общество переносятся плохо. Надо завязать с ними общую связь, протянуть нити, пересмотреть классические проекты относительно нашей ситуации. Есть более общий уровень — историческая социология, соединение с историей для распутывания узлов ХХ и ХХI веков. И третье — это качественная социология, изучающая повседневность и близкая к тому, что на Западе называется антропологией и культурологией повседневной жизни. Так что работы — выше крыши. Материал буквально валяется под ногами. Не копано еще ничего.
Почему не ломятся в социальный лифт?
Впервые: Семья и школа. 2009. № 12. С. 2–5. Беседовала Наталья Мавлевич.
Каковы запросы сегодняшнего российского общества к качеству образования? Такой была тема большого социологического исследования, проведенного весной 2009 года «Левада-центром». О том, какие выводы оно позволило сделать, рассказывает сегодня нашему корреспонденту заведующий отделом социально-политических исследований центра Борис Владимирович Дубин.
Пять лет назад мы уже проводили сходное исследование — тогда людей спрашивали о доступности образования. Поэтому теперь анкету делали с таким расчетом, чтобы по каким-то значимым проблемам можно было проследить динамику. Исследование проводили на трех выборках. Первая, самая большая — население в целом, вторая, внутри этой большой — молодежь от 15 до 29 лет и третья, самая маленькая — люди, которые имеют или получают второе образование. Они служили нам своего рода экспертной группой, мы полагали, что уж они-то точно ориентированы на качественное образование и их взгляды и ориентиры представляют на сегодня авангард. Опрос проходил в масштабе всей страны. В прошлый раз мы концентрировались на проблеме доступности образования, в то время наиболее горячей. Были еще живы возникшие в первые годы перестройки и не развеявшиеся в 1990-е иллюзии о том, что удастся построить новую систему образования, альтернативную государственной, советской, но уже эти надежды стали отчасти развеиваться. Поскольку же вузы и вообще вся система высшего — да во многом и среднего — образования все больше и больше стала перекладывать свои расходы на население, постепенно переходя на платность, это породило неравенство и неравную доступность образования для разных социальных групп. Мы ухватили тогда эту проблему доступности, а сейчас попытались соединить ее с проблемой качества. Иначе говоря, если совсем попросту сформулировать: люди платят за качество образования или за диплом? Если они заплатили за образование, то делают ли что-то сами, чтобы повысить его качество? Занимаются ли на каких-то курсах, участвуют в научных обществах, добиваются, чтобы их послали за рубеж практиковаться и стажироваться и т. д.?
То есть прилагают ли какие-то сознательные усилия?
Да, что они делают реально и каковы результаты этих усилий? Собственно, кое о чем мы уже знали и из того нашего исследования. Знали, что проблема качества образования не является острой для сколько-нибудь большой группы населения.
Это относится к среднему образованию или к высшему?
Давайте начнем со среднего. Мы опрашивали и учащихся, и родителей. Вопросы формировались блоками: сегодняшних родителей спрашивали об их опыте как родителей, потом об их прошлом опыте как учащихся; учащихся — об их сегодняшнем опыте и об их перспективах на будущее. Так вот, у абсолютного большинства населения, начиная с самих школьников и включая их старших братьев, сестер, родителей, нет отношения к школе как к важному этапу жизни, который связан с тем, что будет дальше. Ученики воспринимают школу как некую данность, родители считают: чем ребенок будет болтаться по улице, пусть лучше будет привязан к школе. Подход почти такой же, как к детсаду. Отпустить на улицу опасно, а в садике дитя под присмотром, на глазах. Выбирают школу для своих детей группы, едва превосходящие по объему границы статистической достоверности, 4–5 % населения. Разумеется, в Москве и крупных городах эта доля будет побольше, но опять-таки доля этой части населения во всем населении не так велика.
Выходит, большинство просто идет в школу «по приписке», как в районную поликлинику или отделение милиции, и выбора у них нет?
Отчасти так. Процентов 60 опрошенных не имеют возможности выбирать, но даже когда такая возможность есть, бóльшая часть никак ее не реализует. Выбирает от силы треть тех, кто может.
Все идет само собой, так, что ли? В пять месяцев зубик у ребенка прорезался, в годик он стал ходить, в два заговорил, а в семь в школу пошел?
Да. Родители уверены, что ребенок должен отбыть свое. И сам ребенок так думает: должен отбыть, где могу, увильну. Какое это будет иметь значение, как связано с будущим, можно ли уже на этой фазе проявить себя, свои способности, пристрастия, построить, исходя из этого, свою программу обучения и в школе, и в вузе — об этом задумываются очень небольшие, микроскопические группы. Для остальных отношение к школе как к этапу профессиональной биографии не характерно. А характерно другое, пассивно-претерпевающее. Знаете, это как в поезде: едешь себе и едешь, как ни спеши, скорее не приедешь, зато и не опоздаешь.
Я не раз слышала мнение о том, что и к плохой школе полезно приспособиться. Наорет на тебя учитель, побьют одноклассники, но и в жизни так бывает, надо привыкать сызмала!
Есть и такой тип отношения, и не только к школе — так относится мужская часть родителей к армии: дескать, каждый мужик должен это пройти. Конечно, тебя там сахаром кормить не будут, но это закаляет, формирует характер.
А как оценивается качество школьного образования?
Тут ситуация парадоксальная. С одной стороны, большая часть учащихся и отучившихся, 60–65 %, оценивают современную российскую школу на тройку. Процентов 80 считают, что государство недостаточно делает, чтобы привести систему в норму. Школа оценивается как институт в состоянии распада. Распад прежде всего касается собственно социальных отношений: между учениками, между учениками и учителями. Здесь большая часть оценок такова: настоящих контактов с учителями нет, учителя плохо подготовлены, их знания устарели, они в плохом контакте с ребятами, ребята же недружелюбны, среди них высок уровень отклоняющегося поведения, включая наркотики, пьянство и т. д. Плюс, конечно, плохое состояние информационной базы, техники, зданий, учебников, библиотек. В школе возникает, а потом наблюдается и в вузах повальное отсутствие интереса к учебе. Но стоит спросить, где школа лучше, в России или за рубежом, как те же люди отвечают: наша лучше!
И как-то объясняют ответ или это просто так считается?
Так считается. Это стереотип, который, как флажок, выкидывается в ситуации сравнения. Как это, сравнивать их и нас — понятно, что мы лучше! А раз лучше, так уж во всех отношениях, и школа наша лучше. И такое противоречие никак не смущает респондентов, для
