Надо отдать должное, Акунин не скрыл, отчего, по его мнению, в Новгороде хорошо – не то что в Москве. В столице уважения тем больше, чем человек ближе к власти, в Новгороде – к тем, у кого богатства больше. Не удержался, проговорился! Выдал свой секрет демократии! Зря он так разоткровенничался. Более или менее внимательный читатель может сообразить, что это скорее не демократический, а олигархический строй, и гроша ломаного не стоило новгородское право «любого» быть избранным на любую высшую должность. Никогда там ни разу никакого бедняка-трудягу никуда не выбирали, высшие должности занимали представители узкого круга богатейших людей. Но это пишут историки, а не акунины.
Разумеется, между олигархами (употребим этот термин), как всегда и везде, шла открытая и скрытая борьба за передел собственности. Один из эпизодов этой борьбы и составил содержание «романа» «Вдовий плат». При этом Б. Акунин не счёл нужным поведать читателю о роли польского короля Казимира в этих интригах, о стремлении части олигархата в расчёте на бóльшие прибыли уйти из Русского мира и влиться в католическую Польшу. И о том, что эта «партия» не была и не могла быть поддержана православным большинством новгородского населения, что власть православной Москвы была ему ближе. Эта линия в романе не поместилась, хотя для лесбиянской сцены место нашлось. А главное – царя Ивана III, великого строителя российской державы, писатель малюет одной чёрной краской. Либеральная тусовка и Госдеп США будут довольны.
А вот что мне понравилось. Серию, в которой вышла эта халтурная книга, назвали «История Российского государства». Всё-таки постеснялись точно повторить заголовок, который дал своему великому труду Николай Михайлович Карамзин.
Преодоление трагедии
Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд
Замшев Максим
Теги: Игорь Меламед , Арфа серафима
Игорь Меламед. Арфа серафима. – М.: ОГИ, 2015. – 380 с. – 2000 экз.
И тьма вокруг. И снег летит на вздох,
ни слухом не опознанный, ни взглядом.
В такую ночь бессилен даже Бог,
как путник, ослеплённый снегопадом...
Эти строки Игоря Меламеда, как и многие другие из книги «Арфа Серафима», позиционируют поэзию как тайну простых слов, как то, что вызывает неосмысленный трепет, заставляет в который раз восхищаться лексическим и семантическим устройством нашего языка. Игорь Меламед с его безупречной поэтической самобытностью выплыл, словно прекрасный корабль из зеркальной послештормовой глади мирового литературного моря, и прожил на этом дивном судне столь ослепительно несчастным, что это несчастье в пору возводить в ранг особой святости – святости русского литератора. Без этого ощущения, без этой интонационной константы, наверное, современная наша поэзия потеряла бы львиную долю своего томительного обаяния.
Стихи Меламеда, как в порывисто ранние годы, так и в сдобренные безнадёжностью поиска счастья поздние, проникнуты идеей грандиозной восстановимости русского слова. Композиторы-мелодисты то в шутку, то всерьёз мучаются малым количеством нот. Случается, и поэты постанывают от того, как всеобъемлющ силлабо-тонический русский стихотворный корпус, наработанный до них. Меламед своим творчеством доказывает, что эксперимент – такая же тщета, как архаика, что суть поэзии – в наличии тишайшего, не громче шелеста камыша, звука и в бесконечности его движения:
Я говорил с тобой, а ты уснула.
Сырая мгла сгустилась, и всю ночь
к окну листва испуганная льнула
и, содрогаясь, отстранялась прочь.
Есть ли в поэзии Меламеда ошеломляющие поэтические открытия? Скорее да, чем нет. Но главное не в этом. Определяющее всё его творчество качество – это синтез высочайшей стихотворной культуры с пронзительностью проговорок о себе.
Любопытно, что, несмотря на пыльную горечь судьбы, на вполне мученический удел, особенно последних лет, в его стихах совсем нет жалоб – только осмысление трагедии как личной, так и мировой, и преодоление. Пожалуй, это лекарство, которое необходимо сейчас не только литературе, но всей нашей насыщенной обидами и драмами жизни:
Всё имеет значенье на этой земле,
Даже то, что навеки ушло, –
Второпях умирающий дождь на стекле
и твоё ледяное тепло.
Как цветок, распускается чья-то ладонь,
Но цветок – на столе, в хрустале.
Через тысячу лет ты раздуешь огонь
На моей безымянной золе.
Книгу предваряет тонкое и подробное предисловие Дмитрия Бака, в котором облик поэта открывается читателям во всём своеобразии личных биографических черт. Любителям европейской поэзии будут интересны переводы Игоря Меламеда, венчающие это великолепно подготовленное издание.
Шестикнижие
Книжный ряд / Библиосфера
ПРОЗА
Елена Яблонская. Крым как предчувствие: Повести, рассказы, эссе. – СПб.: Алетейя, 2015. – 312 с.
Прекрасно, когда писатель находит свою тему; ещё лучше, когда тема находит писателя. К всеобщему счастью, прозаический сборник Елены Яблонской «Крым как предчувствие» – как раз второй случай.
Книга посвящена годовщине исторического воссоединения Крыма с Россией. Все потенциальные обвинения в конъюнктурности, едва перелистнёшь несколько страниц, будут представляться надуманными: полуостров для автора – малая родина, и самые ранние из вошедших в книгу произведений датируются ещё 2007 годом. Тем не менее в актуальности сборнику не откажешь. Крым предстаёт здесь своего рода потерянной землёй, которая всегда оставалась для автора – как и для всей России – родной, нелепо отлучённой от дома и так никогда и не ставшей «настоящей» заграницей.
Насколько проза Яблонской автобиографична, сказать трудно, но очевидна пережитость материала, сопричастность автора к судьбе каждого из героев, веришь той элегической грусти, той ностальгии по нашему общему прошлому, что разлита в текстах: «Вот так бы и сидела у старого шкафа с книгой на коленях или у моря, тяжко вздыхающего маслянистыми неторопливыми волнами, вот так и сидела бы и писала шариковой ручкой в разлинованной школьной тетрадке: «Дни на моей родине катятся медленно…»
Поэзия
Анатолий Лунин. У времени серебряное темя: Стихи и поэмы. – Калининград, 2015. – 164 с. – 500 экз.
Анатолий Лунин – автор более 20 книг прозы и поэзии. Лауреат нескольких литературных премий, награждён почётной медалью А.С. Пушкина.
В сборник «У времени серебряное темя» включены произведения последнего времени, обращённые к внутреннему миру, духовной составляющей жизни человека. Думы и переживания лирического героя, его сокровенные чувства, остросоциальные оценки происходящего вокруг стали содержанием новой книги старейшины калининградской поэзии. Сборник заметно отличается от написанного ранее: помимо лирического напора появилось размеренно-осмысленное философское понимание, что сделало стихи менее стремительными интонационно, зато более вескими по смыслу. Авторскую манеру отличает сюжетность, наличие бытовых эпизодов, видимо, отчасти здесь сказывается рука прозаика.
Нет, не похож тот дом на этот,
А оба одного проекта.
Конечно, оба хороши,
Но в них две разные души.
Неразличимо розы свежи:
Цветы, шипы – одни и те же,
Одна хрустальная роса,
Но у любой своя краса…
БЫЛИНЫ
Александр Королёв. Илья Муромец. – М.: Молодая гвардия, 2016. – 373 с. – (Жизнь замечательных людей). – 2500 экз.
Какие ассоциации приходят в голову при имени Илья Муромец? В сознании русского человека это настолько универсальный архетип, что брендовые его разновидности воспринимаются нормально: человек-пароход, бронепоезд, ресторан, колбаса, торт, конфеты (не очень-то вяжутся сладости с образом богатыря, но чего не сделаешь ради рекламы)… А также Илья Муромец – герой былин, сказок, анекдотов, опер и театральных постановок. Любителям старинных историй покажут всё – и печь, на которой богатырь лежал тридцать лет, и избушку вокруг этой печи, и пещеру, где хранились мощи почившего богатыря. А уж самый настоящий шлем, булаву, копьё – и подавно. Радует, что пока что нет лошадей – потомков того самого жеребца, на котором Илья Муромец гонял татарские орды.
