Общность языка. Современный узбекский литературный язык — в значительной степени искусственное образование, "созданное" в 20-30 годы ХХ века объединенными усилиями российских (например, репрессированного позднее Е. Поливанова) и туркестанских востоковедов на базе диалектов Ферганской долины. Язык А. Навои (ум. 1501 г.), основоположника узбекской литературы, известный как "чагатай-тюрки", относится к современному узбекскому, как старославянский к русскому.
В отличие от языка сформировавшихся наций узбекский литературный язык функционирует с ограничениями, характерными для еще только начавшей складываться нации. Большинство узбеков в быту и в течение почти всей жизни используют диалекты. Различия между местными диалектами столь значительны, что они вызывают чувство обособленности и служат основанием для проявления этнической антитезы "мы — они" внутри узбекской "нации". Кроме того, общеизвестно, что чем сильнее диалектные различия, тем ниже уровень психической общности, но об этом ниже. При всем желании вряд ли можно говорить об общности языка, например, для ферганских узбеков, кипчаков и хорезмийцев (все три этнические группы — подведены под одно самоназвание "узбек"), которые, будучи по сути разными народами, к тому же отличаются друг от друга и внешними чертами.
В несколько лучшей ситуации находятся таджики, ибо в их распоряжении многовековое наследие классического персидского языка. Однако и здесь есть моменты, которые необходимо учитывать. Причисляемые к таджикской "нации" памирские народы ("памири") говорят на своих языках, часть которых относится к иной, чем таджикский, языковой семье.
Мне могут возразить, что такая ситуация не уникальна, и привести в качестве примера Германию, где существуют множество диалектов. Но широко известен факт, что для многих миллионов немцев родным языком является исключительно литературный язык, и они не владеют диалектами. А сколько узбеков и таджиков, для которых литературный узбекский соответственно литературный таджикский — единственное средство мышления и общения?
Общность психического склада. Об отсутствии общности психического склада узбеков много говорить не приходится. Указанные различия в языке и внешнем облике виде ферганских узбеков, кипчаков и хорезмийцев, естественно, находят свое отражение и в психическом складе. Другой характерный пример: для жителей Ташкента все остальные узбеки — "харибы" (от арабского слова gharib — "чужой", "чужак"). Если одна часть узбеков воспринимает другую "чужаками", то о какой психической общности можно говорить? Это объясняется еще и тем, что в досоветский период городское население Средней Азии не знало национальной идентичности. На первый план выступала религиозная принадлежность ("Мен мусульмонман" — я мусульманин). Отсюда широко бытовавшее двуязычие городского населения (узбекско-таджикское). Как известно, в плане менталитета (психического склада) двуязычная часть населения всегда сильно отличается от одноязычной.
В советский период была предпринята попытка, в некоторых отношениях "успешная", привнести в эту часть мусульманского мира неизвестную ему категорию "нация". Поэтому и сейчас городское население резко противопоставляет себя сельскому, что тоже не способствуют укреплению психической общности. Утверждение о том, что главной доминантой самоидентификации узбеков является не национальная, а территориально-региональная и кровнородственная принадлежность, давно стало избитой фразой.
То, что таджики еще довольно далеки от того, чтобы называться единой нацией, даже не приходится доказывать: об этом свидетельствует стремительный развал постсоветского Таджикистана с безусловным доминированием региональных и клановых интересов над национальными. Религиозные лозунги служили при этом лишь прикрытием. Кроме того, так называемые "горные таджики" вряд ли согласятся с тем, что они — часть таджикской "нации".
У таджиков и узбеков нет четкого национального самосознания, что, возможно, есть результат взаимодействия культур. Общеизвестно, например, что в зоне контакта есть узбекские (тюркские) по происхождению этнические группы, которые говорят на таджикском языке, и, наоборот, есть группы таджикского происхождения, язык общения которых узбекский.
Здесь необходимо сделать одно отступление и сказать пару слов о том, как соотносятся понятия "нация" и "национальность". "Нация" (идентичность) — это самосознание, самоопределение в какую-то общность, в то время как "национальность" — фиксация этого самосознания, принадлежности государственными органами в документах (идентификация).
Общность территории и общность экономики. Никогда за время своего исторического существования (период т.н. "независимости" не в счет) ни узбеки, ни таджики не имели своих национальных государств и, следовательно, у них не было ни общности экономики, ни общности территории. На протяжении многих веков они проживали на территории разных государств. В составе прежнего СССР не было общности узбекской или таджикской экономики, была общесоюзная экономическая жизнь. Советская власть находилась между Сциллой и Харибдой национального вопроса: с одной стороны, исходя из интересов тогдашнего государства необходимо было консолидировать разрозненные племенные группы в более или менее целостную общность — "социалистическую нацию", с другой стороны, чрезмерное усиление национального чувства грозило развалом вновь созданного многонационального государства. Отсюда и национально-государственное строительство в Средней Азии, и репрессии в отношении "националистов".
Пора, наконец, не только признать тот факт, что узбеки и таджики не существовали как единые этнические общности и в период создания их современной государственности в середине 20-х годов ХХ столетия, но и констатировать, что и сейчас узбеки и таджики представляют собой неоднородные, окончательно не сформировавшиеся в единые нации этнические группы.
Показателем того, что и узбеки, и таджики все еще находятся на стадии формирования в нации, является уровень развития их обществ и государств в постсоветский период. И узбеки, и таджики оказались неспособными к полноценному общественно-государственному строительству: если в Узбекистане целые "сферы" общественной и государственной жизни оказались негласно "распределенными" между различными региональными кланами и территориальными группами, отданы им "на откуп", то Таджикистан был в открытую "разорван" (точнее говоря, разворован) региональными элитами, растащен "по кусочкам". Иными словами, узбеки и таджики в силу отсутствия единого национального самосознания не смогли создать государств, действующих хоть в какой-то мере в интересах большинства населения...
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ТРАДИЦИЙ, А НЕ НАЦИЙ
Если отрицается национальный характер узбекско-таджикских отношений, то логично сделать вывод, что они — иного плана и порядка. На мой взгляд, речь должна идти о взаимодействии двух близких, но все же разных традиций или цивилизаций — тюркской и персидской. Что эти традиции действительно разные, становится очевидным, если обратить внимание на фактор внешнеполитической ориентации, который, может быть, не самый важный, но весьма показательный: тюркские государства Средней Азии до недавнего времени "дрейфовали" в сторону США и Западной Европы, в то время как Таджикистан — в сторону России. Вряд ли указанная ориентация была продиктована конъюнктурными соображениями… Здесь действуют иные механизмы, имеющие глубинный характер.
Как я уже говорил, мы имеем дело с взаимодействием, порой весьма противоречивым, двух традиций — тюркской и персидской. Дело в том, что узбеки — это единственная наиболее близкая к таджикам тюркская общность. Это заметил известный российский востоковед немецкого происхождения В.Радлов, посетивший Среднюю Азию в 70-х годах XIX века: "Вследствие смешения с персидским элементом тюрское население городов во многих отношениях приблизилось по характеру к таджикам".
Однако близость предполагает не только взаимное притяжение, но и отталкивание. У В.Радлова читаем: "Точно так же, как в Турции хитрый, изворотливый и деятельный грек противостоит ленивому, инертному, но честному турку, в Средней Азии хитрый, целеустремленный перс является полной противоположностью нерасторопному, инертному татарину". Это утверждение верно и тогда, и сейчас (я, конечно, не разделяю таких эмоциональных оценок, как "ленивый", "изворотливый" и т.д.)
Совсем недавно была озвучена и идея о том, что "узбеки и таджики — единый народ, говорящий на двух языках". Действительно, эта идея — привлекательна с идеологической точки зрения, но, увы, несостоятельна с научной. Два языка — это всегда два разных менталитета и, следовательно, два разных народа, которые, конечно, могут быть весьма близки друг к другу.
