Ознакомительная версия.
И вот журналисты, перечисляя эти эпизоды, опасаются, что они теперь будут повторяться, и пишут по этому поводу в Госдуму. Я слабо верю, что такие письма кого-то в чем-то убедят. Практически те же депутаты, тот же Павел Крашенинников в прошлом году убирали эту статью из УК с тем же энтузиазмом, с каким они ее теперь туда возвращают; вообще, чтобы депутаты Госдумы что-то сделали, что-то решили, по поводу чего-то передумали — об этом просить надо, конечно, не депутатов, даже если они делают теперь вид, что это их и только их идея.
Но есть еще один важный момент — вот эта петиция, когда ее отдадут Крашенинникову, он посмотрит на нее и спросит: «А это что вообще за бумага, откуда она?» Из Интернета, из того самого Интернета, по поводу которого тоже принимают закон и тоже как бы по инициативе депутатов, причем не просто депутатов, а депутатов от «любой другой партии, кроме «Единой России».
К письмам из Интернета власть сейчас относится сами понимаете как, времена президентов-микроблогеров прошли. Но ситуация осложняется тем, что, кроме «людей из Интернета», такие письма просто больше некому писать, не Союзу же журналистов, который если чьи-то интересы и представляет, то точно не практикующих сотрудников СМИ. У нас почему-то принято радоваться каким-то проявлениям самоорганизации граждан в Интернете, и это, бесспорно, хорошие проявления, но очень часто солидарность пользователей социальных сетей заполняет пустоту, возникшую из-за отсутствия или бездействия «традиционных» структур.
Или общественных, как в случае с этим законом, или государственных, как, извините, в Крымске.
11 июля. В спортзале интерната в Крымске собирают и сортируют гуманитарную помощь, которая приходит в этот город со всей России. Это какое-то грандиозное зрелище — оптовые партии еды, лекарств и бытовой химии лежат в спортзале и во дворе, потому что в спортзале не хватает места, вперемешку с посылками от частных лиц. Москвичам, которые собирают свои посылки для Крымска на Воробьевых горах и в других местах сбора, хочу передать, что все в порядке, посылки доходят, я видел их. Пачки «доширака», плюшевые игрушки, банки с соленьями, вечерние платья — вряд ли эти вещи кого-нибудь всерьез спасут, но Крымск действительно рад всему, что привозят в город, потому что участие, неравнодушие — это, может быть, самое ценное, что есть у людей, которые остались без всего.
А самое неприятное впечатление — это те посылки для жителей Крымска, на которых наклеен партийный логотип «Единой России». Не скажу, что таких посылок очень много — может быть, процентов двадцать, может, меньше, но они очень бросались в глаза, потому что это была единственная политическая символика, которую я видел в Крымске среди гуманитарной помощи.
Я знаю, что очень активно посылки для Крымска собирают в Москве и оппозиционеры, но им (хотя от них ведь тоже чего угодно можно ожидать) не приходит в голову повязывать на бутылки с водой белые ленты. А единороссы своих медведей клеят, и на воду тоже. Женщины, раздающие воду на улицах, говорили мне, что они отклеивают эти логотипы, чтобы не злить людей.
Депутат-единоросс Роберт Шлегель, который в эти дни находится в Крымске, пообещал мне в «твиттере» отклеить эти наклейки. Чиновник краевого правительства, ответственный за раздачу помощи, говорит, что в таком виде посылки пришли из Москвы. Всем неловко за эти логотипы. Есть даже версия, что это провокация против «Единой России».
Я не думаю, что это провокация. Я специально залезал посмотреть в пакеты с партийной символикой — там чай, печенье, сахар. Так выглядят подарочные наборы, которые в Москве ветеранам раздают на День Победы. Вполне могли остаться неизрасходованные наборы после 9 мая. А что касается воды с логотипом партии — на воду логотипы клеили явно специально. Упаковки с водой проходили через какое-то количество рук. Я не верю, что на пути следования этих упаковок не было людей, которые не понимали, что в такой обстановке единственной реакцией людей на символику «Единой России» будет тихая злость. Собственно, в Крымске мы это и наблюдали.
И тогда возникает вопрос — зачем они эти стикеры клеили? Да вот, видимо, для этого и клеили. Эти наклейки сами за себя говорят: мы власть, нам наплевать на вас, мы все равно никуда не денемся. И, видимо, это более убедительный аргумент, чем кажется на первый взгляд. Если партия власти до такой степени бесчувственна и цинична, значит, она никуда никогда не денется.
И даже если клерк, клеивший эти наклейки в Москве, ни о чем таком не думал, у него получилось именно так.
10 июля. Когда случается что-нибудь трагическое, слухи — это, наверное, неизбежно. По Крымску циркулирует много слухов; МВД обещает ловить и наказывать провокаторов, как будто провокаторы — это какая-то отдельная социальная группа. Я видел, как в центре Крымска собиралась толпа, когда кто-то кому-то сказал, что на город идет «вторая волна» наводнения. «Второй волны», конечно, не оказалось, но люди, которые, в чем были, прибежали к зданию районного ОВД и пытались перекрыть движение по улице — они что, провокаторы? Нет, самые обычные люди, которые только что пережили страшное событие и не хотят, чтобы оно повторилось.
Слухи — неизбежное и социологически важное явление, сопутствующее чрезвычайным ситуациям. Со слухами бороться надо, но полностью победить их, очевидно, невозможно. Словосочетание «а власти скрывают» давно превратилось в анекдот, но это ведь не значит, что власти ничего не скрывают. Скрывают же, правда?
В понедельник в Крымске я услышал еще один невероятный слух — женщина спорила со следователем, кричала на него, он пытался оправдываться, и тогда она сказала: «А зачем дамбу взорвали?» Следователь ответил, что сам летал на вертолете над водохранилищем, никто ничего там не взрывал, он сам все видел. Но женщина не сдавалась — это не то водохранилище, и вообще не водохранилище, это река, она там живет рядом, она слышала взрыв и видела воронку. Тут уже следователь растерялся, сказал, что ничего не знает.
А я спросил у женщины, как проехать к дамбе — в самом деле, если там воронка, то ее можно же увидеть. Поехал к дамбе. Долго искал, заблудился, спросил прохожего, как проехать на улицу Снежную. «Это где дамба взорвалась?» — спросил прохожий. Показал. Воронка или не воронка, но яма, заполненная водой, там есть. Кучи битого камня. Поля, примыкающие к дамбе, до сих пор залиты водой. Но при этом черт его знает, откуда этот битый камень и была ли эта яма до наводнения. Хожу, смотрю, сам все вижу, но не понимаю, верить слухам или не верить.
И вдруг я понял — не верить. Потому что если бы это действительно были последствия взрыва, там стояла бы толпа полицейских, следователей и чекистов. Меня бы просто туда не пустили. А тут — чистое поле, река и ни души. Ни одного полицейского. И это — лучшее из всех возможных опровержений слуху про взорванную дамбу. Когда властям нечего скрывать, они ничего не скрывают.
Вечером в городе, когда люди перекрывали улицу, кто-то спросил меня, правда ли, что на реке взорвали дамбу. «Нет, неправда, я проверял», — уверенно ответил я.
9 июля. Первая на моей памяти большая катастрофа, во время которой пресс-секретари первых лиц шлют свои приветы нам с вами через социальные сети. Сначала пресс-секретарь премьера Медведева Наталья Тимакова в Facebook написала моей коллеге Арине Бородиной, что нужно «прекратить истерику», потому что когда речь идет о спасении людей, нет времени выстраивать информационную политику (речь шла о том, что федеральные телеканалы в субботу вели себя, как будто ничего не случилось, по Первому каналу показывали КВН). Тем же вечером руководительница телеканала Russia Today Маргарита Симоньян написала в Twitter, что общалась с пресс-секретарем президента Дмитрием Песковым, который «недоумевает, почему вместо сострадания погибшим в твиттере истерика». Два разных подхода, два разных пресс-секретаря, и оба сходятся в одной точке — «истерика».
Я сейчас в Крымске, и наверняка не вижу чего-то важного. Когда буквально каждый встречный потерял либо близких, либо свой дом, легко упустить что-нибудь, что кажется важным, когда ты далеко. Сегодня в Крымске начнут хоронить погибших, и людям, я думаю, уже совсем ни до чего не будет дела.
Но при этом, мне кажется, у меня есть ответ на вопрос, который, судя по всему, заботит федеральные власти сильнее, чем все остальное. Они называют это истерикой, но сейчас, думаю, стоит избегать слишком сильных выражений. Истерика — плохое слово, правильнее говорить о недоверии.
И это не только история про социальные сети. В воскресенье в Крымске я разговаривал со многими людьми, пережившими наводнение. Они совсем не блогеры, но я не видел среди них ни одного, кто верил бы официальным версиям. И дело даже не в том, что дожди здесь не впервые, наводнения тоже случаются, но такого не было никогда, и властям, говорящим о годовой норме осадков, никто не верит.
Ознакомительная версия.
