вставать, неподалёку от меня были две точки. Я многих работающих девушек знал в лицо.
Видел я замполита проституток. Это была женщина лет тридцати — тридцати пяти в шубе.
Как-то она заглянула мне в лицо и сказала:
— Хотите девушку? Секса? А меня?..
И я, разлучаясь с ней, удаляясь по улице, как новобранец от матери, так и не мог понять, что это за перечисление — редукция это или усиление?
Впрочем, в чужом городе как-то одна проститутка (неясной восточной национальности) прицелилась, выхватила меня из толпы и говорит: «Ата (в смысле — отец), пойдём, пойдём…».
А было мне лет тридцать — тогда бы понять, что это глас свыше, часы жизни спешны и никогда не отстают, ан нет, и тогда был беспечен и теперь.
Извините, если кого обидел.
23 апреля 2012
История про то, что два раза не вставать
Сегодня в Москве был первый по-настоящему жаркий день. То есть, это не летняя жара, не жара вообще, а особая весенняя жара, когда можно ходить в майке. В майке я не ходил, зато зашёл в "Новый мир" и удачно забрал свой авторский экземпляр.
Отчего-то сегодня весь день вертелся вокруг фильма "Шпион" и вообще темы советской цивилизации — такое впечатление, что какой-то загадочный Устроитель Бесед передавал меня из одних рук в другие, чтобы я продолжал этот разговор, не повторяясь.
Кстати, чтобы два раза не вставать, есть особая связь фильма "Шпион" с особой культурой романа о шпионах предвоенного времени.
По разным изданиям кочует цитата из Шкловского о майоре Пронине и его авторе: " "Советский детектив у нас долго не удавался потому, что люди, которые хотели его создать, шли по пути Конан Доила. Они копировали занимательность сюжета. Между тем можно идти по линии Вольтера и еще больше — по линии Пушкина. Надо было внести в произведение моральный элемент… Л.Овалов напечатал повесть "Рассказы майора Пронина". Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина… Жанр создается у нас на глазах."
Я не могу проверить, но судя по всему, это статья «Рассказы майора Пронина». [Повесть Л. Овалова]. — «Огонек», 1941, № 18, с. 15. Шкловский пишет: " "Советский детектив у нас долго не удавался потому, что люди, которые хотели его создать, шли по пути Конан Доила. Они копировали занимательность сюжета. Между тем можно идти по линии Вольтера и еще больше — по линии Пушкина. Надо было внести в произведение моральный элемент… Л.Овалов напечатал повесть "Рассказы майора Пронина". Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина. Книга призывает советских людей быть бдительными. Она учит хранить военную тайну, быть всегда начеку… Жанр создается у нас на глазах."
Тут всё неправда — потому что в лучших своих вещах Овалов использовал совершенно классические схемы, причём именно от Конан Дойла. Впрочем, в детективном повествовании очень давно научились, и с тех пор не прекращали использовать парных героев. Хомс и доктор Ватсон, Ниро Вульф и Арчи Гудвин, да и в половине советских детективов ум и сила разнесены. Ум и сила, мудрость и молодость, размышление и драка.
Так и у Овалова.
Но Шкловский заметил главное — рассказы и романы Овалова имели своё лицо, хоть и черты этого лица были взяты из класстческой детективной литературы. При этом, Овалов, арестованный сразу поле начала Отечественной войны, сильно изменился, хотя его чекист Пронин дожил до начала шестидесятых годов.
В фильме "Шпион" тоже присутствует пара — один майор, хоть и старший, и молодой чекист, глуповатый, но искренний.
Но тут и заключается очень интересная разница — скажем "Голубой ангел" Овалова — почти роман "нуар", в нём много сумрака, да и просто темноты.
"Шпион" — это такая светлая Москва, Москва Большого Стиля.
В вечной грызне иня и яня, и зажёвывания парных хвостов нет ничего нового. То китяка поборет слоняку, то китяка, наоборот, одолеет слоняку. То выплывет на поверхность культура-1, то её сменит культура-2.
Сейчас как раз происходит возврат к ценностям структуры, поскольку ценность разнообразия и неупорядоченности несколько обесценилась в общественном сознании. Одним из первых в этом был известный фильм Дыховичного «Прорва» в 1993-ем. Культура-new начинает эксплуатировать и стиль культуры-old, питаться им и зарабатывать на нём. В фильме Дыховичного, кстати, бело-золотой имперский стиль сороковых годов мешался с серо-зелёным стилем лет Большого Террора. Это очень интересные фазы эстетики — «до войны» и «после войны».
Понятно, что в прошлом веке все эти переходы тщательно фиксировались в литературе. Помимо страшного гениального рассказа Аркадия Гайдара про девочку Марусю, существовал целый корпус историй о пограничниках. Среди них было довольно известное стихотворение Сергея Михалкова. И написанная по его мотивам «Коричневая пуговка» — это как раз вариант того, как совмещается Гайдар с его Марусей и Барабанщиком и Михалков с групповым детским героизмом.
Это особое время, что называется «до войны». Про иные времена, «Медную пуговицу» и «Секретное оружие» нам расскажут в следующий раз. А "до" были «Рассказы майора Пронина» и «Голубой ангел» — путь чекиста от первых заданий во время Гражданской войны, затем ловля саботажников на Урале, поиск вредителя отравившего кур холерой (замени слово — и рассказ будет про птичий грипп) и поиски таинственного документа. «Голубой ангел» же — куда более поздняя история с граммофоном, секретные чертежи в нём и вереница персонажей-символов, что почти архетипы советского шпионского романа. «До войны» и «после» как бы два разных Пронина — до отсидки его автора и после.
Тут интересно, как Шкловский пишет, и что он мог думать о стиле нового шпионского романа, он, который, будучи на "Беломоранале", отвечал на вопрос о впечатлении — "Чувствую себя как чернобурая лиса в пушном магазине".
При этом Лев Овалов был настоящим советским писателем. У него была настоящая биография советского писателя — писателя-ударника, рабочего-литкружковца, с правильной карьерой с успехами, с таинственным лязгом костей в шкафу, с подлинной фамилией Шаповалов и происхождением «из бывших». Овалов совершил над собой обряд превращения в бастарды — он отсёк от своего исконного имени первую часть (Так, кстати, поступали часто — но, в отличие от него, не по собственному желанию — Трубецкой давал жизнь Бецкому). Написано было много, но дело в том, что из всего корпуса правильных, вполне советско-литературных книг он вошёл в историю только своим майором Прониным. Так и писали другие персонажи на окошечках первых отделов:
