центрам, которые работают в интересах общества?
Стективизм – это суверенная позиция. Она принадлежит человеку, но не предусматривает судорожных поисков «истинной» формы политической репрезентации. В этом смысле стективизм можно считать постдемократическим и постидентичностным. В книге Команда человека (Team Human) Дугласа Рашкоффа стэктивисты берут на себя задачу по созданию недостающих связей: они создают мемы, объединяют идеи, сопровождают при передвижении между разных культур и занимаются построением сетей между разнородными дисциплинами. Создание новых протоколов в таком случае остается социальным актом на основе совместно принятого решения. Мы боремся на концептуальном фронте технологий, так что никому не нужно давать нам разрешение. В отличие от тактических медиаинтервенций 1990-х годов, стективизм по определению абстрактен и концептуален и признает, что код – это власть, а власть – это код. Как уничтожить невидимую власть? Бороться ли с абстракциями с помощью абстракций, а с дизайном – с помощью контрдизайна?
По мнению исследовательницы интернета и гражданского общества Коринн Кэт, стективизм можно рассматривать как «игривую человеческую эволюцию концепции стека Браттона. Здесь подвергается критике модульная концепция мира, состоящего из дискретных слоев. Чтобы исправить это уплощение, звучит призыв учитывать присущую интернету беспорядочность: спутанные провода в подвалах, утерянные пакеты данных, сложные культуры управления и своеобразные модели пользования людьми, которые рассчитывают на то, что он будет работать безупречно».
Франческа Музиани утверждает, что «децентрализация часто становится технической, политической, экономической и социальной целью в себе, выходя за пределы сложившихся вокруг первых p2p-систем «хакерских» кругов. Однако это имеет и побочные эффекты. Децентрализация превратилась в самоцель, при этом мало кто понимает конкретный замысел или может оценить реальные последствия. Мне нравится высказывание Фила Агре, который в 2003 году заметил: «Архитектура – это политика, но ее не следует считать заменой политики». Многие с легкостью заключают, что в силу их чисто технических свойств децентрализованные протоколы приведут к децентрализации в политике, обществе и экономике. Более тонкая оценка социальных аспектов стека, вероятно, позволит избежать таких выводов» [19].
Историцизм (он же археология) в исследованиях медиа до сих пор не смог разработать критические концепции, необходимые для понимания текущей ситуации, которая также известна нам под названием «капитализм платформ». Интернет – это нечто большее, чем политика чувств. Анализ систем нотации и способов восприятия остался в ХХ веке. Сейчас важнее вопрос, кто владеет интернетом – дата-центрами, кабелями и PR-машинами, и он должен быть исследован, прежде всего, с помощью материального анализа. Если бы мне пришлось искать соответствующий исторический прецедент, то это была бы римская система дорог, описанная в книге Гарольда Инниса Империя и коммуникации [20]. Как мог бы выглядеть подобный анализ сегодня? Возможно, это было бы исследование связи между модернистским стеком и размытым «облаком».
Как дизайн-проект Браттона соотносится с недавними предложениями стективистов о необходимости европейского «суверенитета данных»? Стек распадается на фрагменты. Складывается ощущение, что исчезает привычный консенсус о том, что необходимы глобальные стандарты и глобальная инфраструктура. Имеет ли смысл говорить о едином стеке в условиях такой фрагментации? Или стоит рассуждать о тысяче стеков или радуге стеков? В конце концов, у нас есть «красный стек» от Тицианы Террановы [21], древний «синий стек» IBM, и идея «зеленого стека», цель которого – решить проблему огромного уровня потребления энергии блокчейном, дата-центрами и даже нашими собственными цифровыми устройствами.
Оправдан ли страх «балканизации» интернета? Принцип открытой архитектуры сети находится сейчас в наибольшей опасности. Открытые стандарты и протекционизм не сочетаются друг с другом. Что если мы в итоге забудем о планетарном уровне и наше коллективное воображение будет ограничено геополитикой, в которую играют конкурирующие региональные империи? Возможно, на волне законов о регуляции их деятельности платформы будут вынуждены разделиться на несколько частей, и, как следствие, другие слои стека могут трансформироваться вместе с ними. Это не сразу заметно, но многие приложения уже имеют региональные черты. Возьмите, например, англосаксонский перекос в Google Books и сравните это с (сибирской) многополярной библиотекой Libgen. В либеральный консенсус, согласно которому возможен некий гармоничный многосторонний союз «глобального гражданского общества» и «глобального управления через код» со стороны технологических гигантов, давно никто не верит. Речь идет не только о китайском «великом файерволе», но и о действиях России, Турции и Ирана в последние годы. И давайте не будем забывать об американской исключительности, которая стала одной из многих причин текущего развития событий.
В Стеке Браттона отсутствует слой под названием «общество», которому он предпочитает греческие города-государства или агломерации. Можно только догадываться, было ли причиной этого казуса его традиционное американское «глобалистское» воспитание. Возможно, в его теоретической модели сокрыта тэтчеристская неолиберальная позиция: общества не существует, есть только пользователи. Или же речь идет об анархистском отвращении к государству? Или даже о просвещенном художнике-инженере, парящем над плебсом, как иезуитский священник? Инфраструктура не равна обществу. Попытки в XXI веке заключить инфраструктуру в физические границы национального государства уже проваливались и будут и дальше проваливаться. Современный техномаоистский лозунг мог бы звучать так: общества не существует, есть только инфраструктура. Здесь нет места и для пользователя как гражданского субъекта. Отсюда следует, что пока в таком анализе отсутствуют ключевые слои, мы не можем выстроить новые отношения между ними. Вот почему в контексте искусства и хактивизма появились идеи переработать схему Браттона и создать «публичный стек» [22].
Идея публичного стека подводит нас к вопросу о формах совместного и коллективного действия. Как разработать системы, которые предоставят нам новые возможности для этих действий? Ключевой вопрос для разработки – что придет на смену модели социальных сетей, которая была скомпрометирована и вытеснена монополиями социальных медиа. Речь идет о цифровом общем (digital commons), в которое включены коллективные формы денег, о перераспределении богатства, которое было произведено сообща и никогда больше не должно быть экспроприировано. Здесь стоит извлечь уроки из предыдущих ошибок. Мы можем вспомнить такие проекты, как Wikipedia и Creative Commons, а также свободное программное обеспечение, продвигаемое Ричардом Столлманом, который мог мыслить только в терминах индивидуальной свободы пользователя-как-программиста. Нам необходимо коллективизировать наши знания и создать убедительные альтернативы.
Чего особенно не хватает статичному метафизическому взгляду Браттона, так это роли акторов с их интересами и идеологиями. Вместо того чтобы уничтожать стек, мы предлагаем сделать эту модель более динамичной (или диалектической), введя в нее стективизм. Давайте определим стективизм как форму интернет-активизма, который больше не обращает внимание на отвлекающий шум в социальных медиа и позволяет проникать глубже в суть проблем, чтобы добиться реальных изменений. Вместо того чтобы говорить только о фильтрации контента или развертывании дешевых армий онлайн-модераторов, мы работаем над новым интернетом. Прелесть
