Корейцы зачастую ценят в праздничной пище не только вкус и сытность, но полезность и целебность. Недаром в корейском языке слова лекарство и пища имеют одинаковые корни.
Пожалуй, главными героями всего праздника будут ветераны. Они будут на трибунах перед парадами и демонстрациями, они будут в жюри спортивных и музыкальных конкурсов. Ветераны будут сидеть и во главе праздничного стола. Первыми возьмут в руки ложки, подав таким образом сигнал к началу обеда. Первыми произнесут слова поздравления с Победой и хвалу великому маршалу победы Ким Ир Сену и руководителю Ким Чен Иру. Их и будут поздравлять самые молодые корейцы.
В этот день во многих странах, славя корейский народ и его полководцев, поднимут бокалы. После очередной американской удавшейся агрессии в Ираке, нам необходима память об историческом разгроме, который случился с американскими войсками пятьдесят лет назад в Корее. Нашим политикам полезно еще и еще раз изучить опыт маршала Ким Ир Сена — что и как делать, если на твою Родину напал очередной американский "неинтеллектуальный" президент.
22 июля 2003 0
СОЛДАТ СОРОК ПЕРВОГО...
На вопросы нашего корреспондента Владислава ШУРЫГИНА отвечает старинный друг редакции “ЗАВТРА”, генерал-лейтенант Михаил Георгиевич ТИТОВ, фронтовик, начинавший Великую Отечественную войну в страшном июле 41-го, кавалер пяти орденов Красной Звезды.
В. ШУРЫГИН. Михаил Георгиевич, как для вас началась Великая Отечественная Война?
М. ТИТОВ. Фронтовой путь мой начался в июле 41-го года. До этого я был в военном училище в Куйбышеве. Нас досрочно выпустили, и буквально в течение недели мы оказались на фронте. Начал я командиром стрелкового взвода пятой краснознаменной стрелковой дивизии имени чехословацкого пролетариата. Это дивизия входила в сороковом году в Прибалтику и была очень хорошо укомплектована самой современной техникой. В ней было много артиллерии — целых два артиллерийских полка, но, к сожалению, уже к июлю почти ничего не осталось. По существу, уже в первых боях дивизия потеряла очень много техники, в том числе и артиллерию. А случилось это потому, что перед войной все были буквально заморочены идеей, что нельзя немцам дать предлога для нападения на страну. Это привело к тому, что дивизия так и не была приведена в боевую готовность и сосредоточена. Она оказалась разорванной: один полк был на границе, артиллерийские полки — на полигоне, проводили там стрельбы, стрелковые полки тоже были кто на учебных полях, кто в гарнизонах. Если бы дивизия хотя бы за сутки была приведена в полную боевую готовность и вышла на определенные по плану позиции, то таких бы потерь, безусловно, не было. Ведь, повторюсь, дивизия была очень хорошо подготовлена.
Но было строжайше запрещено приводить войска в боевую готовность, дабы не спровоцировать немцев. Когда говорят, что война началась внезапно — это неправда. О начале войны знало руководство. Руководству разведка докладывала, и всё это было ясно. Если с точки зрения тактической, то да, внезапность была. Но мы ее сами, по существу, искусственно создали. Мы могли бы не допустить этой тактической внезапности, и потери бы наши были значительно меньше.
Я прошел путь в пятой дивизии с командира стрелкового взвода до заместителя командира полка, и даже исполняющего командира полка. В 42-м был тяжело ранен. После госпиталя пытался вернуться в свой полк, но попасть в него не смог. Если бы не это ранение, то я, наверное, был бы утвержден в должности командира полка.
Дивизия же моя закончила войну на Западном направлении, севернее Берлина. После боев на Ржевском направлении она получила название 44-й Гвардейской.
В.Ш. Расскажите, как кормили на фронте?
М.Т. Тут дело не простое было даже с питанием. Где сложнее на фронте было, туда давали больше. В обороне три раза, как правило. В долгой обороне это ведь, считай, жить уже почти в нормальных условиях. В окопах обустроились, как у себя в квартирах.
Нормально питались, на передовую приносили горячее в термосах. В тылу — полевые кухни. Но, конечно, не всегда хорошо питались. Вот, допустим, зима 41/42 года была очень тяжелая, склады были разбиты армейские, как нам говорили. Поставки на фронт запаздывали, потому что войска нужно было направлять, и бомбежки были, уничтожение эшелонов было. Поэтому питание было очень неважное. Я помню, нам давали гречневой крупы грамм 150, жира немного, хлеба 500 или 600 грамм, чай, вода. Особенно тяжело было с мясом, с другими питательными продуктами. Но тогда было много лошадей в армии, потому что вся артиллерия была полковая, дивизионная на конной тяге. Но забивать лошадей на мясо запрещалось категорически. За это можно было под трибунал легко угодить. Но наш солдат, он же всегда найдёт выход. И как иногда делали, когда совсем плохо с питанием было. Уводили лошадь вроде по делу, по необходимости, и подводили близко к передовой. Немцы, конечно, стреляли и убивали лошадь. Потом мы её закапывали в снег, разрезали, и это мясо потом варили. И никто не мог нас осудить. Не мы же лошадь застрелили. Но уже с весны 42-го года значительно улучшилось питание. На завтрак давали каши всякие. А вот на обед было и первое, суп там, и каша с мясом или салом, чай, хлеб.
В.Ш. Скажите, какие были отношения между командным составом и комиссарами? И как к ним относились солдаты?
М.Т. Я вам скажу так, в целом отношения были нормальными. Но на первом этапе комиссары были на одном уровне с командиром, за всё отвечали, и нередко бывало, что возникали конфликты из-за того или иного решения. Понятно, ведь тогда чаще всего выбирали между плохим и ещё более плохим. И каждый из них, командир и комиссар — отвечал и за происходящее по своей линии. Вот и ругались. Особенно, когда надо было принимать решения на отход или отступление. Но они же, комиссары, во многом обеспечивали и стойкость частей. Особенно в первые месяцы, когда много неразберихи было и отступление. Тогда призыв: "коммунисты, вперёд!" — это не голый лозунг был. С членов партии спрос был совершенно другой. Поэтому если и были когда-нибудь какие-то там недоразумения, то на первом этапе.
А потом, когда институт комиссаров упразднили и вместо них ввели должность замполитов, политработники стали заместителями командиров частей, соединений, военных советов, тогда уже более-менее определилось, кто, чем и когда должен заниматься. Помню, у меня в полку комиссар был, я вспоминаю его, хотя и не помню фамилию. Это был порядочный человек, и у них с командиром полка были очень хорошие отношения. Поэтому сказать, что в целом какие-то там трения были, нельзя.
Очень часто случалось, что комиссар, а потом замполит был и пообразованнее командира, и опытнее в человеческом плане. В самом начале войны в армию влилось очень много политработников из числа партийных кадров, а это люди были уже с высшим образованием гражданским, управленцы районного, городского масштаба. Они часто были интеллектуально выше своих командиров. Но это почти никогда не вызывало конфликтов. Наоборот — получить такого опытного замполита было здорово. Тогда очень хорошо понимали важность работы и воспитания солдата. Тем более, что в начале войны мы понесли очень большие потери в командном составе. И на руководящие посты выдвигалась уже молодежь. Я принял полк будучи капитаном, в 21 год, совсем мальчишкой, по существу. Я только девять месяцев как окончил училище. Так что хорошие комиссары только дополняли командиров. Солдаты к комиссарам относились чаще всего с большим уважением, видели в них людей партии. Часто искали справедливости, с бедами шли к комиссару.
В.Ш. Какой ширины давалась полоса обороны полку?
М.Т. На полк специального норматива не было. А на дивизию 20 км приходилось. А уже сам командир дивизии планировал, как строить оборону: 2 полка впереди, один сзади или как-то один растягивал, а где-то резерв создавал. Все зависело от обстановки, условий, сил противника. Здесь за устав не цеплялись. Мало ли, что кто-то написал в уставе, сколько где должно быть километров. Устав есть устав, а война есть война. На войне ты уже смотришь не только, какой противник, но и кто там командиры, как он командует.
На войне командиры более свободные. Я это знаю еще по полку, по принятию решений знаю. Тебя там могут снять только за то, что ты не выполнил задачу, а не за то, что ты вправо или влево сдвинулся. Командир дивизии, он настолько самостоятельным был, что это даже сложно представить сегодня. Он был почти бог для своих 20 километров. Ты ещё попробуй до него доберись! Особенно, когда бои в окружении вели, или в обороне. Тут главное одно — держишь позиции, не отступил — молодец! А как, какими силами, за счёт чего — одному тебе ведомо. Поэтому был очень большой простор для всякого рода задумок, инициативы. Помню, когда кончилась война, и я попал в академию Фрунзе учиться, то, когда преподаватели рассказывали нам о тех или иных тактических приёмах, я иногда думал: "Смотри, а я это уже делал!". Делал там, на войне, на фронте, сам, без всякой академии.
