class="p1">Европейские компании производили турбины и компрессоры для газопровода по технологиям США. Это не ускользнуло от внимания Вашингтона. Белый дом решительно взялся за дело: в конце декабря администрация приостановила действие лицензий, позволявших европейским компаниям экспортировать в Советский Союз компоненты, созданные по американским технологиям. Современным эквивалентом подобной меры стал бы запрет на использование компаниями ЕС компьютеров Apple или программного обеспечения Microsoft для производства продукции, предназначенной для экспорта в Россию.
Европейские власти пришли в ярость — не в последнюю очередь потому, что США уведомили их о санкциях всего за пять часов до введения [329]. Такие меры могли привести к задержке строительства газопровода и, соответственно, поставок газа. Ситуация была серьезной, но не катастрофической: новые меры экспортного контроля не распространялись на ранее заключенные договоры. Большинство европейских компаний могли продолжать экспортировать части газопровода в СССР при условии, что они уже подписали соответствующие сделки. Однако Вашингтон намекнул, что санкции вполне могут обрести обратную силу. В этом случае европейским компаниям не осталось бы ничего иного, как расторгнуть действующие контракты. Потенциальные финансовые потери выглядели значительными.
Вашингтон понимал, что угроза придания закону ретроактивности [330] дает ему мощный рычаг влияния. США начали давить на европейские страны, убеждая их ввести санкции против СССР в ответ на польские события. Угроза Америки была практически не завуалирована. Если Европа примет жесткие меры против Москвы, например, введет торговое эмбарго, то американские ограничения на экспорт технологий в СССР не будут распространяться на существующие контракты, и европейские фирмы смогут продолжить строительство различных частей Сибирского трубопровода. Но если европейские страны откажутся выполнять требования США, администрация придаст этим мерам обратную силу.
Евросоюз оказался между молотом и наковальней. Организация [331] хотела поддержать европейские производственные компании, работающие над трубопроводом, но ее члены не желали сокращать торговые связи с Москвой. Европейские правительства также не были уверены в том, что за подавлением польских протестов стоит Советский Союз. Некоторым казалось, что Рейган использовал ситуацию в Польше как предлог для срыва строительства газопровода. В марте 1982 года Европейский союз объявил о скромных мерах: организация сократила ежегодный импорт из Советского Союза на 150 млн долларов. Это был жест доброй воли по отношению к Рейгану, но он совершенно не соответствовал американским требованиям и не произвел впечатления на Вашингтон.
Переговоры продолжались весь июнь, дойдя до кульминации на версальском саммите G7. Несмотря на активные дискуссии, стороны так и не смогли прийти к соглашению [332]. Вскоре после завершения саммита США объявили, что меры экспортного контроля по отношению к строительству трубопровода будут распространяться и на существующие контракты [333]. Подобное произошло впервые: до этого о ретроактивных санкциях не слыхивали. Соблюдение таких мер предписывалось также европейским дочерним предприятиям американских компаний. Это был еще один новый незаконный шаг: Соединенные Штаты не имеют юрисдикции над иностранными дочерними предприятиями американских фирм [334].
Правительства европейских стран возмутились. По словам министра иностранных дел Франции Клода Шессона, «Соединенные Штаты только что фактически объявили своим союзникам в Западной Европе экономическую войну» [335]. Время было выбрано неудачно. Недавно Рейган сообщил, что Соединенные Штаты отменяют эмбарго на экспорт зерна в Советский Союз, поскольку такая политика нанесла ущерб американским фермерам. Это произвело катастрофическое впечатление на общественность: Вашингтон, похоже, соглашался применять санкции к СССР только до тех пор, пока это не мешало американским фирмам.
Но при всем накале дипломатической риторики европейский бизнес полагал, что выбора нет, и ему придется подчиниться американским требованиям. Риск впасть в немилость у американских контролирующих организаций представлялся им неоправданным. Европейские компании начали информировать Москву, что они вынуждены выйти из проекта строительства газопровода. Казалось, что американский план работает. Протесты со стороны правительств стран ЕС постепенно становились все реже. Однако это оказалось лишь затишьем перед бурей. Великобритания, Франция, Италия и Западная Германия перешли в контрнаступление.
В июле 1982 года премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер возобновила военные действия. Выступая в парламенте, она заявила: «Вопрос в том, может ли одна очень могущественная страна мешать выполнению существующих контрактов. Неправильно, что она должна препятствовать выполнению этих контрактов» [336]. Тон был задан. Европейские страны не собирались уступать давлению США. Правительства стали требовать от своих национальных фирм выполнения договорных обязательств с Москвой. Эта мера также распространялась и на филиалы американских компаний: Dresser-France, французская дочерняя компания американской Dresser Industries, получила из Парижа строгое указание отправлять детали трубопроводов в СССР [337].
На случай, если компании отказывались поставлять комплектующие в Советский Союз, у французского и британского правительств имелся план Б. Париж угрожал реквизировать предприятия, подчинившиеся американским санкциям. Лондон поступил аналогичным образом с четырьмя британскими фирмами [338]. Европейские компании четко уловили посыл. Они мигом возобновили поставки различных частей советского трубопровода. В ответ Вашингтон ввел санкции против 12 европейских фирм, запретив им вести бизнес в Соединенных Штатах [339].
Трансатлантическая свара переросла в противостояние. Европейские страны единодушно выступили против санкций США. Напротив, в Вашингтоне их поддержка рассыпалась: в администрации возникли серьезные разногласия по поводу целесообразности введения санкций против союзников [340]. Госсекретарь Александр Хейг подал в отставку, заявив, что санкции против советского газопровода вносят ненужный раскол в трансатлантический альянс [341]. Молодой выпускник Колумбийского и Гарвардского университетов Энтони Блинкен, ставший впоследствии госсекретарем США при президенте Джо Байдене, придерживался того же мнения. Он написал книгу, в которой объяснил, почему блокирование строительства газопровода менее важно для США, нежели поддержание прочных связей с европейскими союзниками [342].
Противники санкций в Вашингтоне утверждали, что они в лучшем случае неэффективны, а в худшем контрпродуктивны: решимость Европейского союза не подчиняться американским требованиям означала, что советский газопровод, похоже, будет построен, несмотря на санкции [343]. Часть сотрудников администрации также опасалась, что эти меры нанесут ущерб американским компаниям, которые вынужденно прекратят продажу технологий европейским предприятиям; по оценкам, краткосрочные потери американских компаний, таких как Caterpillar и General Electric, составили более 2 млрд долларов США (в пересчете на сегодняшние деньги с учетом инфляции — 6 млрд долларов США) [344].
Еще более серьезным выглядел потенциальный долгосрочный репутационный ущерб для американского бизнеса: иностранные компании начали задумываться, стоит ли им вообще обращаться к американским технологиям, если это может подвести их под санкции Вашингтона. Такие опасения выглядели вполне логично. Советские власти намекнули, что европейские фирмы, использующие американские ноу-хау, не будут допущены к будущим контрактам [345]. Столкнувшись с активным лоббированием со стороны промышленных компаний, Конгресс начал готовить законопроект, отменяющий санкции в отношении советского трубопровода и вынуждающий Белый дом
