описаны. Решившись на иллюстрирование, я бы сфальшивил. Знаю, дизайнеры предпочли бы с картинками, но действую излюбленным методом «клин-клином»: авось кто-нибудь даст себе труд осилить небольшой и, надеюсь, бесхитростный текст.
