Дурную репутацию “нерукопожатного” человека Проханов заслужил еще в начале 1980-х. После “репортажного” романа “Дерево в центре Кабула” “он был подвергнут остракизму своими коллегами. С ним демонстративно переставали кланяться <…> его исключили из круга порядочных людей”[268]. Проханов одобрял Афганскую войну, воспевал Советскую Армию в то время, когда для либеральной интеллигенции антисоветская фронда казалась позицией, единственно возможной для “порядочного человека”. Абсолютная лояльность государству-империи обеспечила автору “Дерева” репутацию конформиста, “продавшегося с потрохами”. Вскоре к нему приклеились ярлыки “соловей Генштаба” и даже “денщик Главпура”.
Однако в 90-е государственник Проханов был одним из лидеров непримиримой оппозиции. Власть он клеймил неустанно, изобретательно, талантливо[269]. К либеральному читателю в 2002 году (роман “Господин Гексоген”) вернулся Проханов-оппозиционер, а не Проханов-государственник. Противоречие между “старым” и “новым” имиджем Проханова попытался разрешить И. Кукулин, назвавший оппозиционность Проханова “фиктивной”[270]. Между тем Проханов не вписывается в жесткую систему “конформизм — нонконформизм”. Он государственник “не корысти ради”. Русское государство, по мнению Проханова, может быть только империей. Империя — цель и смысл русской истории, “путь к Абсолюту, к идеалу, к коммунизму. Абсолютно идеальное трансцендентное бытие” (так сказано в романе “Надпись”, 2005). Для Проханова история России едина: киевский, московский, петербургский и советский периоды — этапы развития империи. Каждая из империй достигает все больших успехов, все больше расширяет собственную территорию[271].
Прохановский идеал России — вовсе не Святая Русь, и даже не позднесталинский Советский Союз, а прекрасное футуристическое государство, основанное на высоких технологиях, мир, где счастье человеку принесут “космические вездеходы и поезда, работающие на энергии Солнца. Межпланетные “челноки” и паромы с двигателями на фотонах… Агротехника лунных и марсианских садов” (роман “Экстремист”, 2007). Именно технологии — основа русской мощи. Показательно название одной из самых известных передовиц Проханова: “Сталин — не бронза, а скорость света”[272].
Идеология Александра Проханова хорошо вписывается в концепцию русской революции, созданную писателем Владимиром Шаровым. Последний полагает, что идейной основой русского коммунизма был не марксизм, а русская мессианская идея о Третьем Риме и философия Николая Федорова. Учение Федорова оказало очевидное влияние и на Александра Проханова[273], наряду с православным мессианством, эсхатологическим духом старообрядчества (Александр Проханов — потомок древнего старообрядческого рода), русским национализмом и технократическими утопиями футуристов.
По мнению Проханова, в российской имперской экспансии заключен не экономический, а мистический и даже эсхатологический смысл: Россия создает Царство Небесное на земле. Сотворенный по образу и подобию Божьему человек стремится к Божественному идеалу, важнейший шаг к идеалу — создание “эликсира бессмертия” и воскрешение отцов (по Николаю Федорову). Государство призвано осуществить этот грандиозный проект. Если государство не соответствует этому идеалу, значит, оно захвачено врагами, у власти находится временный оккупационный режим (ВОР)[274]. Против такого государства необходимо бороться всеми средствами. Внимательный читатель Шарова найдет в этой концепции немало знакомых мыслей[275].
В 90-е годы Россию, по мнению Проханова, оккупировали враги: “все русское небо было заполнено демократическими нетопырями и ведьмами”[276]. К врагам автор “Красно-коричневого” относит в первую очередь Америку, что неудивительно, ведь писатель и журналист Проханов не только сформировался в эпоху Холодной войны, но и был бойцом, солдатом, ветераном этой войны. Другой враг — российские либералы, пособники Америки, подточившие мощь советского государства. В одном из ключевых эпизодов “Последнего солдата империи” космический челнок “Буран”, символ советской технократической цивилизации, изнутри выедают тараканы, которые в данном контексте ассоциируются с либералами, “кухонными философами” (один из героев “Последнего солдата империи”, интеллигент, скептик и циник, даже носит фамилию Тараканер). Врагами либералы остались и позднее. В 90-е годы, во время Первой чеченской войны, либералы при помощи СМИ “с тыла громили изможденную Российскую армию”[277]. Поэтому Проханов остается последовательным противником российских либералов: “Хороший либерализм — мертвый либерализм”, — пишет он[278].
К врагам империи Проханов относит еврейский народ. Антисемитизм Проханова — тема для особого исследования. Возможно, на формирование антисемитских взглядов Проханова повлияли писатели-почвенники, с которыми он начинает сближаться на рубеже 1980-1990-х. Юдофобия была традиционно сильна в кругу “Нашего современника”, где Проханов напечатал многие свои романы.
В 90-е Проханов, автор передовицы “Еврейские банкиры и чеченские гранатометы”[279], был едва ли не главным антисемитом страны. На страницах газеты “Завтра” регулярно появлялись антисемитские материалы. Впрочем, с антисемитизмом автора “Гексогена” все не так просто. “Евреи в концепции Проханова — мистические близнецы русских”[280], — полагает Лев Данилкин. Более того, Проханову особенно удаются как раз образы евреев: Зарецкий из “Гексогена”, Бернер из “Чеченского блюза”, Литкин из романа “Идущие в ночи”. Последний и вовсе предстает “темным двойником” Проханова[281].
Напротив, самыми отъявленными антисемитами нередко оказываются отрицательные персонажи. В романе “Господин Гексоген” генерал Копейко, один из участников проекта “Суахили”, глумится над евреем Зарецким. Еще колоритнее “клинический” антисемит Саблин из романа “Надпись”: безумный негодяй, который пишет в КГБ доносы на своих друзей. Рядом с ним еврей Марк Солим представляется героем положительным, а сам роман “Надпись”, несмотря на антисемитские выпады второстепенных героев (но не Коробейникова, прохановского alter ego), — и вовсе лишенным юдофобии. Хотя это не совсем так. Марк Солим — одна из ключевых фигур в “Ордене КГБ”, на который Проханов возлагает ответственность за развал Советского Союза[282].
Вместе с тем нельзя согласиться с Ильей Кукулиным, который утверждает, будто Проханов в поздних (после “Гексогена”) романах, рассчитанных уже на либерального читателя, прекратил нападки на евреев[283]. Поздние “Теплоход Иосиф Бродский” и “Экстремист” относятся к самым юдофобским (даже карикатурно юдофобским) произведениям Проханова. Градус антисемитизма доведен до предела. Чего стоят установленные по всей Москве новогодние елки с шестиконечными звездами, которые высасывают из России энергию, переправляют ее на Останкинскую башню[284], оттуда энергия уже передается в Израиль (“Экстремист”). Безумная идея “энергетического паразитизма” воплощается и на персональном уровне. Получается что-то вроде антисемитской интерпретации маканинского “Ключарева и Алимушкина”. Еврейская красавица Дина Франк, “источавшая силу и страсть”, высасывала энергию русской неудачницы, жены генерала Буталина (Рохлина?).
Отношение Проханова к политической элите 2000-х гораздо сложнее. Интересно посмотреть на эволюцию образа президента в творчестве Проханова. Впервые он возникает в романе “Идущие в ночи” (2000). Избранник, будущий президент, креатура банкира Парусинского (Березовского?), к ужасу последнего выходит из подчинения и поднимает тост “…за победу русского оружия!.. За русского воина!.. За Россию!..” Однако уже в следующем романе “Господин Гексоген” Избранник оказывается искусственно синтезированным андроидом, который после гибели своих создателей распадается, превращаясь в радугу. В “Политологе” и “Крейсеровой сонате” Проханов глумится над образом президента. Счастливчик из “Крейсеровой сонаты” — комический персонаж, игрушка в руках властного Роткопфа (Чубайса?). Ва-Ва из “Политолога” носит женское платье, танцует в кафешантане, превращается то в галактику, то в лобковую вошь.
Однако в 2006–2008 годах его отношение к президенту вновь меняется. И вот уже в романе “Теплоход Иосиф Бродский” появляется светлый образ… нет, не президента, но президентского сановника, интеллектуала-силовика Василия Есаула (помесь Владислава Суркова с Игорем Сечиным и Дмитрием Козаком).
При этом Проханов все-таки остается оппозиционером. Его взгляд на происходящее, по крайней мере начиная с позднеперестроечного романа “Ангел пролетел”, достаточно мрачен. Тональность его поздних вещей почти всегда алармистская и даже апокалипсическая: “Россия находилась во власти злодеев, расхищавших ее богатства, обрекавших русский народ на унылое прозябание <…> Обезлюдевшие русские земли заселялись воинственными кавказцами[285], предприимчивыми и неутомимыми китайцами, а управляющие страной упыри копили миллиардные состояния…” (роман “Холм”, 2007).
