После 1893 года большую часть книг я прочел в тюрьме32.
* * *
Я не рассчитывал, что вы [К. Ф. Эндрюс] навестите меня в тюрьме. Я счастлив, как птичка! Мой идеал тюремной жизни – как участника гражданского сопротивления – это полная оторванность от внешнего мира. Право на посещения – привилегия, но участник гражданского сопротивления не имеет морального права на привилегии. Религиозная ценность тюремного заключения подкрепляется отказом от привилегий. Предстоящее мне заключение станет чем-то большим, чем политическое преимущество. Если это окажется жертва, то я хочу, чтобы она была чистой33.
* * *
Ненасилие предполагает добровольное принятие наказания за отказ от сотрудничества со злом. Я с радостью приму самое строгое наказание за то, что закон считает преступлением, а я – высшим долгом гражданина34.
* * *
Тюрьма – это тюрьма для воров и разбойников. Для меня она дворец35.
(См. также раздел «Расовая дискриминация» в главе 8.)
Я прожил в Южной Африке двадцать лет, но никогда не думал о посещении алмазных копей, отчасти потому, что не желал нарваться на отказ и оскорбление из-за моей расовой неприкасаемости36.
* * *
Поезд прибыл в Марицбург, столицу Натала [Южная Африка], около 9 часов вечера… Один из пассажиров приблизился ко мне и смерил меня взглядом, заметив, что я «цветной». Затем ко мне подошел какой-то железнодорожный чин и сказал: «Идемте со мной. Вы должны ехать в общем вагоне». «Но у меня билет в первый класс», – возразил я. «Это не имеет значения, – ответил он. – Вы должны покинуть купе, в противном случае я вызову полицию». «Вызывайте. Я отказываюсь добровольно покинуть мое место». Явился полицейский. Взяв меня за руку, он вывел меня на перрон. Перейти в общий вагон я отказался, и поезд уехал без меня37.
* * *
В тот вечер я благополучно добрался до Йоханнесбурга. Взяв такси, я попросил отвезти меня в отель «Гранд-Националь». Обратившись к управляющему, я попросил номер. Он некоторое время внимательно меня разглядывал, а затем вежливо сказал: «Прошу прощения, но у нас нет свободных номеров»38.
* * *
Я подал заявление о приеме меня в коллегию адвокатов Верховного суда Натала… Общество юристов страшно меня удивило, прислав ответ, в котором мне было отказано в приеме. Главное возражение заключалось в том, что когда составляли правила приема в коллегию адвокатов, никто даже не рассматривал возможность вступления туда «цветных»39.
* * *
Господин Эллерторп пригласил меня в бенгальский клуб [Калькутты], где он остановился. Он не знал, что индийца нельзя принять в клубном салоне… Господин Эллерторп выразил свое сожаление по поводу предрассудков местных англичан и извинился за то, что не может пригласить меня в салон клуба40.
* * *
Однажды в Претории я пришел к парикмахеру-англичанину. Он презрительно отказался меня стричь. Естественно, это меня уязвило, но я сразу купил ножницы и, встав перед зеркалом, кое-как постригся сам. Спереди я смог подравнять волосы более или менее прилично, но полностью испортил затылок. Мои друзья, увидев меня, долго смеялись. «Что у тебя с волосами, Ганди? Тебе их погрызли крысы?» «Нет, – ответил я. – Просто белый парикмахер не отважился прикоснуться к моим черным волосам»41.
Слово «святой» должно быть исключено из современного обихода. Это слишком священное понятие, чтобы легко применять его в отношении кого-либо из живых людей, тем более к такому человеку, как я, всего лишь смиренному искателю Истины, знающему свою ограниченность, совершающему ошибки и без колебаний признающему их. Я честно заявляю, что, подобно ученому, я экспериментирую с «вечными истинами» жизни. Но я не имею права претендовать и на звание ученого, ибо не могу с научной точностью доказать надежность моих методов и достоверность результатов, чего неукоснительно требует современная наука42.
* * *
Могу заверить моих почитателей и друзей, что они доставят мне большую радость, если забудут слово «махатма» и будут вспоминать обо мне как о Гандиджи… или просто как о Ганди43.
* * *
Очень часто титул махатма причинял мне боль. Могу честно сказать, что он никогда не доставлял мне удовольствия и не щекотал мое самолюбие44.
* * *
Муки махатм известны только махатмам45.
* * *
Абдулла Шет придумал великолепное обращение бхай, то есть «брат». Другие последовали его примеру и обращались ко мне бхай вплоть до моего отъезда из Южной Африки. Я чувствовал удовольствие, когда слышал это обращение от моих бывших индийских учеников46.
* * *
Толпа сразу же окружила меня и принялась выкрикивать: «Махатма Ганди ки джай!» [ «Победу махатме Ганди!»] Этот крик резал мне слух47.
Моя цель заключается не в том, чтобы быть последовательным в рассуждениях по тому или иному вопросу; моя цель – последовательность в истине в том ее виде, в каком она предстает передо мной в данный момент. В результате я расту от истины к истине. Тем самым я избавляю мою память от излишнего бремени, и, что еще важнее, когда мне приходится сравнивать мои сочинения, написанные пятьдесят лет назад, с созданным в самое последнее время, я не нахожу между ними никаких противоречий. Впрочем, друзья, склонные видеть непоследовательность, поступят здраво, воспользовавшись идеями, которые содержатся в моих недавних высказываниях, если, конечно, эти люди не предпочитают мои старые мысли. Однако прежде, чем сделать выбор, им стоит внимательно присмотреться к моим высказываниям и увидеть, нет ли согласованности там, где они видят кажущиеся противоречия48.
* * *
Должен сознаться, что во многих случаях я действительно проявлял непоследовательность. С тех пор как меня стали прозывать махатмой, я часто вспоминаю высказывание Эмерсона о том, что глупая последовательность – это удел мелких умов49.
* * *
Я никогда не делал фетиша из последовательности. Я поборник истины и должен говорить то, что думаю и чувствую в данный момент, не оглядываясь на то, что я говорил раньше по тому же поводу. По мере того как я начинаю видеть вещи острее и отчетливее, мои взгляды становятся другими. Если я меняю свое мнение по поводу того или иного вопроса, то я должен открыто и честно об этом заявить. Только наметанный глаз может заметить постепенную и неторопливую эволюцию. Я вовсе не озабочен необходимостью всегда и во всем быть последовательным. В поисках Истины я отбросил множество идей и научился многим прежде незнакомым мне вещам50.
* * *
Сквозь мою кажущуюся непоследовательность проступает внутренняя последовательность, как в природе единство кроется под маской разнообразия51.
Опыт сделал меня мудрее52.
* * *
Мне, слабому, хрупкому и жалкому созданию, не дано исправить все зло и остаться в стороне от всего зла, свидетелем которого мне приходилось и приходится быть53.
* * *
Я и сам до сих пор подвержен страстям и другим слабостям человеческой натуры… Я непрестанно изо всех сил стараюсь преодолеть их. Я достиг, как мне думается, большой способности подавлять и ограничивать свою чувственность, но я все же по-прежнему могу грешить, то есть поддаваться власти чувств54.
* * *
Я далек от того, чтобы считать свои умозаключения непогрешимыми истинами в последней инстанции55.
* * *
Давайте не будем ни на йоту отклоняться от истины даже в суждениях о заблуждениях таких смертных, как я56.
* * *
Моя застенчивость на самом деле служила мне щитом и укрытием. Она позволяла мне расти, она помогала мне в распознавании истины57.
* * *
Медлительность моей речи, бывшая некогда причиной раздражения, стала теперь мне приятной. Главное эта медлительность научила меня экономить слова, помогла выработать привычку сдерживать бег мыслей. Теперь я могу быть уверенным в том, что пустое и бессодержательное слово никогда не сорвется ни с моих уст, ни с моего пера. До сих пор мне не пришлось пожалеть ни об одном своем высказывании – устном или письменном. Таким образом, мне удалось уберечься от множества недоразумений и пустой траты времени58.
* * *
Я давно приучил себя к необходимости прислушиваться к внутреннему голосу. Мне нравится ему подчиняться. Мне болезненно тяжело ему противиться59.
* * *
За всю мою жизнь неуклонное следование истине научило меня ценить красоту компромисса… Часто компромиссы были связаны с угрозой моей жизни и вызывали неудовольствие друзей. Но истина тверда как камень и одновременно нежна как цветок60.
