Ознакомительная версия.
Какая удивительная легковерность у наших советских людей. Стоило лишь почитать книжку, как мгновенно, презрев опыт собственной жизни, наплевав на своих два высших образования, счастливое детство, спасенного ребенка, она вдруг выскакивает на дорогу, заламывает руки и истошно орет на весь белый свет: «Вай, как нас обманули»! А что указанные авторы, Солженицын и Бунин — потомки помещиков, строго соблюдающие в своих рукописях классовый интерес на предмет «все советское — значит, плохо», и в голову бывшей начальнице не пришло.
Мне, к примеру, лишь за одно только высказывание о русском народе невероятно за Бунина стыдно:
«25 февраля. Слух: союзники — теперь уже союзники! — вошли в соглашение с немцами, поручили им навести порядок в России.
Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка — и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток:
— Вставай, подымайся, рабочий народ!
Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин все как на подбор преступные, иные прямо сахалинские.
Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: „Cave furem“. На эти лица ничего не надо ставить, — и без всякого клейма все видно».
И автором таких отзывом о русских людях восхищается Галина Шаповалова, хотя сама не из рода помещиков, а явно — пролетарское дитя?.. Так чему же она научилась в двух институтах? Может, вообще ничему не научилась, лишь зачеты кое-как сдавала, потому ничего не поняла хотя бы в жизни Бунина: Ивану Андреевичу нравились лишь те русские, которые почтительно в слугах ходили, а без «помещичьего благословения» русский народ, с точки зрения писателя, — полное ничтожество.
Кстати… Советское правительство проживающей в Париже вдове Бунина только за охранение рукописей Бунина до конца дней ее платило пенсию.
«Да! Да! Да! — продолжала Шаповалова на страницах газеты „Афинский курьер“. — Вы правы в том, что было бесплатное образование, медицина, квартиры и много-много всего хорошего было! Но! Могло-то ведь быть еще гораздо лучше! И должно было быть! При таком богатстве нашей страны люди были-то полунищие! Я вдруг вспомнила, что у меня никогда не было двое туфель, а только одни. И платье-то всегда одно — только форма! А моя мама всю жизнь работала учительницей, и у нее никогда не было часов! Их не на что было купить! А еще пенсия в 57 рублей, перед смертью прибавили еще 5. Но мы ездили каждое лето в Сочи. Мы жили хорошо потому, что у нас, русских, т. е. всех советских, были ничтожные запросы. Эти коммуналки, которых нет нигде! Эти 5-метровые кухни!» («Афинский курьер», 22–29 декабря 2006 г.).
Если к «ничтожным запросам» Галины Шаповаловой прибавить еще стоимость двух высших (по нынешней рыночной цене), той же бесплатно полученной коммуналки со смехотворной квартплатой, всех бесплатных путевок в Сочи с минимальной ценой на проезд или вообще с бесплатным, то и получится, что жила Галина в Советском Союзе как высокооплачиваемый специалист на Западе, но все охотно обменяла на ГУЛаг, который после 1991 года реально разверзся под ногами миллионов тружеников. Отчего инженер с высшим образованием Шаповалова оказалась вдруг в роли жалкой домработницы на далеком острове Крит.
Но что она в этой ситуации поняла? Когда ее мама каждый год в Сочи за 57 рублей пенсии и еще с дочерью… это не ничтожные запросы. Элементарная арифметика: две-три пары туфель и часы легко можно было приобрести, коль забыть хотя бы про одну поездку в Сочи. И в школьной форме в Сочи? И лишь одно платье, когда в магазинах — завал тканей. Да еще каких… Пан-бархат, креп-жоржет, крепдешин, ситец! Все натуральное! Такие нынче стоят по 200–400 долларов за метр в той же Америке.
Значит, автор возмущенного письма иголки в руках не держала, словом, полная неумеха, и во всем этом виновата, видите ли, советская власть? А ведь в каждом Дворце культуры к тому же были бесплатные курсы кройки и шитья.
«Мы, завистливые рабы, — продолжает самобичевание бывшая советская гражданка, пристроившаяся сиделкой на чужбине, — хотим, чтоб все у всех было одинаково (бедно). Так отоварьтесь и вы, и торгуйте! Не можете? И я не могу. Вот поэтому мы и моем полы, и не спим ночами» («Афинский курьер», 22–29 декабря 2006 г.).
Экое самоуничижение, лишь бы оправдать спекуляцию, именуемую в странах Запада бизнесом. На одной улице купил, на другой продал, что ж ты сам произвел? Это же позволяют для того, чтоб скрыть безработицу, от которой очень страдает на Западе простой народ.
У нас ее, этой безработицы, не было. У нас каждый человек был на счету. В общем, какую только глупость не напишешь после того, как побываешь в лапах буржуазных идеологических гуру?
Читаем афинскую газету дальше. Из многих ее публикаций видно, что какая-то Варвара Дианова посмела, видите ли, в своей статье на страницах одного из российских патриотических изданий защитить советскую власть и объяснила, почему были репрессированы греки. В ответ крик на греческих островах поднимается на всю Элладу: как Дианова посмела критиковать нас?
Отвечает этой оставшейся на Родине гражданке, по менталитету еще советской, не просто эмигрант, а врач, известный общественный деятель, депутат области Аттики — Панайотис Ксантопулос.
«Почему та статья так возмутила? — пишет он на страницах „Афинского курьера“. — Я совсем маленький. Мама собирает хлопок. На сбор хлопка их сгоняли силой.
Жара 55 градусов. „Мама, мама, я пить хочу“, — прошу я. „Сыночек, вот, последние капли“, — отвечает она. Жара нестерпимая. „Мама, мама, ну я же пить хочу“, — не унимаюсь я.
„На, возьми, сыночек, помидорку“, — протягивает мама. Помидор утоляет жажду на несколько минут.
И я опять: „Мама, мама, но я больше не могу“.
Мама не выдерживает. Берет меня за руку и ведет к крошечной лужице под деревом. Прося меня: „Ты только рубашкой прикрой ее и пососи воду через рубашку“»…
Душераздирающая сцена… Как оно на самом деле могло быть? Нас, ребят, выросших в Средней Азии, тоже посылали в школьные годы собирать хлопок, и я могу документально подтвердить, что в этом крошечном тексте много лжи.
Сбор хлопка начинается в августе, ближе к сентябрю, и 55 градусов жары в такую пору уже не случаются. Да и они, эти 55 градусов жары, бывают исключительно редко, в июне-июле, где-нибудь на юге Туркмении или в глубокой пустыне. А коль мама протягивает ребенку помидор, значит, описываемое событие происходит в весьма обжитой области, где кишлаки расположены в нескольких километрах друг от друга, а вокруг каждого поля — арыки, без которых не может быть ни одного хлопкового поля.
Кстати, из таких же арыков пило воду все сельское население южных республик, и мы, городские дети, во время уборки хлопка, в том числе.
Опрокинешь, бывало, под себя фартук с собранным хлопком, с удовольствием шлепнешься на него, раздвинешь заросли мяты, шуганешь лягушат и пьешь. И никогда ни с кем из нас не было из-за этой воды хворей, экология в те годы была в порядке.
Это Хрущев притащил в нашу жизнь полную химизацию сельского хозяйства. И вот тогда уже из арыков люди пить не решались. Но Панайотис Ксантопулос описывает события — еще задолго до прихода к власти Хрущева.
А вот лужицы под деревом (их не может быть при жаре 55 градусов, они мгновенно испаряются) кишат микроорганизмами, и как же мать могла позволить дитю пить бактериальные малярийные отходы, хотя сама была врачом?
К тому же на хирманах всегда были полевые детские сады, где за детьми присматривали пожилые женщины, которые уже не могли работать в поле. И ребенок пяти лет вполне мог находиться в этом детском саду, как правило, располагавшемся под навесами или под деревьями, в котором детей вовремя кормили, всегда была нормальная вода, и мать с ним общалась, когда приходила обедать.
Но коль мама взяла с собой на поле дитя бегать по жаре меж кустов, еще и не наполнив полностью флягу, то своей неразумной привязанностью она приносила ребенку такой вред, за который ее нужно было призвать к ответу. С ребенком на жаре случился бы солнечный удар, от которого мальчик без медицинской помощи мог бы погибнуть.
«На сбор хлопка их сгоняли силой…» — пишет депутат Аттики.
Выращиванием хлопчатника человечество занимается как минимум несколько тысяч лет, и на эти работы миллионы людей во всех поколениях сгоняли силой?
Как же узбеки, таджики, азербайджанцы, туркмены, которые десятилетиями зарабатывали на жизнь в колхозах уходом за хлопчатником и его сбором, они тоже делали это под конвоем? Ах, какие мы, греки, белоручки, ах, какие особенные, нам такую работу делать не положено, даже в войну!
Депутат Аттики («АК», 22–29.02. 2008 г) свидетельствует далее:
«Дети тогда умирали один за другим — гробы, гробы, гробы. В нашем поселке, Первомайском, куда нас выслали, точнее, выбросили в поле и окольцевали, чтоб мы не сбежали, умирали один за другим дети и старики. Практически все годовалые крохи! Из моих одногодок выжили тогда я и еще одна девочка.
Ознакомительная версия.
