Ознакомительная версия.
– Да я так всегда, – смеётся Ксана. – Мелькнёт в жизни что-нибудь интересное, я за него головой зацеплюсь и думаю, думаю, как будто в самом деле… Иногда целыми днями…
– Не воображай, что ты поступаешь оригинально. На мечтах девушек умные люди зарабатывают миллионы.
– А ты сама что – не мечтаешь? Про Федю, например?
– Я допускаю фантомную ментальность. Но – под строгим контролем. Я мечтаю про Федю около часа перед сном. Не больше.
– Ты ещё будильник поставь, – хихикает Ксана, – чтоб вдруг больше часа не размечтаться.
– Зачем будильник? – удивляется Варя. – Я памятку держу в мобильнике: «Хватит дурить, пора спать».
– Дорогой друг, – говорит Космонавтов. – Ваша логика безупречна. И мы её трогать не будем. Я хочу воззвать к вашему непосредственному чувству – к чувству справедливости. Мы с вами сидим рядом с прекрасной девушкой, с вечерней звездой, заблудившейся в пространствах и временах. Она попала в дегенеративное сообщество, как вы изволили выразиться, где красота опозорена, опошлена, обесценена. Есть мерзавец, который её обесчестил и бросил. Есть мы, её друзья, рыцари истины и света. Что нам мешает отомстить за поруганную красоту? А после того мы разойдёмся по своим делам: Федя пойдёт продолжать революционные традиции, вы займётесь сочинением последнего письма для своей пропащей нации, я, добрый странник, отправлюсь дальше отрабатывать земную командировку. Но за нашими плечами будет сиять настоящий подвиг!
Лера восторженно смотрит на Космонавтова. – Спасибо, – шепчет она. – А то все одно и то же гудят: сама виновата, сама виновата.
– Травкина побить? – спрашивает Гейнрихс. – Это всегда с удовольствием. Не надо так кучеряво говорить.
– Я ему сегодня уже дал в морду, – размышляет Федя. – Один раз.
– Считай, это был аперитив, – объясняет Космонавтов. – Давай звони ему и вызывай для разговора. Лучше всего, знаешь куда? – в конец Фонтанки.
– У меня его телефона нет, – говорит Федя.
– У меня есть, – сообщает Лера, – только он не подходит, когда я звоню. Давай ты со своего.
– Так, так, – кружит Космонавтов по комнате. – А вот какая палочка удобная, это для зарядки? Надо прихватить.
– Максим? – дозвонился Федя, – это Фёдор. Ты извини меня… Я что-то совсем стал псих… Слушай, я встречался с Леркой. Я должен тебе рассказать, только это не телефонный разговор. Твои подозрения в общем правильные… Я в гостях, подъезжай в конец Фонтанки, за мостом, знаешь? Через час? – отлично. Договорились.
Гейнрихс неспешно одевается.
– План такой, – объясняет Космонавтов. – Фёдор стоит один, подъезжает Максим, и тут подходим мы.
– Только без Леры, – говорит Федя.
– Нет! Я хочу это видеть!
– Злая ты, Лерка, – равнодушно говорит Гейнрихс. – Травкин сука, и ты не лучше. Тоже мне, падший ангел.
– Если ты так презираешь меня, зачем идёшь?
– Размяться, – пожимает плечами Гейнрихс.
Пустынный берег Фонтанки. Фёдор один. Подъезжает Максим. Выходит из машины. Они начинают разговаривать. В это время появляется троица с Лерой посередине, не предвещающая будущему жениху ничего хорошего.
– …хоть ты ей объясни, жизнь есть жизнь, зачем её в дерьмо-то превращать? – волнуется Максим, и тут видит своих терминаторов.
Они подходят к замершему Максиму, и Лера с наслаждением плюёт ему в лицо.
– Милостивый государь! – восклицает при этом Космонавтов. – Вы подлец!
Лера отходит в сторону, в точку, удобную для наблюдения, а Гейнрихс и Космонавтов начинают крепко и со вкусом бить Максима. Тот сначала пытается воззвать к ним, но быстро стихает. Фёдор собрался было тоже ударить соперника, но не стал, что-то мешает ему.
Гейнрихс бьёт сосредоточенно, точно, а Космонавтов шалит. Молотит палкой машину, наступает Максиму на лицо, и это с идиотскими репликами «Эй, ухнем!», «Блямс! Блямс!»…
Лера смотрит с восторгом. На её лице точно играет отблеск пожарища.
Фёдор пятится, потом поворачивается и убегает.
Фёдор бежит по Фонтанке, на лице его отчаяние.
– Не то! – кричит Фёдор. – Не то! Не то! Не то!
Гейнрихс прекращает избиение.
– Ему хватит, – говорит он рассудительно.
– Уходим, – командует Космонавтов.
Максим остаётся лежать возле раскуроченной машины.
– Ну, слона мне нарисуй, – говорит Эльвира.
Она уже высохла, переоделась, причесалась.
– Слона просто, – отвечает Юра. – Я сложней могу.
– Тогда тигра!
– Хорошо. А ты любишь тигров?
– Кто их не любит? Красотища такая. Лучше любого человека в сто раз!
– Я в прошлом году был в цирке, – рассказывает Юра, рисуя, – там разрешали фотографироваться с тигром и гладить разрешали. Он совсем был ручной. Я погладил.
– Ну и как?
– Хороший, – зажмурился, вспоминая удовольствие, Юра. – Такая шёрстка… Зверь. Я читал, тигры никогда ничего не боятся. Нет страха вообще!
– Это они зря. Надо было человека бояться.
– Странно, да? Ничего у нас нет – ни клыков, ни когтей. Все сплошь лысые – то есть без шерсти. Наверное, звери сначала подумали – во придурки какие-то, даже есть противно. А мы взяли и всю землю захватили.
– Нас много, – размышляет Эльвира.
– Сейчас много! А было немного! Нет, ты знаешь, я думаю, всё потому, что звери живут по правилам, а у нас нет никаких правил. Вот если ты какой-то зверь, ты ешь то и то, живёшь там и там, а это уже не ешь никогда и где попало не встречаешься. А мы едим всё и живём везде. И всех убиваем.
– Мы с тобой никого убивать не будем.
– А если меня на войну пошлют?
– Может, не будет войны?
– Всегда была, и вдруг не будет? – сомневается Юра. – Вот, нарисовал я тебе тигра.
Показывает рисунок. Тигр вышел неплохой, скорее, конечно, анимационный, чем реалистический.
– Спасибо, ну вроде тигр. На кота твоего похож, – Эльвира прячет рисунок в свой необъятный карман. – У меня последний поезд после одиннадцати. Можно ещё погулять.
Ксана и Варя едут в автобусе. К Варе всё приглядывается женщина средних лет с измученными глазами. Когда девочки выходят, выходит и она, и обращается к Варе.
– Простите, я не могла видеть вас по телевизору, в молодёжной программе?
– Да, могли. Варя Панкратова, – с готовностью отвечает Варя.
– Я сразу узнала вас. Вы такая умница. А я мама, мама эсера, знаете, партия социалистов-революционеров. Это моего мальчика зимой арестовали в Москве. Ничего не сказал! Ни слова! Перед сессией. Поеду к друзьям на два дня. Сказал. И я ничего не знала, ничего! Подруга звонит: твой там был? Где был, что? Они же дети! Совсем дети, девочку арестовали – она, наверное, сорок килограммов весит. Переводят всё время туда-сюда. Статья над ними висит – организация массовых беспорядков. Это восемь – десять лет!
Женщина начинает плакать, вынимает платок.
– Простите, девочки, я стараюсь держаться, само льётся. Сейчас, сейчас. (Шмыгает носом) Что они сделали? Они за стариков вступились, за нищих стариков, они дети. Зачем их в тюрьму? Я хожу по улице, солнце светит, люди смеются, я хожу и ничего не понимаю, зачем солнце, зачем люди. И думаю, вот и в тридцать седьмом люди тоже смеялись и солнце светило. Вы молодая девушка, умница, скажите – что это такое? Простите, что я пристаю к вам. У вас такие хорошие лица. Он поехал на два дня. А теперь говорят: десять лет. И это солнце, и всем всё равно, а я дома не могу сидеть. Идите, девочки. Удачи вам, всего самого доброго. Простите меня. Никаких сил не осталось.
– Что, друзья? Завершим прекрасный день достойным ужином? Я приглашаю, – говорит Космонавтов Лере и Гейнрихсу.
– Нет, я никогда не ем после девяти, – отвечает Гейнрихс. – Я домой. Хватит бессмысленных телодвижений.
– И такой человек считает себя второстепенным! – удивляется Иван. – Вы суперстар, Бетмен, элита! Нет, ваши товарищи не понимают, с кем имеют дело. Вы правы, и живёте вы среди дегенератов, но вы – бриллиант. С какой стати жизнь должна принадлежать хрюшкам, вроде этого ничтожного Максима? В качестве русского не стоит жить? Ну и плюньте вы на русских. Вы – космическое явление.
Гейнрихс пристально смотрит на Космонавтова.
– А вам-то что? – спрашивает он. – Вы о чём хлопочете? Вы вообще кто такой?
– Командировка… – разводит руками Космонавтов. – Творческая командировка. Кстати, ваша палочка… Для укрепления здоровья… Вас можно поздравить с первым подвигом!
– Подвиг, – презрительно говорит Гейнрихс. – Втроём на одного из-за поганой бабы. Правильно Федька сбежал.
– Кто это поганый? Ты сам придурок поганый, – кричит Лера.
– Ещё одно золото нашла, – говорит Гейнрихс. – Иди с ним ужинать и дальше по программе. Дегенераты.
Гейнрихс решительно откалывается от компании и уходит. – Палочку-то! – вопит ему вслед Космонавтов, но тот даже не оборачивается.
– Суровый малыш, – заключает Космонавтов. – Ну, Лера-Нулера, отметим вашу-нашу победу?
Ознакомительная версия.
