История дьявола - Жеральд Мессадье

отношении к вопросам соблюдения чести, что, пожалуй, не наблюдалось никогда ранее; несомненно, в основополагающем мифе речь шла об общечеловеческом долге, но это понятие все же рисковало остаться пустой фантазией тиранов и не соответствовать смыслу, который вкладывал в это слово свободный человек. Парадоксальность греческого гения состояла не столько в создании пантеона, сколько в отказе от тирании богов. Ибо тирания, то есть абсолютная власть одного человека или нескольких людей над всем народом, не имела ничего общего с Грецией. Когда герольд, войдя в Афины, спросил, где живет правитель, Тесей ответил ему: «Чужестранец, ты совершил ошибку: Афины — город свободный и не может находиться под властью одного человека...» [307] Вот почему власть богов ставится греками под сомнение, и мифы разоблачают пороки небожителей, перечисляя драки, дурные поступки и развратные действия, что, безусловно, вызывает недоумение у приверженцев наших монотеизмов.

Древняя Греция представляет собой уникальный период в истории развития духовной жизни людей, когда человеческий разум разрушил созданные им же мифы и довел до такого же жалкого состояния, в каком оказывается через несколько часов выброшенная на морской берег медуза. Уже в V веке до н.э. киники [308] покусились на эту сокровищницу легенд, составленную из преданий, священных историй, произведений драматургов и поэтов, продемонстрировав, таким образом, пример истинного неуважения к свободе. Один из основателей школы, Диоген, заявил, что Эдип, «отправившись в Дельфы посоветоваться с оракулом, обратился к Тиресию [309], который не решился сказать царю всей правды. Призвав сопровождавшего Лая [310] пастуха, Эдип узнает, что женат на собственной матери, родившей от него сыновей; ему бы промолчать или, по крайней мере, скрыть этот факт от ушей фиванцев; он же, напротив, принялся громко и возмущенно жаловаться на то, что является одновременно отцом и братом собственным детям, и мужем, и сыном одной и той же женщины». На что собеседник ему заметил: «Послушай-ка, Диоген, для тебя Эдип — самый глупый человек на свете! Греки же считают его умным царем, только ему, по их мнению, не повезло в жизни». Диоген рассмеялся в ответ и продолжал чернить Эдипа, рисуя его полным дураком, и отвергал саму возможность встречи со сфинксом [311], символом глупости [312].

Тому же Диогену принадлежат дерзкие слова, с какими он обратился к Александру («Не заслоняй мне солнце», — сказал он герою, когда тот спросил, чем он может ему помочь); он также высмеял Платона (поинтересовавшись, почему тот написал «Законы» после «Республики», как будто в республике не было законов); затем развенчал Геракла, поставив под сомнение его подвиги, — короче, обращал в прах весь хлам истории, которому впоследствии, особенно в XIX и XX веках, стали придавать столь большое значение.

Итак, киники Диоген, Моним, Онесикрит, Деметрис, Демонакс, Гераклейос являются такими же представителями Греции, как Платон, Аристотель, Софокл, Эсхил и Фидий [313]. В «безумном Сократе», как называл его Платон, можно найти удивительное сходство с мудрецами Индии, в особенности с гимнософистами, проповедовавшими (тогда и до сих пор) полное самоотречение и аскетизм.

Понятно, что престиж богов был в то время невысок. Что ж тогда говорить о демонах? Позднее император Юлиан, возмутившись, назвал киников бесстыдниками и заявил, что трагедии, предположительным автором которых был Диоген (тексты утеряны), вызывают у него отвращение обилием дерзостей» [314]. И все потому, что бог и тиран — два сапога пара. Дочитав до конца эту книгу, читатель узнает, что в наши дни отрицается сама возможность существования дьявола, и поймет, почему это тревожит полицию. Ибо от полис [315] до полиции рукой подать.

Однако слова и поступки императора не могли не вызывать подозрения у греков. Юлиан, несмотря на все свое восторженное отношение к Греции, продолжал оставаться римлянином и к тому же приверженцем христианского учения. Во всяком случае, в классическую эпоху греки не верили даже оракулам, предсказательницам и прочим прорицателям, призванным, как предполагалось, доносить до людей божественное слово. Так, Тесей отчитывает царя Адраста за то, что тот послушался оракула Фойбоса, передавшего ему положительный ответ Аполлона, перед тем как принять окончательное решение отдать дочерей замуж за чужеземцев на свою беду: «Ты из той породы людей, кто безрассудно верит искусству оракула, которым в совершенстве владеет Фойбос; поэтому ты отдаешь своих дочерей замуж за иноверцев!» [316] Это лишний раз говорит о том, что оракулы не пользовались большим уважением в Афинах. И Юлиан, вероотступник насколько известный, настолько и осторожный, рассуждал как римлянин, но не как грек.

И все же следует считать Грецию, имеющую тринадцативековую историю, цивилизацией дерзких героев, которые не ведали страха бытия и не веровали в Бога. Что же касается всяких суеверий, deisidaimonia, то греки еще в V веке до н.э. сначала на территории Греции, а затем в Magna Graecia [317] и римских провинциях постоянно обращались к магам, колдунам, чудотворцам, кудесникам и чародеям, magoi, goetoi, pharmakoi [318], которые в те далекие времена были чем-то вроде наших деревенских знахарей. Власти их не признавали, и им приходилось практиковать нелегально.

Слово deisidaimonia заслуживает отдельного разговора; оно означает не только безотчетный животный страх перед всем непознанным, но и трепетный ужас перед божествами и даймониями [319]. Ибо все рассуждения христианских теологов о пресловутом «демоне», вдохновлявшем Сократа, основаны на ошибочной и устаревшей интерпретации этого слова, обозначающего не только «духа» или «гения», но и «бога». Какая-нибудь Эпикаста, испугавшись, что дурной глаз соседки может расстроить выгодный брак ее дочери, который ей удалось с таким трудом устроить, обращается тайком к pharmakos, которого Софокл считал отравителем, а Платон колдуном. И тот замешивает тесто из самых невероятных продуктов и обжигает на огне, приговаривая самые невообразимые заклинания, чтобы отвратить чары вредной соседки.

Как ни странно, столь презренные властями шарлатаны весьма часто вмешивались в частную жизнь честных граждан. Быт греков, особенно в эллинскую эпоху, был просто немыслим без заклятий, колдовства и чародейства. Греки нередко взывали к злобной Гекате [320], Артемиде, Плутону, Персефоне, Гермесу и многим другим, прося внести раздор в ту или иную семью или посодействовать, чтобы тот или иной человек, мужчина или женщина, не получал ни малейшего удовольствия в постели, как говорится, ни до, ни после.

Андре Бернар [321] приводит множество цитат из волшебных заклинаний, отличающихся необычайно красочным слогом: «Год за годом, месяц за месяцем, день за днем, ночь за ночью, час за часом доверяюсь