История дьявола - Жеральд Мессадье

вам, подземные боги и богини, Плутон и Кора, Адонис и Гермес подземного царства [322], Тот и Анубис, подземные духи, преждевременно ушедшие из жизни мальчики и девочки, юноши и девушки. Заклинаю всех духов, оказавшихся в здешних местах: помогите вашему покорному слуге. Дух умершего, проснись для меня. И кто бы ты ни был, мужчина или женщина, загляни в каждый квартал, в каждый дом и сделай так, чтобы Херона, родившая Тзенубастиса, не знала ни коитуса вагинального, ни коитуса анального и не испытывала удовольствия ни с одним другим мужчиной, кроме меня». Чего только не приходилось выслушивать подземным богам!»

Помимо некоторых богов с совершенно экзотическими и экстравагантными именами, как Барушамбра, Барбарамшелумбра, Абратабрасакс, Сесенгенбарфаражес и прочих подобным им Пакефтохов, которые были позаимствованы у финикийцев, азиатов, проживавших в жалких лачугах в лабиринте узких улочек беднейших кварталов Сицилии и Мальты или же рожденных безудержной фантазией самих колдунов, чародеи большей частью обращались к официальным греческим богам, что означало только одно: боги не всегда являли людям свой сияющий лик, как хотелось бы думать гуманистам прошедших веков. Так, с одной стороны, боги занимались темными делишками, а с другой — приходили на помощь суеверным людям, как, например, Тот и Анубис, когда пребывали в благодушном настроении.

Колдуны обращались к духам умерших, которые при жизни были недобрыми болтливыми людьми или же любителями совать нос в чужие дела, ибо у греков, как и у многих других народов, в том числе меланезийцев, существовало поверье, согласно которому души людей, ушедших в мир иной в результате несчастного случая или тяжелой болезни, остаются озлобленными на весь род людской. И потому, если обратиться к ним за помощью, они не откажутся излить накопившуюся желчь. Иначе говоря, греки были суеверными людьми, о чем свидетельствует их постоянный страх перед сглазом и порчей, боязнь жуткого phtonos, то есть той самой лютой ненависти и зависти, которую испытывают неудачники к преуспевающим людям.

Однако даже при самом тщательном изучении заклинаний мы не найдем в них ни одного намека на единого дьявола. Более того, нас удивит то обстоятельство, что эллинское колдовство имело конечной целью удовлетворение плотской любви или решение мелких бытовых споров. К помощи богов и духов умерших чародеи чаще всего обращались, когда речь шла о плотских наслаждениях, что само по себе не является темным делом, или же о несправедливости, жертвой которой стал считавший себя обиженным человек, то есть удовлетворения жажды мести, или phtonos. Обращение к витиеватым именам вовсе не напоминало черные мессы, полюбившиеся декадентам-французам XVII и XVIII веков, раньше, чем англичанам XIX века, а скорее наводило на мысль, не потешались ли современники над неудовлетворенными влюбленными. И наконец, нашему современнику может даже прийти на ум, не было ли их целью уничтожение всякого стремления к предмету вожделения в сердце любящего человека.

При первом же рассмотрении становится ясно, что было бы неосмотрительно с нашей стороны ставить в один ряд с религией практику суеверий, поле деятельности которой было настолько узкое, а преследуемые цели настолько незначительные, что только скудоумные или слишком категоричные в своих суждениях теоретики — у нас еще будет возможность о них поговорить — могут обмануться. Однако более тщательный анализ показывает, что все не так просто, как может показаться на первый взгляд. В самом деле, псевдорелигиозная практика незаметно начинает соотноситься с тем негативным, что впоследствии будет называться Злом. Страх и человеческая глупость создают религию, которая, в свою очередь, порождает дьявола. Лишенный благородных черт, злой дух всегда будет выступать в роли униженного и оскорбленного после пережитого страха, от которого пот выступает на лбу, а также невежды, — в общем, будет выглядеть бедолагой, к тому же озлобленным.

Кроме того, при чтении заклинаний сразу же замечаешь, что суеверные просители давали выход своим злым чувствам. Религия утрачивает не только свое прямое назначение, то есть не способствует прославлению добродетели; более того, она подрывает устои города-государства, ибо помогает людям, строящим козни другим и, как мы видим, призывающим на помощь темные силы. Ибо не при свете же дня они обращались к злым духам, чтобы «навести порчу», как позднее говорили во Франции. Это была тайная кухня магов, колдунов или других чародеев, одним словом, шарлатанов всех мастей. Кроме того, за такого рода помощью обращались не к верховным богам, таким как Зевс, Аполлон, Дионис, Афина, Афродита, а к божествам «второго» порядка, наподобие Плутона, или к антиподам небожителей, как Геката, которая является полной противоположностью Артемиды, или к духам умерших. И, как мы могли заметить, — что еще более показательно, — они зачастую обращались к иноземным богам.

Характерный признак, присущий также монотеизмам, — темные силы непременно приходят извне.

Подобный прообраз христианского колдовства без дьявола говорит сам за себя: как только речь заходила об исполнении неблаговидной или личной просьбы, на помощь призывались темные силы. И понимаешь, что люди, по-настоящему верящие в злых духов и желающие извлечь для себя как можно больше выгоды, как раз и являются теми крючконосыми дьяволами, которых мы столь упорно ищем!

Становятся понятными суровые высказывания философов о практике суеверий: для Платона magganeia, то есть магия, есть не что иное, как «обман с помощью колдовства» [323]. Он утверждает, что честному гражданину не следует бояться богов. А Сократ уточняет, что маг не кто иной, как шарлатан [324]. Желая воспользоваться помощью духов умерших людей в своих личных целях, чародеи вносят смуту среди горожан. Однако, чтобы понять, почему рядом с официальной религией уживалась практика суеверий, необходимо напомнить читателю, что учитель и ученик, какими были Сократ и Платон, выступали поборниками тоталитарного общества. Описание идеального, на их взгляд, города, приведенное в «Республике», леденит кровь [325].

Поэтому естественно возникает вопрос об истинно религиозных чувствах Платона. Трудно ему поверить даже тогда, когда он выступает за чистоту религии против посвященных в таинство колдунов: «Что же до тех, кто не только не верит в богов, что роднит их с хищниками, или же не считает их обязательными и честными божествами, но настолько презирает человеческий род, что завоевывает доверие многих людей, уверяя в том, что способен взывать к духам умерших и задабривать небожителей с помощью жертвоприношений, молитв и заклинаний, кто по своей алчности в меркантильных интересах из кожи лезет, чтобы разрушить отдельные семьи и погубить целые города, то им не миновать суда и тюрьмы, где их не навестит ни один