В 1909 году на удивительно красивой площади Пьяцца Марина был убит лейтенант нью-йоркской полиции Джо Петрозино, приехавший в Сицилию для установления родственных связей мафии с членами преступной организации «Черная рука», стремительно расползавшейся в это время по Нью-Йорку. В убийстве Петрозино был обвинен «дон» Вито Кашо-Ферро, знаменитый главарь палермской мафии. На суде «дон» Вито спасает свою шкуру не благодаря своему уму и хитрости: выручает его один из депутатов парламента, избранный в Палермо, который не жалеет своего красноречия, доказывая, что в час убийства мафиозо присутствовал на обеде в его доме (отсюда видно, какова роль «белой перчатки», если она имеет общественный вес).
В потоке эмигрантов, бежавших в те годы с Сицилии, было немало и мафиози. Им, волею судьбы осевшим в Нью-Йорке, еще предстояло прийти к своему американскому могуществу и забыть о тяжелой нужде, изгнавшей их из родных сицилийских деревень.
Но где господство мафии было беспредельным, так это в мире преступности. Уже в 1878 году правительство Франции предпринимало официальные демарши в связи со случаями покушений на французских подданных, путешествовавших по Сицилии. Но мафия, не обращая на это никакого внимания, упорно продолжала свою деятельность: с 1880 по 1920 год сотни состоятельных людей, среди которых были дворяне и даже баронеты, были похищены и возвращены семьям только после уплаты крупного выкупа. Временами это становилось похоже на пари: за кого заплатят самый крупный выкуп. Новый век начался с похищения молодой красивой Бианки Уайтэкер, девушки из известной англо-сицилийской семьи. Через три дня, после уплаты крупного выкупа, когда девушка уже возвратилась домой, между похитителями вспыхнула ссора из-за дележа выкупа, и «дон» Фифи Маккьярелла, их главарь, убил четырех своих сообщников, настаивавших на более высокой доле. Через два дня он сам будет убит родственниками его бывших сообщников.
Вряд ли кто сможет сосчитать число вымогательств (сбора самой настоящей дани, в одних случаях предварявшей, а в других — заменявшей похищение), совершенных мафией в эти годы. Почти никто не заявлял о них, зная, что правительство все равно не сумеет пресечь этот преступный промысел, так как никто не решится отправиться на Сицилию ради ареста вымогателей.
Мафия создает себе ореол героев и даже приобретает расположение некоторой части населения благодаря своей обходительности, загадочности и намекам на то, что она «вынуждена» доставлять людям неприятности.
Страшную международную славу принесло мафии огромное количество сопровождавшихся жуткими подробностями убийств, совершенных ею на рубеже двух веков. Это были ритуальные убийства (засунутые в рот жертвы отрезанные половые органы, вложенный в руку камень, разбросанные повсюду колючки кактуса-опунции), кровавое сведение счетов между соперничающими бандами мафиози, когда взрослый мужчина мог не задумываясь убить двенадцатилетнего мальчика из враждебной семьи. Это были «подвиги» Розарио Мичели, Кристофаро Лето, Саверио Спиннато, Игнацио Трифиро, «стоппальери»[11] и «фратуцци»[12], о которых можно узнать из наиболее громких судебных процессов того времени.
Положение мафии укрепилось еще и в связи с тем, что на процессах, возбужденных против мафиози, почти всегда выносились оправдательные приговоры с формулировкой «за недостаточностью улик». «Дон» Витторио Кало, которому все уступали место как «уважаемому представителю» города, кажется, имел на своей совести что-то около 39 убийств, но продолжал спокойно садиться в конку, которая из Монреале, «его вотчины», доставляла его в Палермо.
Правда, разговоры, вызываемые в эти годы совершаемыми мафией убийствами, легко вписывались в общий вулканический характер жизни острова. Так, в 1908 году жители Нижней Рагузы, расположенной в долине, объявили подлинную войну жителям Верхней Рагузы, которые торжественно открыли новые общественные уборные, а сточные воды стали сбрасывать в долину. Находились и люди, попытавшиеся извлечь пользу из этой войны. Так, несколько священников, воспользовавшись городской сварой, решили, что наступил подходящий момент для упразднения церковного обета безбрачия. Правда, ничего из этого не вышло.
2. Первые сведения о мафии
С 1901 по 1909 год в треугольнике, образуемом городами Палермо, Трапани и Агридженто, было совершено 5084 умышленных убийства, в среднем около 250 убийств в год в Палермо, около 130 в Кальтаниссетта, более 100 в Трапани и около 140 в Агридженто. Если по всей Италии с 1900 по 1910 год было зарегистрировано чуть более 2500 умышленных убийств в год, то в сицилийских провинциях, где господствовала мафия, т. е. на территории, занимавшей менее половины острова, была совершена почти третья часть всех умышленных убийств, совершенных в Италии с 1900 по 1910 год. С 1906 по 1910 год в среднем по Италии было зарегистрировано 9,93 убийства на каждые 100 тыс. жителей, в то время как в Палермо это число подскакивало до 39,53; в Кальтаниссетта достигало 39,23; в Агридженто оставалось на уровне 34,04; а в Трапани равнялось 26,73. В первые годы нашего века первенство по количеству убийств, бесспорно, принадлежало Сицилии, хотя не все из них были совершены мафией. Показательно, что в то же десятилетие — 1900–1910 годы — Трапани, Палермо, Агридженто, Кальтаниссетта находились на уровне чуть ниже среднего национального, указанного в статистических данных, касающихся общей преступности (от убийства и кражи до нарушения правил дорожного движения), в то время как эта средняя цифра оказывалась почти удвоенной по Неаполю и его провинции.
Следовательно, на рубеже XIX и XX веков Италия с полным основанием связывала мафию с Сицилией. Считалось, что остров как бы сам по себе порождает мафию.
В 1875 году депутат парламента Бонфантини писал в связи с очередным парламентским расследованием, что сицилийское общество не стояло перед социальными или политическими проблемами, что основная ответственность за происходящее на Сицилии ложилась на Бурбонов и что мафия являлась построенным «на инстинктивной, жестокой, своекорыстной солидарности сообществом, которое объединяло в ущерб государству, закону и правовым органам всех тех лиц и те социальные слои, которые желали извлекать средства для своего существования и благополучия не трудом, а насилием, мошенничеством и угрозами».
В 1876 году Франкетти и Соннино, авторы самого блестящего исследования, когда-либо посвященного мафии, установили, что мафия — это «стоящее над законом сообщество», не вызывающее враждебности местного населения, потому что это сообщество оценивает человека «не в зависимости от отношения к нему властей и законов», а в соответствии с глубоко укоренившимся в сицилийском обществе понятием, согласно которому власть может основываться лишь на силе и насилии.
Кое-кто из членов комиссии Ячини, проводившей в 1884 году обследование земель Сицилии, связывал причины распространения преступности на острове с его климатом, отличающимся часто почти африканской жарой. В эти же годы Ломброзо, давший независимо от своей теории точный анализ системы функционирования мафии, считал, что в ней проявлялась атавистическая наследственность жестоких обычаев и нравов первобытного населения острова. И наконец, Ничефоро в конце прошлого века прямо говорил о «сицилийской расе», которая по своим наследственным качествам решительно асоциальна и в высшей степени преступна, а потому должна быть признана низшей расой.
На подобные теории сицилийцы реагировали с вполне оправданным негодованием.
По мнению молодого Палермского маркиза Антонио ди Рудини, которого в 1876 году называли «чудо-ребенком итальянской политики», следует отличать «порядочную мафию», основанную на мужестве, непокорности и стремлении не дать взять над собой верх, от «вредной мафии», выросшей на преступлениях и круговой поруке. В 1896 году Джузеппе Питре, один из крупнейших социологов, лингвистов, исследователей сицилийского фольклора, опубликовал статью, в которой утверждал, что слово «мафия» является синонимом «преувеличенного представления о значимости индивидуальной силы, нетерпимости к превосходству, самоуправству и деспотизму другого человека». Тогда же, в 1898 году социалист Каммарери Скурти, придерживающийся скрупулезной точности в своих исторических выводах, рассматривал всю жизнь Сицилии как сплошной «ад», пропитанный всевозможным насилием и своеволием власть имущих, в котором мафия, сама по себе не всегда воплощение преступности, обозначала для отдельного человека «необходимость преуспеяния в жизни».
Наряду с этими спорами, в которых проступала их идеологическая основа, в эти же годы берет свое начало и мифологизация образа жизни мафиози, хотя, как недавно доказал Титоне, «засада» — излюбленная тактика, к которой почти всегда прибегала мафия, — сама по себе была «подлостью и трусостью», то есть привычкой нападать врасплох на человека, лишенного возможности обороняться.
