— Во-первых, болезнь приора не сифилис, а рак… Я ясно пишу, что приор — изможденный и страшно худой. Если б я имел в виду сифилис, то добавил бы ему провалившийся нос, чтобы у читателя ни малейших сомнений не оставалось. А во-вторых, чихать на читателя я и в этом случае не стал бы: сифилис был в Европе до Колумба, есть у медиков такая теория, вполне серьезная. На барельефах Вита Ствоша в алтаре Марьяцкого собора в Кракове специалисты у нескольких фигур обнаружили типичные для врожденного сифилиса изменения носа, глаз и черепа.
— Меня интересует процесс возникновения многотомной саги. Процесс, несомненно, очень сложный. Мы знаем, что, например, «Ведьмака» вы писали не в хронологическом порядке. Какая сцена была написана первой?
— Сцена борьбы Бонарта с Крысами, но когда она попала в книгу, то изменилась настолько, словно первоначальной версии и вовсе не было. Я, помню, писал ее в краковской гостинице, на Полконе, одном из первых, на котором я был.
— А какие был и задумки, когда вы начинали писать «Ведьмака» для «Фантастики»? Уже тогда думали о продолжении? Или только награда запустила лавину фабулы?
— Я не знал, что появится продолжение приключений ведьмака. Более того, даже не думал, что когда-либо напишу что-то еще, тем более для «Фантастики». Вообще был глубоко убежден, что все завершится выплатой гонорара. В конце концов, это был не первый мой опубликованный текст и не первый выигранный конкурс, так что определенный опыт у меня имелся, и я полагал, что выплатой вознаграждения все и закончится. Позже никого не интересовало, работаю ли я над чем-нибудь и вообще, жив ли я. И внезапно — ни с того ни с сего — «Фантастика» начала заваливать меня телеграммами, письмами, приглашениями на какие-то сборища, шабаши, «литературные мастерские» и прочие полконы (в то время я даже понятия не имел, что это такое). Я искренне удивился! Даже говорил им: «Я же свой гонорар уже получил! Чего вы еще от меня хотите?» Потом ко мне стали приезжать какие-то люди и просить, чтобы я что-нибудь достал им из ящика…
— И что?
— И настал момент, когда я вдруг почувствовал себя величиной. Ведь человеку и правда приятно, когда его намажут соусом и оближут.
— Теперь Геральт — фигура культовая. Надо думать, родился он не из пены морской. В каком виде он существовал, прежде чем ступил на страницы ваших книг?
— Порой мне бывает трудно убедить людей в том, что мои книги — не ADD[170] и что у меня в ящике нет никакого блокнота, в котором хранятся характеристики персонажей, их биографии от рождения и до смерти, географические карты, истории и религии. Если что-то о какой — то фигуре в книге не сказано, значит, так и должно быть. У меня не найдется ни единого листка, на котором было бы выписано имя какого-то героя, а дальше: родился тогда-то и там-то, посещал приходскую школу в Х, из которой был выдворен за то, что швырялся мелом в учительницу… Нет, я действительно не делаю таких заметок. Повторяю: если в книге о каком-то персонаже нет информации, то ответ очень прост: так задумано. А если читателя сие не удовлетворяет — это его проблема, не моя. Я сказал на эту тему все, что необходимо знать читателю. Конечно, если кто-то захочет переработать мою книгу для игр RPG, он вправе придать каждому персонажу особые характеристики: цвет волос, глаз или что там еще его душенька захочет, но меня это уже не интересует.
— Довольно нетипичная (наиболее прозаичная) фигура — Лютик. У него есть какой-нибудь прототип?
— Ни у Лютика, ни у любого наугад взятого персонажа, действующего в моих книгах и рассказах, нет аналога в реальном мире, не следует в этом факте доискиваться каких-то ключей.
— Но, возможно, в том, что они говорят, скрываются авторские убеждения? Признаться, меня заинтересовало бесцеремонное признание Лютика: «Не важно, как было в действительности, важно, какую я об этом напишу балладу». Быть может, вы вложили ему в уста эти слова, посмеиваясь над его самомнением или же разделяя его взгляды относительно прав писателя?
— Лютик — фигура литературная, играющая в фабуле ту роль, которую я как автор ему предназначил. Вот и все.
— Меня заставляет задуматься ваше отношение к этому персонажу. Теплое и в то же время насмешливое. А это, случайно, не какой-то эмоциональный отпрыск вашего отношения к литераторам вообще? Наблюдать за ними — особенно когда они собираются большой группой — занятие увлекательное. Увлекательное в том смысле, что это торжище претензий, лицемерия и суетности. Как говорили мне французские друзья, польские писатели за границей, особенно во время серьезных культурных мероприятий, — это уже готовая пьеса, которая ждет пера Гомбровича. Каковы ваши наблюдения?
— Не столь уж радикально критические. К тому же чаще-то я наблюдаю со сцены, нежели из зала, а это несколько искажает перспективу.
— По всему Ведьмачьему циклу толчется масса персонажей, не случается ли, что в такой толкотне вы позволяете испытать душераздирающий любовный роман человеку, умершему двумя томами раньше?
— Стараюсь таких ляпов не делать. Однако, что ж, nobodys perfect. Однажды я плохо посчитал, и у меня получилось, что сорокалетний герой уже двадцать девять лет руководит каким-то серьезным учреждением. Было и так, что в пылу дискуссии о королевствах и монархиях я перепутал королей, на что мое внимание обратил только чешский переводчик. Но воскрешать ранее почивших персонажей я остерегаюсь и всячески стараюсь этого избегать. Однако nobodys perfect[171], как я уже сказал. Как-то я отчитывал некоего юного автора фэнтези, который, желая «пофантастичнее» вырядить описываемого героя, напялил на него курточку, покрытую чешуйками сома — а ведь общеизвестно, что у сомов чешуек не бывает. А сам в «Башне Шутов» заставил героя «покраснеть, как индюк». Между тем индюк — птица американская и никак не могла появиться у нас в доколумбову эпоху. Чепуха, конечно, но все равно я считаю это нарушением фабулярного искусства и начинающему писателю совершать такие ошибки не рекомендую. Ибо в них содержится зародыш неряшливости, которую, правда, можно себе позволить, но лишь после достижения некоего достаточно высокого уровня.
— Во «Владычице Озера» Цири стоит перед ложей чародеек, решающих, ехать ли ей к Геральту. «Против»» — четыре голоса, «за» — пять. После чего Сабрина заявляет, что голоса уравнялись, вопрос застыл на мертвой точке, а значит, надо голосовать снова. Вы можете это пояснить?
— Нет. Могу только посоветовать читать более поздние издания. В них подсчеты сходятся.
— В «Часе Презрения» короли и императоры водят чародеев и «интеллигенцию» мира фэнтези за нос, словно детей малых. Они склочничают, поступают неприлично и скоррумпированы с борющимися между собой государствами (интриги и деньги). А на первый взгляд, казалось бы, именно они должны править миром… Ситуация в какой-то мере подобна мифологической, где боги так «погрязли» в людских делах и все перессорились, что economia divina[172] перестала отличаться от людской. Не отсюда ли бьет источник представления о принципиальной немощности чародеев? А может, это просто-напросто результат совершенно современного вывода, говорящего о том, как смешно интеллектуалы и мудрецы пасуют, сталкиваясь с реальной политикой?
— Понемногу того и другого. А в основном — талант автора, знающего, что требует сюжет и как его надо строить, чтобы он был занимательным.
— Во всем Ведьмачьем цикле важную роль играют предсказания, но, как несколько лет назад заметила «Политика», «их детерминизм не абсолютен, ибо столько уже раз предсказывали смерть основной троице, а они все живут»». В конце последнего тома саги ничего не прояснилось, и вообще трудно даже сказать, испустил ли Геральт дух, или все еще тлеет какой-то четверть-жизнью, как отец Иосифа в «Санатории под клепсидрой»[173] Бруно Шульца либо герои эпосов. Почему же предсказания, касающиеся главных героев, не сбываются? Я сразу же отметаю мысль, что это результат забывчивости автора (как в сцене голосования чародеек). В таком случае — что? Желание показать, что Предназначение, которое, казалось бы, полностью определяет жизнь и поведение героев, в одних случаях срабатывает, а в других нет? Но тогда всему этому тоже должно быть какое-то логическое обоснование. Но какое?
— Легендарная материя, обращение к ней. Король Артур не умирает, а отправляется на Авалон. Мастер и Маргарита обретают заслуженный покой. А предсказания? Они очень путанные, с их помощью боги насмехаются над людьми, это испытал на себе, в частности, Филипп Македонский, которому оракул посоветовал «остерегаться колесницы». Филиппа убили мечом, на клинке которого была выгравирована колесница.
