фотографии на этом не закончилась. Журнал National Geographic купил её за рекордно высокую сумму: $220 000».
История эта пользовалась спросом, пока добрый мой товарищ Александр Гаврилов не перевёл настоящее воспоминание фотографа: «Знаменитая фотография, сделанная Сэмом Абелем в Москве в 1983. Сквозь полупрозрачную занавесь мы видим подоконник с семью грушами, сияющими в предзакатном солнце, за которыми различимы шпили Красной Площади. Абель приехал в Россию, чтобы сделать цикл фотографий о жизни Толстого. Дни напролет за ним, как тени, таскались местные силовики, видимо, предполагавшие в нём шпиона. И вот в воскресенье в своей комнате в отеле он обнаружил, что разложенные по подоконнику груши могут сделать карточку интересной. И вот — он работал над композицией 12 часов, пока вечерний ветерок не приподнял занавеску в идеальное положение. Фотография, которая получилась в результате, говорит о мечтательности отдельного человека посреди паранойи Холодной Войны. Советский Союз возглавлял Андропов, президентом США был Рейган и отношения между двумя странами всё ухудшались. „Люди спрашивают меня, зачем я работал над композицией так долго“ — написал Абель в ответ на моё письмо про эту фотографию. — „Я всегда отвечаю: чтобы утешиться и обрести покой“».
Многие начали размышлять о fake news, меня ж больше интересует сам миф.
Модная тема развеется ветром, а когда ты небогат — лучше рассуждать о вечных вещах.
У Ролана Барта, говорят, есть мысль о том, что миф — сам себе оправдание. Само существование мифа является его доказательством. Если какая конструкция возникла, значит, общественное сознание именно в ней и нуждалось.
Генезис истории очевиден: она растет из городской легенды о застреленном гаишнике, который пытался померить скорость кортежа с помощью известного всем радара, похожего на пистолет. Собственно, я знаю несколько городских легенд по этому поводу — только тут это перенесено не просто в вегетарианское, а в совершенно диетическое время середины восьмидесятых.
Мне рассказывали тоже самое про румын при Чаушеску, но с оборотами вроде «сам я не стирал рубашку в реке, но мой брат видел человека, который знает, как это делается» — что для городской легенды совершенно позорно. Она обычно оперирует источником ближнего круга, вроде шурина или сослуживца. Избавлены от этого сюжета только вожди племён, где вовсе нет дорог и кортежей — да и то едва ли.
Сам архетип восходит чуть ли не к сказкам «Тысячи и одной ночи» — герой попадает в чужой город. Все жители прячутся, а те, кто не успел, падают ниц, потому что едет шах на слоне. Герой не успевает убежать, а теперь его ждёт казнь за то, что он видел лицо шаха (или, как вариант — лицо его дочери). Это всякому свидетелю проездов Брежнева по Москве было явлено в одном хорошем детском фильме, где царевна Будур обрела, в итоге своё счастье.
Но в этой истории гораздо интереснее сам механизм веры — отчего люди вполне интеллектуальные так радостно присягают на верность, очевидно, нелепому сюжету. Какая, помилуй Бог, стрельба? Какая груша с отметиной? (Всякий человек, смотревший кино, может себе представить, как выглядит груша после попадания — для этого не нужно иметь боевого опыта). На снимке Исторический музей, а советское руководство тогда ездило через Боровицкие ворота. Но это совершенно всё равно.
Если человеку очень хочется поверить в какой-то сюжет, так никто ему не сможет в этом препятствовать.
То есть он охотно откликается на картину мира, в которой охрана руководителя Перестройки Горбачёва лихо палит по своим и иностранным (это ведь окно гостиницы «Националь») гражданам, на ту картину, в которой летом в советской Москве невозможно достать груши, и нужно их вести из Америки. Оговорюсь, что городские легенды обратного политического толка ровно такие же, и существуют по ровно таким же законам.
При этом жертвой заблуждения оказываются не простые люди — разнорабочие, водители троллейбусов или уборщицы, а именно что образованное часть общества, «интеллигенция».
Есть давняя мысль по этому поводу: «Чем образованнее граждане, тем выше их способность к переработке интерпретаций имеющейся информации в поддержку их предопределенных политических предпочтений. Это происходит благодаря тому, что более высокий уровень знаний предоставляет людям больше интеллектуальных ресурсов для саморационализации в поддержку их эмоционально индуцируемых заблуждений. В исследовании, проведенном Дрю Уэстеном с коллегами в 1998–2004 гг. с целью выявить суждения людей о законодателях и политических лидерах (в том числе о президенте) в ходе трех политических кризисов, они смогли предсказывать оценки людей в 80 % случаев. Как пишет Уэстен, когда люди судят о эмоционально значимых политических событиях, познавательные ограничения имеют значение, но их последствия тривиальны. Когда ставки высоки, люди предпочитают то, что Стивен Колберт назвал „правдоподобием“ в отношении истины» [58].
То есть, если человеку нужна подпорка в его убеждениях, то она производится буквально из ничего.
Очень часто говорят, что образование — залог свободы, что образованного человека труднее обмануть мошенникам (и телефонным, и политическим): «Итак, образованный человек умеет ориентироваться в мире. Зачем это нужно — понятно: „Знание — сила“. Однако нельзя сказать, что образование дает власть. Сила знания заключается в ином: оно предохраняет человека от участи жертвы. Того, кто разбирается что к чему, труднее обмануть» [59].
Но оказывается, что это не совсем так. Человек, получивший некоторое, пусть и давнее, образование, очень себя за это образование уважает. Более того, любой критический взгляд на его образование вызывает отпор.
Рассказывают также, что честные учёные, анализируя «Твиттер» пришли к выводу, что ложь распространяется быстрее, чем правда [60]. Причём боты, которым, по сути, всё равно, распространяют фэйки и правдивые сообщения с одинаковой скоростью, а вот люди предпочитают ложь или правду, смешанную с ложью. Людям нравится ложь — потому что она создана ими самими и для них же, а правда — свойство бездушного мироздания.
О, сколько бесконечных букв написано в Сети людьми, окончившими технические вузы по поводу знаменитой задачи «Самолёт на транспортёре». Сколько чудовищных по бессмысленности исторических споров ведется людьми с «некоторым образованием».
И вот тут вступает оратор довольно специфический — Нассим Талеб. Я бы с осторожность относился даже не к нему, а к его почитателям, но вот ему говорят в интервью: «Принято считать, что СМИ манипулируют в основном мнением реднеков, „работяг“, но тому же CNN доверяют вполне образованные люди». И Талеб отвечает: «Их зрители — это те, кого я называю „интеллектуальными идиотами“. На самом деле как раз реднека обвести вокруг пальца невероятно сложно. Если ты ищешь, кого бы обмануть, лучшая кандидатура — это кто-то вроде читателя The
