Здесь следует вспомнить, что высокий авторитет МГИМО был связан с репутацией этого института как одного из самых серьезных центров исследований именно Востока. Теперь, похоже, эти времена безвозвратно прошли, и студентам МГИМО, похоже, не остается ничего другого, кроме усвоения примитивных сценариев, рассказывающих о том, как в ХХI веке США и Россия станут "дружить против" Китая? В головы учеников активно вбивается тезис, что в силу существующей мировой конъюнктуры России на обозримую перспективу следует отказаться от претензий на какую-нибудь глобальную роль и занять свое скромное место в международной иерархии.
Справедливости ради надо отметить, что и в позднесоветские времена в МГИМО витал прозападный, диссидентский дух. Однако в силу достаточно жесткого партийного и государственного контроля подобного рода фрондерство держалось в известных рамках. Но вот характерный пример нынешнего времени.
Как мы знаем, финансовый магнат и известный меценат Джорж Сорос неоднократно "светился" как человек, связанный с зарубежными спецслужбами (представительство фонда Сороса было закрыто в Минске именно по причине активного вмешательства его сотрудников в "разогревание" антипрезидентских акций и инструктаж прозападно настроенной оппозиции). Так вот, летом 2000 года г-н Сорос посетил МГИМО. К его приезду студентам главного дипломатического ВУЗа страны были розданы буклеты с выступлением Сороса, где он говорит о том, что "государство, которое построит Путин, вряд ли будет основываться на принципах открытого общества; скорее, в его основе будут лежать такие принципы, как деморализация, унижение и угнетение россиян". Здесь же некто Ален Безансон утверждает, что теракты в Москве устроили не чеченские террористы, а ФСБ...
Можно как угодно относиться к Путину и по-разному трактовать трагические события осени 1999 года, однако санкционированное начальством распространение подобной литературы среди студентов МГИМО следует признать чистейшим нонсенсом.
Во все времена МГИМО считался ВУЗом для "детей дипломатов". Однако еще десятилетие назад в МГИМО могли попасть талантливые ребята, что называется, "со стороны". Была квота для парней, вернувшихся из армии, брали молодых людей из спецслужб и партийных органов. Сейчас "простому" абитуриенту поступить в МГИМО практически невозможно.
В рекламных буклетах и телепередачах руководство МГИМО-университета упирает на элитарность и профессионализм, но дело обстоит немного не так, как хотелось бы большинству здравомыслящих преподавателей этого ВУЗа. Поговаривают, что негласная такса на поступление в институт на летней "теневой бирже" стоит несколько десятков тысяч долларов. Как следствие большой процент потенциала ведомственного ВУЗа уходит на подготовку людей, больше всего заинтересованных в личном процветании, нежели в процветании Отечества. Канул в Лету проректор по экономическому развитию, осенью 2000 года сменился главный бухгалтер, а жаль, они много интересного сумели бы рассказать: ведь МГИМО — это огромный комплекс с землей и имуществом в бессрочном пользовании.
Завтра — и это неизбежно — наша Россия поднимется. Вновь заявит себя мировым лидером, несущим на своих плечах грозную ответственность за судьбу планеты. И тогда снова, как когда-то в далеком 1944-м, возникнет острая необходимость в дипломатических кадрах, ориентированных на национальный интерес страны. Вряд ли набитый западниками, превратившийся в Открытое акционерное общество друзей Сороса МГИМО подойдет на роль воспитателя патриотической элиты. Власть встанет перед необходимостью создания нового центра подготовки дипломатов — сделает ставку на людей, верящих в Россию, в наше, а не глобалистское, будущее.
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Александр Лысков ВОСХОЖДЕНИЕ
НА ЯРОСЛАВЩИНЕ ХОРОШИЕ дороги. Сворачивай на любое ответвление от Московского тракта — асфальт, бетон, плиты, гравийные насыпи. Дорог здесь даже больше, чем нужно. Видел одну мощеную булыжниками странную и страшноватую дорогу. Она ведет в никуда. Четырнадцать километров прокатил — и ни следа человеческого, ни "карманов", ни перекрестков. Полоса булыжника и две стены леса. Будто строка из метеоритного пулемета. Обратно те же четырнадцать километров — задним ходом. А сколько новых дорог!
К школе знаменитого Мартышина — щебеночная. К источнику святого Иринарха — тоже. И к общине Н.Н., который просил "не конкретизировать" фамилию и место расположения. И к дому философа Федянина. К жилищу районного "министра культуры" Чугунова. К старосте храма в Павловом селе. К писателю Щербакову. Дороги — как твердь земная, и дороги — как желание подробнее рассмотреть те новые русские лица в глубинке, на которых она держится последние годы. Дороги к лицам, характерам, судьбам уездных, земских, районных интеллигентов рубежа веков.
Когда баки полны бензина, выпита чашечка кофе маккьято (с пятнышком — маккьято — пенки от сливок) в трактире "У Надежды" на окраине придорожного села Новое (118-й километр федерального шоссе М8), когда небо белеет от полдневной жары, леса еще зелены и ржи не сжаты, реки чисты и обочины звенят кузнечиками, гармошка вольно изливается и песни слышатся в домах, то кажется, что Русь уже в раю. И у старухи на завалинке, и у поддатого тракториста, и у залетного бомжа — у всех на лицах благодать. Не говоря уже о лицах свежих и молодых. Все жить торопятся.
Н.Н. — невысок, рыжеват, бородат и ладен той мужской ладностью, в которой нет ни излишка жира, ни мускулов — таких показных у качков. До приезда на ярославскую землю он был гитарным мастером: знает, какое дерево подложить на нижнюю деку (яшму), чтобы гитара издавала испанский звон. Бывший москвич живет с многочисленным семейством на одном из множества ярославских холмов с полуразрушенной церковью на макушке. Занимает обочь церкви двухэтажный каменный особняк. "Новый русский XIX века здесь когда-то жил. Государственный крестьянин. Разбогател на торговле лесом".
— А на чем же ты богатеешь, Николай?
— Ну что вы, какое у меня богатство?!
— Идейное, духовное хотя бы.
— За этой идеей я десять лет по свету мотался. Чем только ни занимался?! И фермерством, и национальными парками, и строительством, и рыбачил. И все понять не мог, с чего это я в девяносто первом году рванул из Москвы? Квартира была. У жены — кандидатская. Докторская светила. А мы — как неприкаянные в каких-то бараках, комнатушках, на узлах. И только недавно, даже не в тот день, когда впервые этот храм увидел, а когда мы уже на четвертую главку крест устанавливали, понял: вот оно что меня сорвало. Стою на лесах, гляжу на облака и будто считываю. Так вот к чему тебя толкало все это время! На эти леса. К маковке. И выше. Такая долгая получилась дорога к храму. Две дочки совсем взрослыми стали, да еще две народились за это время...
Брошенные храмы на Ярославщине, будто скалы, вершат множество холмов. И почти все они уже "застолблены" пионерами освоения дикого севера. Объявилось много желающих обновить их, намолить, собрать народ вокруг.
— А почему ты не желаешь, Николай, бесплатный пиар от нашей газеты получить — имя свое просишь не разглашать, место действия? Что, денег, работников в избытке?
— Дело у нас как бы свое. Ну если не семейное, то дружеское, общинное. Да и сами видите, объект не располагает к рекламной суете. Короче, боюсь Господа прогневать. И потом, по опыту знаю, дай объявление — откликнутся не самые лучшие. Как у меня с местными мужиками вышло? Такие вроде бы энтузиасты пришли! Что удивительно, каждый — с банкой молока! Наобещали мне с три короба. Выпросили по бутылке водки и — с концами.
— Знаешь! Вот только что одного из них я подвез попутно до Давыдова. Все сходится. Главное, тоже эта банка молока фигурирует. Доехали, он мне говорит: "Не могу я просто так тебя отпустить. Пойдем, молока налью". Какие же мы падкие на деревенское молоко, оказывается! Захожу с ним в дом, он мне наливает. И говорит: недорого, мол. Пришлось платить! Взять пришлось молоко, совсем мне не нужное, и заплатить. За что? А за то удовольствие помощи ближнему, голосующему на пустынной дороге, какое мужик доставил мне. А такой простак с виду!
— Ну, это из тех самых.
— Значит, говоря современным языком, у вас что-то вроде холдинга получается, если вы с директором совхоза объединяетесь. Некая православная экономика.
— Мы с директором много говорили об этом. Без действующего храма деревня погибнет. А нам трудно будет выжить без профессионального, местного крестьянина, который землю эту знает.
Я смотрю на небольшие, сильные руки Николая, на его изящные тонкие пальцы, с помощью которых он управляется на десятках музыкальных инструментов, а также на всех слесарных и столярных, и думаю, что не в кости и мясе сила, а в чем-то ином.
