Вы, миссионеры, являетесь в Индию, думая, что пришли в страну язычников, идолопоклонников, в страну людей, не знающих Бога… Вы являетесь сюда, чтобы найти причины несчастий индийцев и искоренить эти причины. Но я надеюсь, что вы способны трезво оценить увиденное, и если Индия может что-то вам дать, то вы не заткнете уши, не зажмурите глаза и не ожесточите свое сердце, а примете все хорошее103.
* * *
Миссионерам следует изменить свое отношение. Сегодня они говорят людям, что у них нет иного спасения, нежели Библия и вера в Христа. Это обычная практика – опорочить чужую религию и предложить свою как единственную, способную принести спасение. Такое отношение надо в корне пересмотреть. Пусть они явятся к людям и примут их такими, каковы те есть, пусть попытаются сделать индуистов лучшими индуистами, а мусульман лучшими мусульманами. Пусть миссионеры работают в деревнях, пусть увидят все самое хорошее в жизни народа и перестанут предлагать что-либо, несовместимое с ней. Это сделает труд миссионеров более действенным, люди перестанут относиться к их словам с недоверием и враждебностью. Миссионерам следует идти к индуистам в качестве не снисходительных покровителей, но таких же людей; миссионерам не пристало делать одолжения, им надлежит служить народу и работать среди простых людей104.
* * *
Пусть мои друзья-миссионеры помнят, что не кто иной, как один из самых христолюбивых христиан, Альберт Швейцер, дал уникальное определение христианству, когда отказался «от проповеди и от лекций» и похоронил себя в Экваториальной Африке, чтобы искупить долги Европы перед этим континентом105.
* * *
Христианские миссии небезупречны. Если бы я обладал законодательной властью, то официально запретил бы прозелитизм. Он представляет собой причину многих напрасных классовых конфликтов, которых можно было бы избежать, и изжоги и самих миссионеров. Но я готов от души приветствовать здесь людей любых национальностей, приехавших для того, чтобы бескорыстно служить Индии. В индусских домах приход миссионеров обычно рассматривают как нарушение спокойствия семьи, являющееся в обличье новой одежды, манер, языка, еды и питья106.
* * *
Большие и богатые христианские миссии в Индии сослужат ей хорошую службу, если смогут ограничить свою деятельность гуманитарной помощью и отказаться от конечной цели обратить всю страну или, по крайней мере, невежественных крестьян в христианство и разрушить социальный порядок, который, несмотря на многие его недостатки и пороки, с незапамятных времен выдерживает натиски враждебных сил как изнутри, так и извне. Хотим мы – и миссионеры – того или нет, но истинное в индуизме переживет века, а ложное рассыплется в прах. Всякая живая вера, если она желает уцелеть, должна иметь в себе силы для постоянного обновления107.
* * *
Миссионерам я хочу сказать: забудьте, что вы пришли в страну язычников. Помните, что индийцы так же ищут Бога, как и вы. Просто почувствуйте, что не надо внушать им ваши духовные блага, и разделите с ними свое материальное богатство, которого у вас намного больше, чем у них108.
* * *
Миссионеры в Индии подвержены двойному заблуждению. Во-первых, они полагают, что лучше других людей знают, как надо жить; а во-вторых, они думают, будто то, что они считают лучшим для себя, будет лучшим и для всего остального мира. Хочу попросить миссионеров проявить большее смирение109.
* * *
Я уверен, что у американских миссионеров найдется много дел и в Америке110.
* * *
Американские и британские деньги, вложенные в миссионерские общества, принесли больше вреда, чем пользы. Нельзя одновременно служить Богу и мамоне. Я же боюсь, что служить Индии послали именно мамону, а Бог отстал где-то на полпути. Но отмщение все равно остается в Его руке111.
* * *
Дар исцеления насквозь пропитался духом коммерции, потому что у исцеляющих появилось чувство, что в благодарность за такие услуги люди, принимающие их, примут и Христа. Но почему служение не может быть наградой само по себе?112
* * *
Прозелитизм под маской гуманитарной помощи – это, мягко говоря, весьма нездоровое явление. Народ очень им недоволен. Религия в конечном счете дело сугубо личное, оно касается души. Почему я должен менять веру, только потому, что врач, исповедующий христианство, вылечил меня от какой-то болезни, или почему доктор ожидает от меня отступничества, если я нахожусь под его влиянием? Разве оказание медицинской помощи само по себе не может быть наградой и источником удовлетворения? Почему я, занимаясь в учебном заведении христианской миссии, должен выслушивать христианские проповеди? По моему мнению, такая практика не возвышает, а наоборот, вызывает подозрения и даже скрытую враждебность. Методы обращения должны быть, как жена Цезаря, выше подозрений. Веру невозможно дать как материальную вещь. Она внушается языком сердца113.
* * *
Я не против обращения, я против его современных методов. Обращение в наши дни стало обычным бизнесом114.
* * *
Во-первых, я предложил бы вам, христианам, миссионерам и всем прочим, строить свою жизнь по образу Иисуса Христа. Во-вторых, практикуйте свою религию без фальсификаций и послаблений. В-третьих, проявляйте любовь, сделайте ее вашей главной силой, ибо любовь – это суть христианства. В-четвертых, изучайте нехристианские религии, проявляйте к ним больше сочувствия, ищите в них что-то хорошее, чтобы вообще лучше относиться к людям115.
* * *
Не говорите о нем [о христианстве]. Роза не нуждается в разговорах о ее аромате. Она просто источает его и этим привлекает к себе людей. Не говорите о своей вере, живите ею, и люди придут к вам, чтобы увидеть источник вашей силы116.
(См. главы 1 и 2, а также несколько разделов в главе 12.)
Я не уступлю христианину в самозабвении, с каким я пою «Веди нас, добрый свет» и несколько других таких же вдохновенных гимнов1.
* * *
Я могу описать свои чувства к индуизму не более внятно, чем свои чувства в отношении жены. Она дорога мне, как никакая другая женщина в мире, но это не значит, что у нее нет недостатков. Смею утверждать, что у нее их больше, чем я вижу. Но я чувствую свою неразрывную связь с нею. То же самое испытываю я и к индуизму со всеми его изъянами и ограниченностью2.
* * *
Я люблю индуизм больше собственной жизни3.
* * *
Должен со всем смирением сказать вам, что индуизм, каким я его знаю, полностью удовлетворяет мою душу, наполняет благодатью все мое бытие, и в Бхагавадгите и Упанишадах я нахожу утешение, которого не могу найти даже в Нагорной проповеди. Это не значит, что я не ценю представленный в ней идеал, это не значит, что драгоценное учение, изложенное в Нагорной проповеди, не оставило глубокого отпечатка в моей душе, но я должен честно сказать, что когда меня одолевают сомнения, когда горизонт затягивают мрачные тучи, затмевающие солнце, я обращаюсь к Бхагавадгите и нахожу успокаивающий меня стих. Я сразу начинаю улыбаться, забыв о печалях. Моя жизнь была полна внешних трагедий, и если они не оставили в моей душе видимых и неизгладимых отпечатков, то этому я целиком и полностью обязан Бхагавадгите4.
* * *
Я читал Книгу Бытия и следующие за ней главы, и такое занятие неизменно погружало меня в сон. Но только ради того, чтобы иметь право сказать, что я это читал, я с трудом одолел Библию – хотя и без интереса и понимания. Книга Чисел мне просто не понравилась. Однако Новый Завет произвел на меня совершенно иное впечатление, особенно Нагорная проповедь, которая сразу тронула мое сердце. Я могу сравнить ее с Бхагавадгитой… Мой юный ум пытался объединить учение Гиты и суть Нагорной проповеди5.
* * *
По воскресеньям я посещал веслианскую церковь… Она произвела на меня неблагоприятное впечатление. Проповеди никого не вдохновляли. Прихожане не показались мне особенно религиозными. Я не назвал бы их благочестивыми душами; скорее, это были миряне, пришедшие в церковь отдохнуть и подчиняясь принятому обычаю6.
* * *
Во время моего первого пребывания в Южной Африке именно христианское влияние позволило мне сохранить живое религиозное чувство7.
* * *
Если бы я познакомился с одной только Нагорной проповедью и сам ее истолковал, то без колебаний сказал бы: «Да, я христианин». Но я понимаю, что если бы сказал такое сейчас, то был бы неверно понят… К тому же в христианстве многое есть прямое отрицание Нагорной проповеди8.
* * *
Веря в наследственность и родившись в индуистской семье, я остался индуистом. Я бы отверг индуизм, если бы нашел его несовместимым с моим нравственным чувством и духовным ростом. Но по зрелом размышлении я обнаружил, что это самая терпимая из всех известных мне религий, так как предоставляет исповедующему ее полную свободу для самовыражения. Не будучи исключительной религией, индуизм позволяет своим последователям не только уважать чужую веру, но также восхищаться всем хорошим, что есть в других религиях и перенимать это9.
