class="p1">
22 ноября 2008
История про сегодняшнего юбиляра
В связи с сегодняшним юбилеем, я вспомнил про свой старый рассказ про юбиляра. Нет, не этого вашего, другого.
Извините, если кого обидел.
22 ноября 2008
Урагана не наблюдаю. Оттого стал размышлять, не сходить ли куда в гости. Надо бы окончательно истребить читателей. Для этого я, пожалуй, выложу несколько рассказов, и как вы понимаете, длинных.
Голем
Пентаграмма ОСОВИАХИМА
Собачья кривая
Прапорщик Евсюков
День космонавтики
Высокое небо Рюгена
Царь рыб
Белая куропатка
Год без электричества
Сообщите, пожалуйста, об обнаруженных ошибках и опечатках.
Извините, если кого обидел.
23 ноября 2008
Если кому интересны три роскошных фибровых чемодана — так они стоят у дома чешского представительства на Тверской-Ямской. Там ещё гигантская связка бамбука к забору прислонена.
Только что видел.
Извините, если кого обидел.
23 ноября 2008
Роковые шары
Тягуча и страшна летняя ночь в Москве, когда жаркая тьма накрывает город, будто плащпалатка бронзового солдата.
В эту жаркую ночь, под тонкий писк кондиционера, Наталья Александровна плыла по реке тяжелого, страшного сна.
Сон нёс её над городом, и сон этот был страшен, от него нельзя было отвязаться, как нельзя отвязаться от контролёра в троллейбусе. Ей снился длинный коридор, по бокам которого стоят клетки с теми зверями, что ставят в парках и скверах на страх детям. Пряли ушами гипсовые зайцы, ворочал головой белый лев, а гипсовый слон рыл пол клетки бивнями. Коридор освещён странным светом, и Наталье Александровне хочется притронуться к лампе под потолком. «Огонь, огонь, иди за мной», — шепчет Наталья Александровна, а на поверхности сна, на грани реальной жизни, ворочается беспокойно в кровати, комкая простыню. Однако в том сне огонь действительно шёл за ней, катится как шар, рассыпая холодные блики по стенам. Наконец она попадала в смутно знакомый ей огромный зал бильярдного клуба, где повсюду на зелёном сукне белые россыпи шаров, похожие на кладку яиц неизвестного чужого существа.
Вместо призрачного света у неё за спиной уже стоял старичок-маркёр. Наталья Александровна узнала его — полгода назад она видела его в ресторане. Там она была вместе с бильярдистом Макаровым. Маркёр возник из ниоткуда, и забормотал что-то Макарову в ухо, будто вокзальный сумасшедший. Потом выяснилось, что он действительно тронулся рассудком, когда застрелился проигравший ему банковскую ссуду молодой менеджер.
Теперь, беззвучно разводя руками, старик заглядывает ей в лицо и грозит пальцем: слушай внимательно, сейчас я покажу что-то важное — и, сделав неуловимое движение, он вдруг достаёт откуда-то из затылка бильярдный шар.
— Смотри: я вынул из головы шар, я вынул из головы шар, я вынул из головы шар…
Но тут же кто-то невидимый, но страшный, приказывает ему:
— Ну и положь его обратно, ну и положь его обратно, ну и положь его обратно…
Маркёр хитро улыбается, и засовывает шар в рот.
Наталья Александровна просыпается и, выпучив глаза, глядит в потолок. Она спустила ноги с кровати, и забормотала бессмысленно, точь-в-точь как Старый Маркёр: ненавижу шары. Ненавижу. Никаких шаров.
И она, держась за стены, пошла на кухню.
Там, за огромным окном край города уже сбрызнуло солнцем. Там, внизу, у подножия огромного жилого дома, начинает ворочаться огромный просыпающийся город. Желтая полоса захватывает один дом за другим. «Огонь, огонь, иди…» — шепчет Наталья Александровна и осекается. Её обжигает неожиданное касание, будто пушистый шар беззвучно подкатился к ноге — но это всего лишь кошка по прозванию Мышка деликатно трогает её белой лапкой.
Наталья Александровна начала сыпать в фарфоровую миску сухой корм — бездумно и без остановки. Коричневые шарики звенели и подпрыгивали в миске, пока не наполняют её полностью.
Жизнь, можно сказать, удалась. В ней было всё — и оргазм на пляже, и белая фата под сводами главного храма Москвы. От второго мужа осталась эта квартира — но эта лошадь кончилась, и пора была пересаживаться на следующую.
Кроме квартиры она унаследовала от него скромную риэлтерскую контору и небольшой запас на чёрный день.
Теперь Наталья Александровна знала тысячу ненужных ей вещей: сколько нужно дать тем или этим, как ведёт себя литой бетон при усадке, куда расселяют пятиэтажки из центрального округа и когда ожидать падение новостроек.
Но сейчас она курила тонкие цветные сигареты и пила несладкий кофе — заснуть больше не удастся.
Жизнь почти прожита, потому что не надо уже врать о вечных «тридцати» — кому это важно, не спрашивают. Наталья Александровна точно знает, что хочет от жизни, и потому ей немного грустно. Всё желаемое — случайно.
Неслучайна лишь уборщица, что придёт в девять, и аппетит кошки. Увиденный сон понемногу теряет свой чёткий рисунок, и отступает в угол кухни, как утренняя тень.
В окно дохнуло первым утренним жаром, кошка продолжала раскапывать пирамиду кормовых шариков.
В этот момент Наталье Александровне позвонил Петерсен.
Петерсен был парный поклонник. Наталья Александровна сама придумала этот термин. Парные поклонники уравновешивают друг друга — они как планеты-спутники, образуют равновесную систему и держат дистанцию. Будь такой поклонник один — с ним бы пришлось объясниться, сказать проигрышное «нет» или рисковое «да», а это утомительно. Парные поклонники должны знать друг о друге (ошеломляющие открытия неуместны и часто выводят людей из равновесия), соперничать, но не бороться друг с другом.
По сути, и им нравится эта неопределённость — иначе им придётся отвечать на неприятный вопрос «да», меняющее в корне жизнь и привычки, или «нет», лишающее встреч.
У Натальи Александровны было два таких давних поклонника — еврей Макаров и швед Петерсен. Петерсен был молод, мускулист и красив, но беден и беспутен. Макаров же богат, но, по её меркам, староват. Судя по повадкам, он принадлежал к тем младшим братьям шестидесятников, что вместе с семьями ходили в байдарочные походы. На лицах этих людей проступали как тавро номера двух или трёх московских школ, пародии на немецкое корпоранство. В свободное от бизнеса Макаров служил кантором в синагоге.
Его так и зовут иногда — «Кантор». Как-то Наталья Александровна спросила, почему — «кантор» и Петерсен ответил со значением: «Потому что он — кантор». Больше она не спрашивала, и так много чудного