Однажды он явился к портному, помахивая тросточкой, гордый своей неувядаемой свежестью и упитанностью, и спросил у него или у подмастерья, а то и у мальчишки-ученика:
«Простите, сударь, не могли бы вы сказать, сколько материи понадобится, чтобы сшить пару интеллигентных штанов по моей мерке?»
Дубина, охламон, тупица, идиот!
Однажды в пятом классе на уроке рисования зубрила с первой парты, который все время щипался, вдруг показал мне лист тонкой бумаги, на который он перерисовал картинку из «Нивы» — «Курильщик».
Вот это да! Я чуть не упал.
Плохо помню, что и как, но когда я увидел рисунок, меня словно ошпарило: почему не я сделал его, а этот болван!?
Во мне проснулся азарт.
Я ринулся в библиотеку, впился в толстенную «Ниву» и принялся копировать портрет композитора Рубинштейна — мне приглянулся тонкий узор морщинок на его лице; изображение какой-то гречанки и вообще все картинки подряд, а кое-какие, кажется, придумывал сам.
Все эти работы я развесил дома в спальне.
Мне был знаком уличный жаргон, известен обиходный лексикон.
Но слово «художник» было таким диковинным, книжным, будто залетевшим из другого мира, — может, оно мне и попадалось, но в нашем городке его никто и никогда не произносил.
Это что-то такое далекое от нас!
И сам я никогда бы на него не натолкнулся.
Но однажды ко мне пришел в гости приятель. Обозрев картинки на стенах, он воскликнул:
— Слушай, да ты настоящий художник!
— Художник? Кто, я — художник? Да нет… Чтобы я…
Он ушел, оставив меня в недоумении.
И тут же я вспомнил, что действительно видел где-то в нашем городке большую, как у лавочников, вывеску: «Школа живописи и рисунка художника Пэна».
«Жребий брошен. Я должен поступить в эту школу и стать художником».
Тогда конец маминым планам сделать из меня приказчика, бухгалтера или, в лучшем случае, преуспевающего фотографа.
Мать печет хлеб. 1911. Бумага, тушь.
В один прекрасный день (а других и не бывает на свете), когда мама сажала в печку хлеб на длинной лопате, я подошел, тронул ее за перепачканный мукой локоть и сказал:
— Мама… я хочу быть художником.
Ни приказчиком, ни бухгалтером я не буду. Все, хватит! Не зря я все время чувствовал: должно случиться что-то особенное.
Посуди сама, разве я такой, как другие?
На что я гожусь?
Я хочу стать художником. Спаси меня, мамочка. Пойдем со мной. Ну, пойдем! В городе есть такое заведение, если я туда поступлю, пройду курс, то стану настоящим художником. И буду так счастлив!
— Что? Художником? Да ты спятил. Пусти, не мешай мне ставить хлеб.
— Мамочка, я больше не могу. Давай сходим!
— Оставь меня в покое.
Улица. 1910-е. Бумага, тушь.
И все-таки решено. Мы пойдем к Пэну[13]. И если он скажет, что у меня есть талант, можно подумать. Ну, а если нет… (Все равно буду художником, думаю я про себя, но выучусь сам.)
Итак, моя судьба в руках г-на Пэна. По крайней мере, так сочла мама, глава семейства. Отец дал мне пять рублей, плату за месяц, но бросил их во двор, так что мне пришлось бежать подбирать.
Вообще-то в первый раз я узнал о существовании Пэна, когда ехал как-то на трамвае вниз к Соборной площади и мне бросилась в глаза белая на синем фоне надпись: «Школа живописи Пэна».
«Ого! — подумал я. — Какой культурный город наш Витебск!»
И тогда же решил познакомиться с мэтром.
Собственно, эта синяя жестяная вывеска ничем не отличалась от тех, что висели над каждой лавкой.
Ведь в нашем городке визитные карточки или маленькие таблички на дверях не имели никакого смысла. Никто не обратил бы на них внимания.
«Булочная-кондитерская. Гуревич».
«Табак. Все сорта табака».
«Фрукты, бакалея».
«Варшавский портной».
«Парижские моды».
«Школа живописи и рисунка художника Пэна».
И все это коммерция.
Но все же эта последняя вывеска показалась мне словно бы из другого мира.
Синяя, как небесная лазурь.
Открытая дождю и палящему солнцу.
И вот, свернув потрепанные листы с рисунками и ужасно волнуясь, я иду вместе с мамой в мастерскую Пэна.
Едва переступив порог, на лестнице, ощущаю пьянящий чудесный запах холста и красок. Повсюду висят портреты. Дочь градоначальника. Сам его превосходительство. Г-н и г-жа Л., барон и баронесса К. и другие. Откуда мне их всех знать?
Мастерская набита картинами, сверху донизу. Даже на полу свалены рисунки и свернутые холсты. Свободен только потолок.
Там раскинулись на просторе полотнища паутины.
Все завалено гипсовыми руками, ногами, греческими головами, белыми, покрытыми слоем пыли орнаментами.
Всем нутром чувствую, что путь этого художника — не мой. Что за путь — еще не знаю. Думать некогда.
Головы — как живые. Поднимаясь по лестнице, я щупаю то нос, то щеку.
Хозяина нет дома.
Нечего и говорить, как выглядела и как чувствовала себя мама, впервые очутившись в мастерской художника.
Она озиралась по углам, боязливо оглядывала картины.
И вдруг, резко повернувшись ко мне, почти умоляющим, но ясным и решительным тоном сказала:
— Вот что, сынок… Сам видишь, тебе так никогда не суметь. Пошли домой.
— Подождем, мамочка!
Для себя-то я сразу решил, что мне так и не надо. Зачем?
Это не мое. А как надо? Не знаю.
Мы остались ждать. Сейчас мастер решит мою участь.
Господи! А вдруг он не в духе и сразу отрежет: «Никуда не годится»?
(С мамой или без нее — готовься, все может быть!)
В мастерской пусто. Впрочем, в соседней комнате кто-то есть. Наверно, ученик Пэна.
Заходим туда. Он едва замечает нас.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, коли не шутите.
Он сидит перед мольбертом, верхом на стуле и пишет этюд. Вот здорово!
Мама тут же обращается к нему с вопросом:
— Скажите, пожалуйста, г-н С…, приличное ремесло это самое художество?..
— Где там… Ни продать, ни купить…
Ответ циничный, грубый, но вполне исчерпывающий.
Его хватило, чтобы утвердить маму в ее предубеждении, а во мне, заикающемся юнце, зародить горькое чувство.
Но вот наконец и долгожданный мастер.
Грош цена моему таланту, если я не смогу описать вам Пэна!
Он мал ростом. Но это его не портит. Тем изящней его фигурка.
Полы пиджака косо сбегают к коленям.
Разлетаются — вправо, влево, вверх и вниз, и вместе с ними порхает часовая цепочка.
Подвижная светлая бородка клинышком выражает приветствие, грусть, похвалу.
Мы подходим — мэтр небрежно здоровается. (Внимания достойны лишь градоправитель да богатые заказчики.)
— Что вам угодно?
— Да вот… уж и не знаю, право… вот он хочет быть художником… Прямо спятил!.. Взгляните, пожалуйста, на его рисунки… Если у него есть талант, еще куда ни шло, может, и стоит ему у вас учиться, а если нет… Может, все-таки пойдем домой, сынок?…
Пэн непроницаем.
(Ну, хоть мигни, мучитель! — думаю я.)
Столовая. 1922–1923. Бумага, офорт, сухая игла.
Бегло просмотрев копии из «Нивы», он цедит:
— Н-ну… некоторая предрасположенность проглядывает…
«Будь ты неладен…» — чертыхаюсь я про себя.
Мама поняла не больше моего.
Но хватило и этого.
Я получил от отца пять рублевых монет и неполных два месяца проучился в витебской школе Пэна.
Что я там делал? Не знаю сам.
Передо мной выставляли гипсовую голову. И я со всеми вместе должен был ее рисовать.
Усердно принимался за работу. Примеривался, измерял, прикладывал к глазу карандаш.
Но все зря — выходило криво.
Нос у Вольтера отвисал.
А Пэн все ближе.
Краски продавались в лавке неподалеку. У меня была коробка, в которой тюбики болтались, как детские трупики.
Поскольку денег не хватало, я ходил на этюды через весь город пешком. И чем дальше забредал, тем больше боялся.
Не очутиться бы в «запретной зоне» — в расположении воинских лагерей. От страха краски мои бледнели и сворачивались.
Мои этюды: домики, фонари, водовозы, цепочки путников на холмах — висели над маминой кроватью, но куда вдруг все они подевались?
Скорее всего, их приспособили под половые коврики — холсты такие плотные.
Милое дело!
Вытирайте ноги — полы только что вымыты.
Мои сестрицы полагали, что картины для того и существуют, особенно если они из такой удобной материи.
Я чуть не задыхался.
В слезах собирал работы и снова развешивал на двери, но кончилось тем, что их унесли на чердак и там они заглохли под слоем пыли.
Один из всех учеников Пэна, я пристрастился к фиолетовым тонам. Что это значило?
С чего взбрело мне в голову?
Пэн был так поражен моей дерзостью, что с тех пор я посещал его школу бесплатно, пока не понял, что мне там, как выразился С…, «ни продать, ни купить».
