озабоченность. Природа данного феномена очевидна: общественные фобии активизируются в случаях, когда предполагаемая угроза несет опасность людям непосредственно, когда опасность приходит к ним домой. В европейской части России, включая Урал, сосредоточена основная часть населения страны, поэтому перенос потенциальной опасности «движения АУЕ» сюда значительно повышает общую тревожность, связанную с темой.
По-видимому, информация о «движении АУЕ» распространялась двумя путями.
Во-первых, понятие АУЕ в том виде, как оно сформировалось, стало восприниматься как мем, модная тема для обсуждения. Этому способствовала медийность мема, распространение его через контент Интернета — музыку, видео, высказывания блогеров, «пацанские цитаты» и прочее. Таким путем информация об АУЕ циркулировала в подростковой среде. Насколько можно судить по результатам моего опроса [параграф VI.4], школьники получали информацию по теме большей частью от ровесников посредством социальных сетей. Обсуждение щекочущей нервы темы, связанной с подростковым криминалом, стало модным времяпрепровождением. Развитие моды на тематику АУЕ включало два этапа: в 2012–2015 годах она была распространена в Забайкальском крае, а затем, в конце 2016–2018 году, получила широкое хождение по всей стране. АУЕ оказалось очередным популярным мемом, одним из многочисленных мемов, которые в большом количестве возникают и быстро забываются в подростковой среде. Интерес к «движению АУЕ» сродни интересу к разного рода «страшилкам», популярным у детей, подростков и молодежи и раньше, и сейчас. Циркуляция в подростково-молодежной среде информации о таинственном и могущественном «движении АУЕ» во многом основана на интересе к игровой деятельности. Сама передача «страшной» информации от человека к человеку воспринимается как игра; появляется множество форм поведения, предполагающих наличие игрового элемента [параграф VI.6]. Вызывает большие сомнения, что подобные игровые практики хоть как-то повлияют на реальный выбор подростками криминальной карьеры.
Во-вторых, информация о «движении АУЕ» распространялась описанным выше путем, повторяющим схемы моральной паники: тревожная частная информация определялась «моральными предпринимателями» как опасная, посягающая на моральные устои общества, осмысливалась как объект для активного противодействия; происходила мобилизация ресурсов на борьбу с «народными дьяволами», при этом информация о «народных дьяволах» приобретала всеобщую огласку, ей придавалась чрезмерно высокая значимость. Таким путем сведения об АУЕ распространялись среди взрослых — они получали их через сообщения СМИ в виде авторитетных заявлений политиков, чиновников и журналистов.
Конечно, два названных способа распространения информации тесно связаны и влияют друг на друга. С одной стороны, «низовая» информация, циркулирующая в Интернете, часто попадает на глаза взрослым «моральным предпринимателям» и вызывает их озабоченность. С другой стороны, информация, продуцируемая «моральными предпринимателями» разных уровней, проникает в подростковую среду, легитимируя бытующие здесь представления о могущественном «движении АУЕ».
Моральные паники, тиражируя и делая общедоступной информацию о частных случаях деятельности «народных дьяволов», часто служат их пропаганде и воспроизводству; новые участники вербуются в ряды «народных дьяволов», основываясь на информации, распространяемой «моральными предпринимателями». Происходит ли подобный процесс в случае с «движением АУЕ»? Трудно сказать, увеличивается ли благодаря моральной панике количество «сторонников движения АУЕ». Скорее всего, этого не происходит, особенно с учетом того, что в последние годы наблюдается значительный спад преступности несовершеннолетних. Но что точно растет, так это осведомленность общества в вопросах, связанных с «движением АУЕ». Существование этой гипотетической организации на протяжении последних пяти лет становилось фактом общественного сознания все больше. По крайней мере, на протяжении 2016 — начала 2020 года активное обсуждение темы АУЕ в медийном пространстве точно работало как его пропаганда. Репрессивные меры второй половины 2020-х годов затруднили развитие символики, связанной с АУЕ, но вряд ли серьезно изменили тягу к преступной деятельности тех молодых людей, кто к такой деятельности склонен.
Теория моральной паники говорит, что типичной реакцией «моральных предпринимателей» на угрозы со стороны «народных дьяволов» является принятие новых нормативных юридических актов [403]. Моральная паника, связанная с «движением АУЕ», является прекрасным примером этой закономерности. Начиная с мая 2017 года различные «моральные предприниматели» выступают с законодательными инициативами, призванными ограничить «движение АУЕ» [параграф I.3]. Эти инициативы логично привели к принятию Верховным Судом РФ 17 августа 2020 года решения о признании «движения АУЕ» экстремистской организацией [параграф I.4], что привело к официальному (и закрепленному юридически) признанию того факта, что гипотетическое «движение АУЕ» существует и является реально действующей, «хорошо структурированной и управляемой организацией». Как уже говорилось в главе V, в качестве названия организации была выбрана не самая популярная, но наиболее подходящая расшифровка аббревиатуры. Не указывая никаких конкретных параметров данной «организации», Верховный Суд РФ с подачи Генеральной прокуратуры РФ закрепил факт ее реального существования.
Практически все «моральные предприниматели», высказывающие алармистскую точку зрения и заявляющие о гипертрофированной опасности «движения АУЕ», игнорируют информацию, противоречащую логике развития моральной паники.
1. Никто не говорит о том, что в стране происходит длительное и последовательное снижение преступности несовершеннолетних. Между тем за последние два десятилетия количество преступлений, совершенных несовершеннолетними, снизилось вдвое; уменьшилось и количество заключенных [параграф VII.3]. Напротив, «моральные предприниматели» старательно подчеркивают якобы имеющийся рост преступности, настаивают на том, что преступность несовершеннолетних захлестывает территорию Российской Федерации [параграф VII.9].
2. Никто не говорит о существовании юридических механизмов, делающих невыгодным привлечение к преступной деятельности несовершеннолетних, в частности статьи 150 Уголовного кодекса РФ «Вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления» [параграф VI.5]. Напротив, «моральные предприниматели» настойчиво говорят о вербовке несовершеннолетних взрослыми преступниками, привлечении их к криминальной деятельности и беззащитности жертв при якобы отсутствии защищающего их закона.
3. Никто не говорит о реальном содержании ВК-сообществ, имеющих в названии слово АУЕ; такие сообщества в действительности представляют собой «мужские» паблики, в которых речь идет о вещах, далеких от криминала (ценности семьи, дружбе, преданности) или же нетождественных криминальной деятельности (мужской самореализации, активной мужской позиции, романтизации мужского индивидуализма); отсылок к криминальной деятельности здесь крайне мало; информации, напрямую толкающей к преступным действиям (прямых призывов к правонарушениям, инструкций по совершению преступлений, юридических консультаций, разбора конкретных преступлений, похвал конкретным действующим преступникам и проч.), практически нет [параграф IV.1]. Несмотря на это, «моральные предприниматели» настаивают на том, что именно через эти группы осуществляется пропагандистское влияние профессионального криминала на подростков.
Затронув тему страха перед Интернетом, нужно отметить еще один важный момент: многие «моральные предприниматели» очень слабо ориентируются в Интернете. Многим чиновникам, работающим в правоохранительных органах, системе образования и других сферах, действительно трудно зайти в социальные сети (особенно заблокированные на территории России) и ознакомиться с тем, насколько в реальности опасно их влияние. В результате чиновники придают деструктивному влиянию Интернета неоправданно высокое значение и применяют к нему неадекватные
