Зинаида Серебрякова - Алла Александровна Русакова

увлекает живопись Ренуара, а больше всего — Дега, любовь к которому останется с ней на всю жизнь. Надо подчеркнуть, что, не без влияния самого Бенуа, который в это время с семьей живет в Париже, Серебрякову оставляют совершенно равнодушной, даже отталкивают современные течения. А ведь в эти годы искусство Парижа «кипит» от наступления нового: становится широко известным и необходимым молодым живописцам творчество постимпрессионистов — Сезанна, Ван Гога, Гогена. Более того, только что прошла выставка «диких» — фовистов во главе с Матиссом, Дереном, Руо, Марке.

Несколько прямолинейно Серебрякова — и в юности, и в течение всей дальнейшей жизни — отрицает значение и мощь первоклассных мастеров европейского искусства — своих современников и даже их непосредственных предшественников (делая, впрочем, исключение для произведений Ван Гога). В таком неприятии всех новых, а тем более новейших, течений сказалось влияние несколько однозначно воспринятых с детства принципов мирискусников, к которым, возможно, прибавилось и впечатление от воззрений Альберта и Леонтия Николаевичей Бенуа (вспомним их отношение к Выставке русских и финляндских художников как к выставке «декадентской»). Сам же Александр Николаевич Бенуа оказался несравнимо восприимчивее (впрочем, в несколько более поздние годы) ко многим явлениям живописи. Об отношении Зинаиды Евгеньевны и А. Н. Бенуа к искусству 1920–1950-х годов, то есть периода ее жизни во Франции, придется еще говорить.

Но вернемся к ее пребыванию в Париже в 1905–1906 годах. Большое значение для Серебряковой имеет ее постоянная и увлеченная работа над этюдами уголков Парижа и Версаля, этюдами, в которых ощущается несомненное влияние импрессионистов — и в восприятии, и в видении мотива. Не менее интересны и акварельные штудии уличных типов — рыночных торговок, детей в парке, где появляются новые черты цветовой обобщенности, несущей в себе начала декоративности. Такого же рода и темперные произведения, запечатлевающие работающих в академии студийцев.

Пребыванием в Париже заканчиваются, по сути дела, годы ученья Серебряковой, в целом в какой-то мере «аутодидакта», не получившей систематической «школы». Но отсутствие систематических длительных учебных занятий, будь то в петербургской Академии художеств, в любой из парижских академий, более либеральном Московском Училище живописи, ваяния и зодчества, было — и с великолепными результатами — заменено у Серебряковой уменьем учиться самостоятельно у великих старых мастеров в Эрмитаже, Лувре, в музеях Италии, где она всегда делала зарисовки, копировала живопись (а в зрелые годы в Париже писала удивительные копии с мраморных скульптурных портретов), а главное — бесконечно и неутомимо писала и рисовала с натуры, в том числе и с натуры обнаженной. Ее огромная одаренность в сочетании с предельным трудолюбием и целеустремленностью, с невозможностью существовать без творчества сделали Серебрякову подлинным художником-творцом и не менее подлинным совершенным мастером.

В начале апреля 1906 года она вместе с матерью и мужем возвращается в Петербург, и с этого времени начинается новый и необычайно плодотворный период ее жизни и творчества.

Пять лет — с середины 1906-го по 1911 год — были для Серебряковой временем счастливым, заполненным и чисто семейными, и значительнейшими творческими свершениями. Именно в эти годы она из талантливого начинающего живописца становится мастером со своим лицом, притом мастером, иногда интуитивно, а иногда и совершенно осознанно, решающим важные для русского искусства этих лет задачи.

В конце мая 1906 года у Зинаиды Евгеньевны родился сын, названный в честь деда Лансере Евгением, а через год с небольшим — второй, Александр. Нежная и любящая мать, Серебрякова, по-прежнему живущая в Нескучном большую часть года — весной, летом и ранней осенью, а иногда и зимой, не только не забрасывает живопись, а отдается ей с той же страстностью, но теперь более осознанно, и вместе с тем со всегдашней неудовлетворенностью, даже болью, видящая — или думающая, что видит — ее недостатки (это качество будет ей присуще и в зрелости, и в старости).

Серебрякова как всегда много рисует, ее альбомы и большие листы ватмана заполнены и набросками, и вполне законченными, твердыми и энергичными рисунками крестьян и крестьянок за работами, а также бесчисленными зарисовками крестьянских малюток то на руках у матерей, то во временных люльках, подвешенных к осям телег во время полевых работ.

Одновременно Серебрякова уделяет все больше и больше внимания живописному пейзажу, стремясь запечатлеть столь любимое ею Нескучное и его окрестности. Вначале ее пейзаж еще тесно связан с так привлекающими ее сценами крестьянского быта, а по мере более глубокого живописного его познавания становится нетрадиционным, характерно «серебряковским». К «чистому» пейзажу она приходит через типично деревенские этюды, например, через характерный деревенский «интерьер» — «Телятник» (конец 1900-х годов), в котором с одинаковым интересом и тщанием изображены милые ее сердцу трогательные телята (она унаследовала от отца любовь и интерес к животным) и более чем скудная «обстановка» помещения с маленьким подслеповатым оконцем. К работам такого, «интимного», рода принадлежит и «Дворик с индюшками», зимний пейзаж-этюд с тонко прослеженными оттенками снежного покрова. Особое место среди пейзажных работ этих лет занимают многочисленные этюды цветущих яблонь, которые как бы служат иллюстрацией к написанному в юности восторженному письму о «белом и душистом саде». К подобным произведениям должно причислить, наряду с другими, и «Вид из окна» (1910), в котором немудрящий пейзаж с пастухом и коровами приобретает черты картинности благодаря естественному обрамлению — акцентированно голубоватой, основательно прописанной раме окна. Пожалуй, новые, можно сказать, чисто индивидуальные черты восприятия природы явственно дают о себе знать в «Табуне лошадей» (1909), где на фоне широко раскинувшихся лугов, смело и свободно проработанных, изображены энергично написанные группы лошадей с жеребятами. Здесь следует отметить характерную для серебряковских пейзажей этих лет черту — высокий горизонт, что позволяет любовно, со вниманием запечатлеть в тонко прослеженных цветовых оттенках плавные изгибы невысоких холмов.

Среди упомянутых пейзажей постепенно появляются те, что станут характерными для Серебряковой на протяжении всей ее творческой жизни. Их по праву можно назвать «серебряковскими», так явно выражено в них особое, присущее в сильнейшей мере ее творчеству качество — картинность, то есть значительность воплощаемого мотива, обобщенность, композиционная продуманность, стремление к уравновешенности и логичности построения, о чем нам придется постоянно говорить. Именно в пейзажах Серебряковой конца