Соб. инф.
Евгений Лукьяненко СУРРОГАТ (Идеология из-под развесистой клюквы)
"Хоч номiнально ми в Европi,
В найкращiй iз ii краiн,
Але фактично — в Конотопi,
Що мучить нас, як сучий син".
Максим РЫЛЬСКИЙ
13.12.1940
СТАРЫЕ "ИЗВЕСТИЯ" щедро выделили целую полосу (по крайней мере, в украинском выпуске от 17 марта с.г.) под статью председателя Социал-демократической (объединенной) партии Украины Виктора Медведчука с претенциозным крупнокалиберным заголовком "Идеология завтрашнего дня".
Если допустить, что словом "идеология" позволительно называть все, о чем пространно вещает автор, то что же за этим стоит?
Еще недавно мало кто знал Виктора Медведчука как партийного публициста. Известен он был на предводительской роли в среде адвокатов, стал партийным соискателем и наконец — депутатом, социал-демократическим лидером, одним из заместителей главы Верховной рады Украины. Но 1 февраля этого года парламентское большинство на своем собрании, вопреки сразу трем статьям Конституции Украины, которыми соответствующие полномочия закреплены за всей Верховной радой в ее пленарном режиме, провозгласил В.Медведчука первым заместителем главы парламента.
А теперь, как видим, Виктор Владимирович не только проявился еще в одном творческом качестве, но и стремительно дозрел до известинского признания как публицист, замахнувшись, к тому же, на задачу поистине океанистского (по Д.Оруэллу) масштаба... Он взялся внедрить в наше сознание, под видом осчастливливающей всех идеологии, мысль о неотвратимости благ проводимого в Украине навязанного ей политического курса. То есть стал глашатаем вожделенных намерений партийного клана, связанных с последним посланием президента Украины Верховной раде.
Была бы это и в самом деле хоть какая-то, пусть даже формально, пусть даже зазывающая в дикий капитализм, идеология — и то, пожалуй, знакомясь с ней, люди чувствовали бы себя не такими оболваненными. Ведь раскрывалась бы в таком случае пусть и неприемлемая для тебя, но чья-то убежденность, провозглашались бы какие-то ответственные для речущего принципы и общественные обязательства, довелось бы соприкоснуться с чем-то выстраданным, гласным, доступным, предназначенным для массового гражданского осмысления, рассчитанным на принятие согражданами... А если поверить Андрею Платонову, что "идеология, между прочим, находится не в надстройке, не на "высоте", а внутри, в середине общественного чувства общества" — то есть в душе носителя общественного чувства (тем более, творца идеологической концепции), то ведь довелось бы соприкоснуться и с самой душой теоретизирующего автора, по "идеологии" судить о достоинствах его души. И ведь с открытой идеологией, какой бы она ни была, в демократическом обществе можно столь же открыто соглашаться или не соглашаться, что-то ей противопоставлять вполне результативно, плюралистически с нею сосуществовать и соревноваться собственными идеями. В данном же случае все набекрень, даже, по-моему, вниз головой. На "идеологию" нет надежды — вникай или не вникай, принимай или не принимай, все равно с действительностью написанное не состыкуешь, все равно ведь джинн уже на воле и разгулялся таким политическим курсом, что ничего и не изменишь, а потому остается только одно (по В. Медведчуку, естественно): восклицать или петь этому джинну и этому политическому курсу осанну, а измученному тревогами о завтрашнем дне обществу предложить частушечное социальное отдохновение.
"Заметки" в "Известиях" обрушиваются на читателя голословно-декларативным стилем. В них не названо ни одного осмысленного явления, факта, примера, цифрового показателя, нет ни одного аналитического рассуждения, на том основанного. Читателя эти "заметки", по-моему, охватывают лишь сквозняками противоречий и отвращают от себя авторской верноподданностью...
Особенно горько и печально то, что благодаря статье мы должны распознать и с верой наперед принять свой завтрашний день (с довольно пространственным расползанием миражей и туманов фактически).
Уверен, подмена любой идеологии потаенными партийно-клановыми изысканиями на основе собственных интересов, с беспринципностью и корыстолюбием (а это порой становится подлинной неафишируемой сущностью политики властей) продуцирует реальную и особо непоправимую опасность противодействия высшему закону цивилизованного общества — осуществлению народом своих прав. Это опасность окончательного погребения их под широкими пластами социального обмана, демагогии и деспотизма.
Распознаю, кажется, задачу Медведчука — задействовать собственного проекта и, наверное, референтского исполнения обильный фонтан славословия в честь президентского "программного" послания, расцветить для легковерных теперешнюю темную и душную ночь украинского народа фейерверком пропагандируемого как грядущее разномастного благополучия и оптимизма в связи с тем же посланием.
И в самом деле, поистине фейерверочно, насквозь пестрят "заметки" рассыпчатыми словесными букетами, вроде таких: "Украина значительно продвинулась"; "на основе подлинного народовластия"; "целостная программа"; "четко обозначает цели нашего государства"; "провести модернизацию всей системы"; "придать новое технологическое содержание и динамику"; "события убедительно свидетельствуют"; "оптимизм из глубокой уверенности"; "глубокий анализ"; "необычайно высоко"; "придать ему большую социальную направленность"; "народ оказывает ему (правительству) доверие, поддерживая предложенную им программу преобразований"; "одобряем и поддерживаем"; "государство начинает практическое воплощение в жизнь лозунга "Не человек для государства, а государство для человека"...
И оказывается, это все о нем — именно о том самом дне, о том самом годе, о том самом десятилетии украинского национального прозябания, долговременной утраты обнадеживающих перспектив, о тех самых "эпохальных" деяниях власти, когда на основе президентских и правительственных программ уже миллионами вымирает целая страна.
И ЭТО ВСЕ — КАК РАЗ в середине марта 2000 года, как говорится, день в день с вступлением в силу социально обвального госбюджета; день в день с выдвижением очередных правительственных законопроектов, отличающихся неутомимыми крохоборскими изысканиями; день в день с обнародованием планов применения репрессивных санкций против "задолжавших" государству квартиросъемщиков, санкций против тех именно граждан , перед которыми само государство выступает циничным безнадежным должником; день в день с крупным повышением пассажирско-транспортных тарифов и "обнадеживающим" сообщением СМИ о грядущем повышении цен на муку, крупы, хлеб и другие самые ходовые ныне продукты, о назревающем введении новых расценок на пользование телефоном... И т.д., и т.п. Причем упомянута здесь лишь толика гласных, уже "узаконенных" норм "значительного усиления социальных аспектов государственной политики" (по В. Медведчуку, естественно).
А сколько же их негласных, не узаконенных, но инициативно проведенных "благотворительной" властью?!
Давно, к примеру, фактически ликвидировано право ветеранов Великой Отечественной войны, ликвидаторов-чернобыльцев, других групп населения на бесплатное получение лекарств по рецептам. Вернувшись на службу после двухнедельной госпитализации, коллега-ветеран рассказал, что даже в несколько привилегированной больнице вынужден был израсходовать более 500 гривен на таблетки и другие препараты. Хорошо еще, говорит невесело, что его месячной зарплаты на это хватило. Но как же быть в подобном случае людям с 70-гривневой пенсией?! В больничной столовой нет посуды, приходится носить свою, чая даже без сахара не дают — один кипяток ("пил и вспоминал послевоенные вокзалы 46-го года")...
Или другой случай. Похоронил человек отца. На печальную процедуру, на поминки, наскреб средств. Помогли существенно товарищи по работе. Чуть-чуть подсобил собес. Но вот для того, чтобы выбить дополнительную надпись на могильной плите, под которой лежат теперь и мать, и отец, денег уже нет. Нужно искать, собирать. Вспомнил, что ему более чем за полгода полагается невыплаченное "чернобыльское" пособие. Обратился в МЧС, к министру В.В.Дурдинцу. Терпел, ждал молча, но теперь вот ситуация такая: обеспечьте как можно скорее выплату положенного. Через месяц ("оперативное" реагирование!) получил копию письма министерского чиновника в местную госадминистрацию: рассмотрите, мол, внимательно и окажите помощь (?)... Хотя никакой помощи человек не просил, обратился к министру лишь затем, чтобы государство выполнило свою обязанность и гарантию . Впрочем, теперь, очевидно, выполнение правительственного долга перед гражданами только и следует расценивать как социальную поддержку, помощь, нештатное благодеяние, "большую социальную направленность" (по В.Медведчуку, естественно), а то и как "милостивое" подаяние.
