Ознакомительная версия.
– Суровый малыш, – заключает Космонавтов. – Ну, Лера-Нулера, отметим вашу-нашу победу?
– Легко!
Варя дома у Ксаны. Квартира людей среднего, но, видимо, вполне стабильного достатка. Девочки пьют чай. Шум в прихожей – пришёл Митя, брат Ксаны.
– О, девки, привет. Сейчас мои ребята придут – чур, к нам не соваться, ладно? Мамка сегодня поздно будет, дайте хоть общнуться нормально.
– Мы тут видели… – говорит Ксана. – Какая-то ваша мама…
– К нам на улице подошла мать одного из ваших мальчиков, которых арестовали в Москве зимой, – объясняет Варя. – Тяжёлое впечатление.
– А, – соображает Митя. – Это Женьки Степанцова. Это одна такая у нас проблемная. Она ко всем подходит, не берите в голову.
– Как ты мне надоел со своими сдвигами, – вздыхает Ксана. – Тебя арестуют – наша тоже с ума сойдёт. Будем работать тебе на передачи. Кругом нормальные ребята, нет, нарыл каких-то помешанных.
– Это мы нормальные, а кругом все помешанные. Это война, ты понимаешь? Они нас уничтожают – а мы сопротивляемся. Им не нужна молодёжь, им не нужны старики, им вообще народ не нужен, у них у всех счета в американских банках. Они сейчас начнут землю продавать, кусками, ты понимаешь или нет, дура? Русскую землю, которую сотни лет собирали, кровью поливали – они возьмут и продадут. А вы давайте, сидите в «Макдональдсе» и пользуйтесь услугами компании «Мегафон». Кролики!
– Он так может часами верещать, – пожимает плечами Ксана.
– Искажённая картина мира, – поясняет Варя. – Сложный случай. Митя, вы не знаете, Федя когда-нибудь менял фамилию?
– Не знаю. Придёт – спросите. Я его знаю сто лет как Марченко. О, это он, наверное.
Варя и Ксана напрягаются. Входит Фёдор.
– Федос, тут девки интересуются, менял ли ты фамилию. Не знаю, чего им надо.
– Это вы опять, – Фёдор смотрит на Варю.
– Простите, но это важно, очень важно… Вам приходилось менять фамилию?
– Приходилось. Мама вышла замуж, дала мне фамилию мужа. Я был Вольский, стал Марченко.
– Вы когда-нибудь встречались с человеком по имени Браун?
– Прадед мой. Чудила. В детстве видел, да. Он вообще родственников не жаловал. Он что, жив ещё? Да не может быть. Вы моего деда видели?
Ксана стонет от счастья.
– Фёдор, – строго говорит Варя. – У нас есть для вас информация. Пожалуйста, выслушайте меня и не волнуйтесь.
– Ну и денёк, – говорит Фёдор. – Давайте информацию. Переживу как-нибудь.
– Заглянем на минутку в мои скромные апартаменты, – приглашает Космонавтов Леру в вестибюле гостиницы «Астория», – и в ресторанчик, в ресторанчик…
– Ту т скромного ничего нет, – смеётся Лера. – Вы что, богатый?
– Расходы оплачивает фирма.
От ресепшн тем временем отходит та попрошайка, что встретила Клару у Владимирской церкви. Она выглядит несколько приличнее, чем на паперти, а то бы кто её пустил в «Асторию». Лера, Космонавтов и попрошайка садятся в один лифт.
– Четвёртый? – спрашивает у попрошайки Иван.
– Ага, и мне, – говорит та, рассматривая попутчиков.
– Чем занимается ваша фирма? – спрашивает Лера.
– Творческими командировками.
– Ничего себе, – удивляется Лера.
Выходят на четвёртом этаже. Лера немного отстала от Космонавтова, попрошайка её догоняет и шепчет:
– Сваливай срочно. Это плохой парень, – и с невозмутимым видом проходит чуть дальше по коридору.
– Переоденемся, причешемся, – бормочет Космонавтов, открывая дверь в номер. – И устроим маленький праздник…
Лере как-то не по себе от слов попрошайки, но она заходит.
Комната Юры смежная с маминой, и они с Эльвирой тихо пробираются через неё к выходу. Но мамаша просыпается.
– Юра? – говорит она, тараща бессмысленные глаза. – Ты что?
– Мама, всё в порядке, – успокаивает её Юра.
– Баба? – изумляется мать Юры. – Ты бабу в дом привёл?
– Ну какая баба. Это девочка знакомая. Я сейчас её провожу и вернусь.
– Дай воды, – просит мамаша.
Юра достаёт из холодильника воду, наливает в стакан.
– Девочка… – бормочет мамаша. – Мы все были девочки. Потом стали мамочки, а потом стали бабочки…
Эльвира засмеялась. Вынула из кармана грушу.
– Хотите грушу?
– Положи на стол. Сейчас не полезет ничего. Юра, который час?
– Десять вечера.
– Так. А ты куда собрался на ночь глядя?
– Я только Эльвиру проводить. Да мама, сейчас светло, куча народа на улице.
– Вот и плохо, что куча народа… О господи ты боже мой, и выпила всего ничего. На работе в отпуск провожали…
Надо чистую водку пить, а когда её с соком мешаешь, так ни фига не понятно… Сок и сок. Так. Я Инна Викторовна, а ты кто?
– Эльвира.
– Русская?
– Нет, не очень.
– Не очень? Инна Викторовна рассматривает девочку пристальней.
– Ясно. Цыганка. Юра, ты обалдел совсем – цыганку мне в дом притащил?
– Я не цыганка. Мы – каршары. Такой народ. Каршары.
– Каршары? Первый раз слышу.
– Нас очень мало.
– И что вы делаете тут у нас – каршары?
– Мы в Горелове живём. У нас большая семья, дом, лошадь, две собаки.
– Все устраиваются, – горестно итожит Инна Викторовна. – Даже каршары. А нам, русским, что делать? Когда в этом городе будет резервация для русских? Давай, каршарка, марш отсюда, чтоб я тебя больше не видела.
– Мама, зачем ты так? Она хорошая, мы подружились…
– Чей там голос из помойки нарушает тишину? – кричит Инна Викторовна. – Очистить помещение!
– Как тебе не стыдно, мама. Ну что ты гонишь? Никого не могу домой пригласить, всех друзей мне распугала. Живу с тобой, как в тюрьме!
– Чего ещё? – озлилась мамаша. – Что вас не устраивает, хозяин-барин?
– Да проспись, тогда поговорим. Эх, мама…
Юра берёт Эльвиру за руку и уходит.
– Каршары, – бормочет мамаша, заваливаясь опять спать, – всё она врёт. Цыганка и есть цыганка… рожа наглая…
– … И она сейчас в гостинице «Астория», – заканчивает Варя.
Митя тоже слушает.
– Федя, – говорит он, – такого нарочно не придумаешь. Может, правда?
– Понимаешь, – отвечает потрясённый Федя, – я что-то смутно вспоминаю… были какие-то разговоры… я не врубался тогда… что-то про заграницу… мама кричала: «Она приедет, она заберёт мальчика!» А к деду мы ходили на Коломенскую, помню хорошо. Он мне серебряный рубль дал, с ещё до-революции… Мама умерла пять лет назад. Отчим в Германии давно. Но можно позвонить, он ведь, наверное, что-то знает? А дед, значит, признал в ней внучку?
– Он не отрицает, что Клара Петровна его внучка, но он вроде как от неё отрёкся, – говорит Ксана.
– Господин Браун, видимо, патриот и…ммм… поборник высокой нравственности среди своих родственников. А она уехала, ребёнка оставила сестре. В общем, там какие-то старые счёты, – объясняет Варя.
– А как она выглядит, чем занимается?
– Выглядит классно, – говорит Ксана. – Красивая женщина, лёгкий летний костюмчик из льна, долларов на пятьсот…
– Ксана, неужели ты думаешь, Федю могут интересовать наши дамские глупости? – вмешивается Варя. – Насколько я поняла, она недавно похоронила мужа. Но, собственно, мы можем к ней подъехать, правда? Подготовим осторожно…
– Не знаю, – отвечает Федя. – Так сразу мне что-то не переварить… Ох ты чёрт. Митька, слушай, я бы сейчас принял немного чего-нибудь.
– Мать коньяк всегда держит на особый случай, – шарит Митя. – О, порядок. Давай, Федос, подкрепись. Ничего себе заварушка – муттер из-за бугра нарисовалась. А чего, бери, не лишнее.
– Как сказать, – выдыхает Федя, приняв коньяка. – Мы тоже гордые ребята. Двадцать лет без нас обходились как-то. Что вдруг загорелось? Не, как говорят хохлы, – це дило треба разжувати…
Лера в номере у Космонавтова. Тот в ванной, напевает. Наконец дверь распахивается, и он появляется – в белой рубашке, с галстуком, в дорогом костюме, чисто выбритый, волосы зачёсаны назад. Прямо скажем, совсем другой человек.
– О, вот вы какой, – удивляется Лера.
– Да! Я гибкий человек! – вертится перед ней Космонавтов. – Принцип в том, что нет никакого принципа, понимаете? Могу поехать в метро, а могу на такси, а могу пешком, а могу на своей машине. Нет запрета! Пить под мостом с бомжами – отлично, а можно в дорогом ресторане, а можно в забегаловке. Как захочу.
– Жаль, мне не во что переодеться, – говорит Лера. – Вы такой роскошный…
– А вам зачем переодеваться? Вы, наоборот, раздевайтесь.
– Как это?
– Да так. Услуга за услугу. Враг побит, а где награда?
И по его лицу Лера поняла, что он не шутит.
– Вы не предупреждали… Это нечестно, – говорит она.
– А парня беззащитного избивать честно? А жизнь ему портить честно?
– Вы говорили не так! – кричит Лера. – Вы говорили: я звезда, а он мерзавец!
– Демагогия, – усмехается Космонавтов. – Трёхкопеечная ловушка. Давай раздевайся и садись на кресло. Я в кресле хочу. Ты мне даже не очень и нравишься, я чистеньких люблю, наивных, а ты шкура. Но порядок есть порядок. И попрошу без криков.
Ознакомительная версия.
