Спустя полгода, находясь в отпуске, я в частном порядке встретился с Николаем Константиновичем Байбаковым, бывшим в то время заместителем Председателя Совета Министров СССР и Председателем Госплана СССР, с семьей которого у меня были близкие давнишние отношения. Рассказал ему о предложении Леонтьева и поинтересовался, почему ученого не пригласили в Союз. Он ответил, что помнит об этом сообщении, но в ответ я услышал: “Что мы могли ему показать, наши колхозы?” Меня эти слова искренне удивили — тогда мои устремления были направлены на сбор нужной нашей стране информации, и причин пассивности в ее получении от Леонтьева я просто не понимал. Но, увы, такова была тогда политическая установка партии — у нас все хорошо, никто не должен знать плохое, его нет. Байбаков, естественно, ее изменить не мог. Позже, лет через пять, я прочитал в сводках ТАСС, что Леонтьев приехал в Китай для выполнения контрактных работ по экономическим проблемам.
В СССР широко отмечалось 100-летие со дня рождения В.И. Ленина и соответственно велись широкие пропагандистские акции за рубежом, исключением не являлись и США. В посольстве организовали филателистическую выставку по тематике “Лениниана”, размещавшуюся на пяти стендах. В то время я серьезно увлекался филателией и привез из Москвы подборки марок на эту тему из своей коллекции. Они и были выставлены в посольстве. Американцы филателией увлекались мало, особенно связанной с Советской Россией, и тем не менее тематика Ленина производила на них впечатление. Интересен разговор, происшедший у меня с одним знакомым сотрудником ЦРУ у стендов выставки на одном из приемов в посольстве. На мой неожиданный для него вопрос в процессе беседы: “Нужен ли людям в Америке такой человек, каким был Ленин?” — он сразу же ответил: “Да, нужен!”
Люсита ВильямсВ юбилейном номере журнала “Советский Союз” на английском языке (аналоге журнала “Америка” в СССР), предназначенном для распространения в США, посвященном 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, была опубликована моя статья, основанная на истории, рассказанной мне Люситой Вильямс. Вдова американского прогрессивного писателя и публициста, соратника Джона Рида, очевидца Октябрьской революции, встречавшегося с Лениным, Альберта Риса Вильямса жила в Бостоне. Познакомился я с ней через наших нью-йоркских журналистов и моего шефа Каменева.
После смерти мужа в 1962 году Люсита Вильямс приводила в порядок его архив, который мечтала передать Советскому Союзу. Как-то, будучи в Бостоне, я ей рассказал, что в моем рабочем кабинете в посольстве стоит небольшой гипсовый бюст Ленина с подписью: “Шеридан, 1924 год”. Спросил, знает ли она что-либо о Шеридан. И она рассказала, что Шеридан, племянница Уинстона Черчилля, была довольно известным скульптором. Лепила этот скульптурный портрет непосредственно с Ленина в Кремле в начале 20-х годов. Бюст предназначался для продажи в Европе и Северной Америке и сбора денег на рабочее движение в поддержку Советской России. Шеридан была близким другом Вильямса и они встречались в то время в России. Судьба бюста сложилась неудачно. После статьи в “Советском Союзе” компартия США попросила дать ей бюст для снятия копии, но при возвращении по почте он прибыл в посольство разбитым.
С Люситой Вильямс и ее сыном Рисом, священником пресвитерианской церкви в Бостоне, у меня постепенно сложились дружеские отношения. Во время командировок я всегда навещал их. Рис разделял взгляды своих родителей, был весьма образованным интеллигентным человеком, отличался доброжелательностью и гостеприимством, мечтал посетить Советский Союз, страну молодости отца, написавшего о ней немало прекрасных книг и статей.
В 1970 году Люсита в числе девяти американских граждан была награждена Президиумом Верховного Совета СССР Ленинской медалью, которую поручили вручить мне. В это время она находилась в бостонской больнице после инфаркта, но состояние здоровья позволяло ее навестить. Награждение доставило ей огромную радость, и она откровенно ее выражала в присутствии многочисленных медицинских работников.
Летом 1970 года Рис с женой и двумя детьми на теплоходе “Александр Пушкин” вместе со мной отплыл в Ленинград. Не могу не вспомнить оставшейся у меня на всю жизнь впечатляющей картины — во время прохода нашего корабля по неукротимой бурной реке Святого Лаврентия, соединяющей Атлантику с Монреалем, на высоком крутом берегу всегда выстраивалась торжественная линейка детей работников нашего посольства в Канаде, находящихся в пионерском лагере, в парадной форме с красными галстуками. Они салютовали советскому флагу и пароходу под звуки горна.
Люсита Вильямс в 1972 году в Москве безвозмездно передала Ленинской библиотеке архив своего мужа. До сих пор храню в памяти теплые воспоминания об этой дружной и честной американской семье, не думавшей о своем благополучии, искренне общаясь с советским дипломатом, сохранявшей идеалы своего мужа и отца, считавшего социализм единственно правильным устройством общества.
В одну из поездок в Бостон в 1969 году мы с Каменевым встретились с вдовой известного социолога Питирима Сорокина, первого русского профессора социологии Петроградского университета (1919-22), высланного из Советской России в 20-е годы в числе большой группы ученых и позднее основавшего кафедру социологии в Гарвардском университете. Сорокин умер в 1968 году и вдова, исполняя его завещание, хотела неформально выяснить возможность захоронения урны с прахом в Ленинграде и передачи нам рукописного архива. Разговор сложился вполне доверительный, она показала весь архив, огромную библиотеку и большую коллекцию грампластинок классической музыки, которую он собирал всю жизнь. В конце встречи неожиданно повела в мемориальную комнату, где в полумраке стояла урна с прахом.
Архив СтравинскогоЕще одно дело, связанное с судьбами известных русских людей, оказавшихся вне родины, касалось архива выдающегося русского композитора Игоря Стравинского. Крупный нью-йоркский дилер по международным раритетам предметов искусства в мае 1971 года предложил посольству переговорить с ним о покупке архива композитора, скончавшегося 6 апреля этого же года. Сын Стравинского решил продать архив и в первую очередь предложил его СССР. При встрече дилер рассказал, что архив состоит из рукописей всех музыкальных произведений композитора, переписки с Дягилевым, воспоминаний о Римском-Корсакове, семейных фотографий, личных документов и многого другого. Стоимость архива дилер оценил в миллион двести пятьдесят тысяч долларов. В то время он приобретен не был.
Интересной была также работа с нашими культурными и спортивными делегациями, довольно интенсивно посещавшими США. Со многими из них приходилось тесно общаться и по работе, и в домашней обстановке. Мне были понятны их трудности, в первую очередь незнание местных условий и языка, ограниченность в денежных средствах, и поэтому всегда старался оказать им посильную помощь. Случались, конечно, забавные истории. Во время пребывания в Вашингтоне Царева и Товстоногова, уже перед возвращением домой, повез их в загородный торговый центр. Стояла обычная для летних месяцев жара. Чтобы легче дышалось моим пассажирам, открыл окна в машине. И вдруг слышу отчаянный крик Царева, сидевшего на заднем сиденье: «Пожар, горим!» Я свернул на обочину скоростной автострады, остановился. Действительно, сбоку от артиста валил черный дым. Воды нет, огнетушителя тоже. Надо что-то делать. Царев с Товстоноговым суетятся вокруг, волнуются. Догадался! Открыл капот, вытащил довольно объемистый бачок с жидкостью для промывки переднего стекла и залил им дымящее место в сиденье. Как оказалось, Царев выбросил выкуренную сигарету в окно, но ее задуло обратно и сиденье начало усиленно тлеть. Так я и ездил все годы с прожженным сиденьем, вспоминая Царева. Но есть и воспоминания другие — Царев читал свои стихи до самого рассвета.
В сентябре 1970 года в городе Колумбус (штат Огайо) проходил чемпионат мира по тяжелой атлетике. Из Москвы сообщили, что один из наших спортсменов несправедливо обвинен в применении допинга и Госкомитет по спорту просил посольство помочь нашей команде отстоять свою правоту. Посольству предоставлялось право по согласованию с руководителями команды в знак протеста снять ее с соревнований. Я вылетел в Колумбус. Соревнования близились к концу, выступали спортсмены полутяжелого и тяжелого веса. Дело с допингом было откровенно сфальсифицировано — при взятии пробы сосуд не опечатали, отвозил ее на анализ врач американской команды, результаты пока сообщены устно. Поэтому когда стало известно о приезде сотрудника посольства, то обвинение сразу же отпало.
В тяжелом весе выступал наш прославленный атлет Василий Алексеев, от которого все ожидали установление мирового рекорда. Накануне его выступления в небольшой и весьма скромной гостинице, где проживала наша команда и остановился я, соседний с Алексеевым номер сняли трое американцев, как потом выяснилось, из воинствующей “Лиги защиты евреев” во главе с Кохане. В ночь перед выступлением Алексеева эти трое, имитируя ссору, подняли у себя в номере такой шум и гвалт, что заснуть было невозможно. Обращение к работнику гостиницы с просьбой унять дебоширов не помогло, он явно умышленно “держал нейтралитет”. Вызывать полицию смысла не было, так как на это ушло бы время, и спать не пришлось бы. Выступление Алексеева совсем неожиданно оказалось на грани срыва. Надо было срочно принимать какие-то меры. Тогда Алексеев и его консультант неоднократный чемпион мира по штанге Аркадий Воробьев пригласили “троицу” в коридор, чтобы попросить их унять свои страсти. Перед ними предстали хлюпенькие молодые люди. Недовольный взгляд на них двух мужчин истинно богатырского вида возымел свое действие. Виновники нарушения спокойствия стали торопливо извиняться, затихли и рано утром покинули гостиницу.
