Во-вторых, Эйве большой знаток дебютов, поймать его на новинку нелегко. Хороший тактик. Чуточку дидактик. Зато обладает уникальной способностью по ходу борьбы впитывать в себя новый опыт и в наиболее ответственные моменты может превзойти себя. Кажется, Кмох, австрийский мастер, друг Эйве, назвал его «гением системы». На слух, может, не совсем понятно, но смысл ясен…
Начало их матча никаких неожиданностей не предвещало и полностью совпадало с многочисленными прогнозами, отдававшими предпочтение Алехину. После девятой партии его перевес вырос уже до трех очков. Судьба матча, можно сказать, была решена. А раз так, то почему не поэкспериментировать? Просто выигрывать, постепенно накапливая преимущество, как это делает большинство гроссмейстеров, ему не интересно, да и не к лицу. Он чемпион и должен играть по-чемпионски, на него обращены взоры шахматного мира. Ну потерпит неудачу в одной-двух партиях. В любое время наверстает.
К тому же он вспомнил о прекрасном средстве от усталости: рюмку-другую перед обедом. Очень бодрит. Вообще, у них, у Алехиных, Бахус всегда был в почете. Наверное, у него это наследственное…
После 14-й партии счет в матче стал равным. Эйве, несомненно, заслуживал медали «За волю к победе», если бы такая была учреждена. Алехин же явно не был готов к такому повороту событий. Попытка насильственным путем выжать из позиции больше, чем она может дать, всегда чревата неприятностями, тем более когда перед тобой такой хладнокровный и невозмутимый боец, как Эйве. И чем больше нервничает чемпион, тем спокойнее становился претендент.
В какой-то момент мелькнул луч надежды, но он быстро погас. До конца матча Алехину так и не удалось обрести второе дыхание. Наверх всплыло все: и недостаточная для такого матча дебютная подготовка, и нервное перенапряжение, и пресыщенность шахматами. Единственное, на что он нашел в себе силы, это не откладывать последней партии, как в свое время сделал Капабланка, чтобы не быть свидетелем триумфа противника. Он тут же поздравил нового чемпиона с победой. Пусть знают, что он не только умеет красиво выигрывать, но и достойно проигрывать…
Алехин болезненно переживал неудачу. Неприятным предостережением было то, что до сих пор ни одному побежденному чемпиону не удавалось вернуть утраченный титул. Но в то же время он успокоился— все определилось. Он теперь знал, что нужно делать, появилась цель. А раз уж он что-то наметит, его никакая сила не остановит. В такие моменты в нем пробуждалась невероятная работоспособность и целеустремленность, он подчинял этой цели весь образ жизни. Алехин понимал, что успех может прийти только в том случае, если удастся восстановить былую форму.
Наверное, нет нужды рассказывать о том, как Алехин готовился к повторному поединку с Эйве. А готовиться, как мы уже знаем, он умел. Далеко не просто оказалось вновь обрести лучшую форму. Ради этого он бросает курить, напрочь отказывается от алкогольных напитков, выступает во всех турнирах, куда его приглашают, правда не всегда ровно: где-то он первый, где-то второй, а где-то и третий. Особенно слабо он выступил, читатели, наверное, помнят, в Ноттингеме. Но к матчу-реваншу только ему одному известным способом он приходит в полной боевой готовности и с первых же партий не оставляет сопернику никаких надежд. Всего 25 партий потребовалось Алехину, чтобы совершить спортивный подвиг — первым среди шахматных королей вновь вернуть себе звание чемпиона.
Его снова захватывает водоворот шахматной жизни. Один турнир следует за другим, одна победа за другой. Его мастерство выше всяческих похвал. Но время, увы, работало не на него: неумолимо приближался заключительный этап.
Читатели могли убедиться, что жизненный и шахматный путь Алехина отнюдь не был прямолинейным и легким. Но то, что судьба приготовила ему напоследок, не идет в сравнение с тем, что пришлось ранее пережить.
Известие о начале второй мировой войны застает Алехина на Олимпиаде в Буэнос-Айресе. В отличие от ряда известных мастеров, решивших не возвращаться в объятую войной Европу, он в начале 1940 года приезжает в Париж. Затем вступает в ряды французской армии, которая вскоре вынуждена была капитулировать. Алехин попадает в руки к немцам, наверняка знавшим об антигерманских настроениях чемпиона мира. Но они его не трогают, а стараются привлечь Алехина на свою сторону. И им это удается.
В марте 1941 года в газете «Паризер цайтунг» появляется серия его статей под общим заголовком «Арийские и еврейские шахматы». Уже после войны Алехин предпринимает попытку оправдаться, ссылаясь на то, что антисемистские выпады в статьях якобы де редакторов газеты. Но доводы эти мало кого убедили.
Затем он принимает участие почти во всех крупных турнирах, проходивших в 1941–1943 годах в Германии и в оккупированных ею странах — Польше и Чехословакии. Бесспорно, какая-то доля вынужденности в этом сотрудничестве была: шахматы — это единственный источник его существования. Он не мог себе позволить в такой ситуации, как, например, Эйве, бросить вызов оккупантам и не играть в их турнирах. Голландский гроссмейстер находился у себя дома и мог рассчитывать на поддержку. Алехин же был скитальцем без родины, без дома, без друзей.
Но главная причина, думается, в другом: Алехин не был бойцом в общечеловеческом смысле. По-настоящему бороться он умел только на шахматной доске, где, пожалуй, ему не было равных. Иногда в нем срабатывал впитанный с материнским молоком кодекс чести. Вспомним его уход добровольцем на фронт в первую и вторую мировые войны, отказ встречаться на олимпиаде с немецкой командой в знак протеста против нападения Германии на Польшу.
Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что Алехин был настроен антисоветски. Время от времени появлявшаяся у него «тоска по родине», сотрудничество с журналом «64», поздравительная телеграмма в связи с годовщиной Октябрьской революции, раскаяние в ошибках, допущенных якобы из-за политической близорукости — все это не более чем тактические ходы. Алехин прекрасно понимал, что рано или поздно его пути обязательно пересекутся с сильнейшими советскими мастерами. Он видел, как его бывшая родина превращается в ведущую шахматную силу в мире. А с силой он всегда считался.
Так и сейчас, очутившись в руках немцев, направивших свою военную армаду против большевиков, Алехин в надежде извлечь какую-то пользу, подчиняясь силе, становится на путь сотрудничества с теми, против кого он совсем недавно выступал…
Последние два года жизни Алехин провел в Испании и Португалии. На его долю приходится много лишений, здоровье его сильно пошатнулось. Сил едва хватало на гастрольные выступления и участие в небольших турнирах. Чтобы добыть средства к существованию, он немного занимается литературной работой.
В начале 1946 года Алехин получает от Ботвинника вызов на матч за мировое первенство. Это был долгожданный луч надежды в безысходном положении, в котором пребывал отверженный чемпион. Но луч мелькнул слишком поздно: в ночь с 24 на 25 марта сердце великого русского шахматиста остановилось. Он умер за шахматной доской, на которой словно в почетном карауле выстроились фигуры, чтобы проводить в последний путь гениального полководца.
