Опять же они повысили бы капитализацию своих активов, поскольку получили бы дополнительные гарантии их неприкосновенности. А сколько предполагалось собрать денег и на какие цели потратить?
Думаю, минимум 15–20 миллиардов долларов. Вкладывать же их, убежден, надо было в создание современной общенациональной инфраструктуры. В автомагистрали, высокоскоростные железные дороги, линии электропередач и связи, трубопроводы, современные аэропорты. Это заметно уменьшило бы издержки ведения бизнеса в нашей стране и мучения обычных граждан. Плюс в инфраструктуру местную: водопроводы, системы отопления и канализации. В общем, во все то, что позволяет комфортно существовать простому городскому или сельскому жителю.
А как же вы собирались определить размер компенсации, которую должен был выплатить каждый из участников приватизации?
Вот тут у Ходорковского была такая просьба: не спускать из правительства никаких формул и разнарядок. Он говорил: «Мы сами лучше всех знаем, сколько в свое время недоплатили государству. Среди нас, участников приватизации, есть общее понимание, кто сколько должен внести. Кто-то полтора миллиарда долларов, кто-то три, кто-то пять. Мы сами между собой договоримся».
Мне эта мысль показалась здравой. В итоге Ходорковский ушел от меня с намерением подготовить проект этого закона. Буквально через неделю проект был готов. Очень краткий, на двух страничках, простой и ясный. Перед тем как дать поручение министерствам и ведомствам о проработке этого проекта закона, я показал его президенту.
Зачем вы это сделали?
Я всегда исходил из того, что премьер-министр должен обсуждать с президентом проект любого важного для страны решения. Будь то подходы к формированию бюджета, реформа газового сектора или, как в данном случае, окончательное урегулирование отношений между государством и крупнейшими участниками процесса приватизации.
И как отреагировал президент?
Путин прочитал бумагу с проектом закона и оставил ее у себя. Президент ничего не сказал, просто забрал те две странички. И все — больше мы к этому вопросу не возвращались.
Как вы думаете, почему? Он не был заинтересован в том, чтобы подвести черту под спорами о приватизации 90-х?
Думаю, что он понимал: принять этот закон — значит снять богатейших бизнесменов, крупных промышленников с крючка. А это, похоже, в его планы не входило. Потом я укрепился в этом мнении, как и все, кто следит за событиями в России. Пока бизнесмены находятся в подвешенном состоянии, не имея от государства никаких гарантий собственности, опасаясь в любой момент лишиться своих активов, ими можно манипулировать. Поэтому Путин и положил проект закона под сукно.
И, возможно, поставил еще одну мысленную зарубку: опять этот Ходорковский. Скажите, что вы думаете по поводу неформальных обвинений, выдвигавшихся тогда против Михаила Борисовича? Многие говорили, что сел Ходорковский не за то, в чем его обвиняют, а совсем за другое. Например, за то, что в тот самый злополучный день в Кремле, выслушав гневную отповедь Путина, Ходорковский будто бы громко сказал Владимиру Потанину: «Все, с этим надо заканчивать. Идем на выборы. Ты — президент, я — премьер» Эти слова подслушали и донесли Путину, и пошло-поехало.
Зная и Потанина, и Ходорковского, не верю, что между ними мог состояться такой разговор.
А была еще одна история, которая циркулировала по Москве вскоре после ареста Ходорковского: будто бы он во время поездки в Вашингтон в 2003 году встречался с тогдашним госсекретарем США Кондолизой Райс и просил поддержки США, обещая провести ядерное разоружение России в случае своей победы на президентских выборах. И разведка донесла эти данные в Кремль.
Полная ерунда! Такую чушь могут распространять только люди, никогда не участвовавшие в международных переговорах на таком уровне. Я не только не верю, что Ходорковский мог такое говорить, но точно знаю: никто в администрации США — ни Кондолиза Райс, ни кто-либо другой — не стал бы поддерживать такой бредовый разговор. Ни минуты. Встали бы и ушли, а гостя назвали бы провокатором, могли бы и за дверь выставить…
Ну, а история о том, что Ходорковский хотел без согласования с государством продать ЮКОС американцам, поставив сокровища российских недр под контроль иностранной державы?
Примитивная пропагандистская страшилка.
Во-первых, как я уже говорил, запасы нефти, пока они не извлечены из-под земли, по закону принадлежат государству. Поэтому продажа ЮКОСа или любой другой нефтяной компании иностранному инвестору ничего не меняла и не могла изменить: сокровища наших недр оставались бы национальным достоянием страны. Нефтяные компании владеют оборудованием для добычи, разведки нефти, нефтепереработки, зданиями, объектами инфраструктуры и т. д. Кому все это хозяйство принадлежит — отечественным акционерам, европейцам или американцам, по моему убеждению, не имеет никакого значения. Лицензии, то есть права на разработку тех или иных месторождений на определенных условиях, выдает государство. Правительство в энергетической стратегии задает параметры разработки недр. Важно, чтобы исполнялись законы и платились налоги. Чтобы государство получало больше доходов, нужно, чтобы осуществлялись инвестиции. А для этого в добывающей отрасли должна быть конкурентная среда, а в области транспортировки добытой нефти государство обязано обеспечивать всем равные условия доступа к трубопроводам.
Во-вторых, в случае с ЮКОСом речь шла не просто о продаже, а о слиянии, обмене активами с Exxon Mobil. Если бы сделка состоялась, то ЮКОС стал бы частью крупнейшей в мире транснациональной корпорации. Я тогда доказывал президенту, что от этого России не будет ничего, кроме пользы. Кстати, Путин до определенного момента спокойно относился к перспективе иностранного участия в капитале российских энергетических компаний. Хорошо помню, как президента на каком-то международном энергетическом форуме кто-то из иностранных участников спросил: как вы смотрите на то, что мы хотим купить долю в одной из крупнейших российских нефтяных компаний? Он ответил, что это решает правительство; я, президент, этим не занимаюсь, как правительство скажет, так и будет.
Вскоре в Москву для встречи со мной приехал глава Exxon Mobil Ли Раймонд, и я, отвечая на его вопрос, подтвердил, что правительство не возражает против приобретения ими серьезной доли в ЮКОСе или в объединенной компании ЮКОС — «Сибнефть». Но после того как Ходорковский попал в тюрьму, переговоры были свернуты. «Сибнефть» тут же вышла из альянса с ЮКОСом. Эта сделка, как и многие другие, расстроилась — арест Ходорковского и давление властей на ЮКОС смертельно напугали всех олигархов, и не только нефтяных.
Знаю, что Ходорковский ходил-таки на прием к Путину согласовывать сделку с американцами — он сам мне об этом рассказывал незадолго до ареста, на нашей последней с ним встрече. Другое дело, что Владимир Владимирович поговорил с ним по-иезуитски: «А зачем, собственно›, вы мне об этом рассказываете? — спросил Путин. — Ведь если я скажу вам нет, вы все равно поступите по-своему; не правда ли?» Тогда Ходорковский переспросил его: «Так вы против?» «Я вам этого не говорил» — ответил Путин.
Да, такая встреча была еще до ареста Лебедева, Ходорковский мне также об этом рассказывал. Несмотря на все мои аргументы, в голове Путина победила концепция, изложенная в кандидатской диссертации, которую он защитил, если не ошибаюсь, в 1996 году: российские нефтедобывающие компании должны принадлежать государству. В этом он был вовсе не одинок — ту же самую позицию с пеной у рта отстаивали многие члены Совета безопасности.
Завершая разбор версий об «истинных» причинах злоключений Ходорковского, хочу напомнить: тогда чаще всего говорилось, что МБХ арестован за попытку осуществить коварный план захвата власти в стране. Сначала скупить как можно больше голосов в будущей Государственной думе, потом создать парламентское большинство в две трети депутатов, изменить конституцию, превратить Россию в парламентскую республику, а самому стать премьер-министром.
Такие разговоры ходили. О том, что Ходорковский будто бы скупает депутатов, мне однажды с раздражением заявил сам Путин.
Между прочим, ничего особенного в этом нет. Во всем мире крупные бизнесмены делают взносы в фонды предвыборных кампаний кандидатов в депутаты, чтобы потом иметь в парламенте своих людей. И у нас так всегда было накануне любых выборов. Не секрет, например, что в парламенте всегда была и есть мощная депутатская группа лоббистов «Газпрома»
