Это наступление можно было бы назвать чудом организации, потому что стремительное движение больших войсковых масс требует бесперебойного питания танков горючим, артиллерии — снарядами, пехоты — патронами. И тысячи грузовиков мчались по асфальтированным шоссе и горным дорогам, по полям и садам, чтобы люди, дравшиеся с врагом, ни в чем не нуждались. И в первый же день наступления у врагов была нарушена вся связь — об этом позаботились наша авиация и артиллерия — и вражеские дивизии, лишенные управления, отрезанные от своих штабов, превратились в изолированные друг от друга разбойничьи отряды. Они метались по чистеньким каменным венгерским деревням, предавая их огню, оседали в городах, пытаясь найти спасение в подвалах старинных домов. Туда же они затаскивали артиллерию и минометы. На пути к Вене вы увидите в городе Шопрон, на границе с Австрией, следы ожесточенных боев. Это был наспех созданный узел обороны, но фашисты, загнавшие войну в этот древний венгерский город, не спаслись от смерти.
Теперь в Шопроне во дворе завода собираются уже разбитые орудия и минометы и тысячи снарядных ящиков, еще и не раскрытых, высокими штабелями лежат на дороге.
В австрийском городе Винер Нойштадт, одном из крупнейших центров авиационной промышленности, вы увидите полуразрушенные улицы. Сюда из Вены фашисты бросили офицерскую школу, три батальона фольксштурма, какие-то полицейские отряды. Но к утру бои за город уже был закончен, и Германия лишилась еще четырех заводов «юнкерс», «мессершмитт», Хейнкеля и Хейншеля.
Отсюда, от города Винер Нойштадт, наши войска повели наступление на Вену. Это был трудный и напряженный путь. Он проходил в отрогах Австрийских Альп, и по головокружительным горным дорогам мчались днем и ночью наши танки, грузовики, бронетранспортеры, обозы. С трех направлений двигались наши войска к Вене — с юга, востока и запада. Но наибольших успехов добились танкисты генерала Кравченко и молодые пехотинцы генерала Глаголева (в его войсках три четверти комсомольцев). В течение одной ночи они прошли по Венскому лесу, разрезали оборону фашистов, а на рассвете оказались уже на Дунае, далеко на западе от Вены. Колонна танков, вытянувшаяся от горных склонов до Дуная, оказалась той стальной наковальней, на которую бросили немецкие войска. А пехотинцы генерала Глаголева с великой, свойственной только таким воинам, неутомимостью, начали бить по вражеской обороне своим огненным молотом. События разворачивались с молниеносной быстротой. Фашисты вывели из Пратера, одного из увеселительных парков Вены, батальоны СС, чтобы оборонять Зимеринг — предместье Вены на юге. А в этот же момент воины генерала Глаголева уже ворвались в город. Здесь они применили новую тактику в уличных боях, весьма трудную в условиях такого огромного города. Они начали маневрировать. Надо представить себе всю сложность этой тактики наступления в узких улицах, зажатых каменными громадами, где каждый дом может стать центром обороны, узлом сопротивления, огневым гнездом. Наши войска, применив и в городе маневр, шли не по улицам, а по дворам, пробивали в кирпичных стенах проходы и таким образом обходили все узлы сопротивления, оставляя их у себя в тылу. Наши смелые и великолепно обученные штурмовые отряды уже прорвались к Рингу, к центру города, а позади них, в домах, еще сидели фашистские автоматчики, и оттуда же били минометы. Еще шел бой у вокзалов, а наши машины уже мчались мимо оперного театра, на дверях которого мелом было написано: «Проверил, мин нет. Скоков». Этот смелый маневр и ускорил развязку огромного сражения, которое началось в трехстах километрах отсюда и теперь завершилось в Флоридсдорфе, в задунайских кварталах Вены.
Я был в дивизионном штабе в ту ночь, когда уже шла борьба с врагом у Дуная. В двухэтажном особняке полковник принимал донесения от своих комбатов.
— Ты откуда? — спрашивал он у капитана Сорокина.
— Я уже на Мессе-плаце.
— У тебя же в тылу немцы, — усмехался полковник.
— Это я знаю, — отвечал Сорокин. — Я к ним послал транспортер. Пробиваюсь к Дунаю. Только что они мост взорвали. Жаль, красивый мост.
Полковник вытирал пот с бритой головы огромным мохнатым полотенцем и выслушивал второго комбата — Кострова. Он уже разместил свой командный пункт в университете.
— Там такая каша теперь — как они только ночью разбираются, — заметил полковник.
Но к рассвету все определилось, и по удаляющейся стрельбе, по внезапно наступившей тишине все поняли, что битва за Вену перенесена за Дунай.
И один из красивейших и величественных городов Европы уже был освобожден. Над Веной впервые после мартовских дней тридцать восьмого года над парламентом вместе с советским флагом был поднят и австрийский национальный флаг.
Все ваши обычные представления о Вене, навеянные вам музыкой Иоганна Штрауса, теперь покажутся неуместными — город еще только начинает оживать. В Венском лесу дымят полковые кухни. На Ринге и в Пратере, в местах когда-то наиболее оживленных и многолюдных, еще лежат убитые лошади. Дым пожаров (фашисты в последние два дня обстреливали Вену зажигательными снарядами) поднимается над городом, и запах гари заполнил город. Люди только выбираются из подвалов, обступают наших воинов. На могилах Бетховена и Штрауса, Моцарта и Глюка вы увидите венки от танкистов, от автоматчиков, от минеров. «Иоганну Штраусу от бойцов капитана Солодова, победивших здесь врага» прочтете вы на узкой ленточке, прикрепленной к венку из жасмина и черемухи. «Великому Бетховену — от гвардейцев».
Вы увидите на Кертнерштрассе детишек, обступивших нашу кухню с жирной кашей. Повар накладывает им двойные солдатские порции и только спрашивает:
— Добрый каша? — полагая, что, коверкая язык, он будет более понятен для австрийских детей. На углах уже появились какие-то люди с красными повязками — они пришли из отрядов внутреннего сопротивления. В город возвращаются женщины и старики, спасавшиеся в предместьях в дни боев на улицах Вены. Они торопятся узнать: пощадила ли война их дома? На Мессе-плаце, той самой площади, которую завоевал Сорокин, стоит автомобиль с радиоустановкой, и по городу разносятся звуки штраусовского вальса. В парках спят после бессонных ночей, упорных и напряженных боев, после победы, спят крепким солдатским сном наши штурмовые отряды — они хорошо потрудились за эти дни. Их приглашают в дома, но им хочется поспать на солнцепеке, на зеленой траве. И хоть бой ушел не так уже далеко от города, но эта лужайка в парке кажется им глубоким и тишайшим тылом. В город втягиваются дизизионные и армейские тылы, обозы, вторые и третьи эшелоны. Город оживает — воины Красной Армии своей кровью и потом, трудом и доблестью проложили путь к Вене и принесли ей свободу и мир.
Нет, наши воины ничего не забыли. Они помнят, что на украинских, русских и карельских полях бок о бок с немцами шли и австрийцы. Они помнят, что тысячи и тысячи рабов трудились в австрийских имениях, у помещиков, на фабриках и в шахтах. Вот теперь у университета стоит молодой лейтенант и вглядывается в лица русских девушек. Он узнал, что сестра его, угнанная из Смоленска, работает на фабрике в Вене. Где ее найти? Как ее встретить? Да мало ли лагерей и фабрик в Вене? Лейтенант заготовил фотографии сестры и теперь раздает их своим бойцам — не встретят ли они похожую на нее? Или вот, в центре Вены на черном камне высокого дома чья-то надпись мелом: «Светлана Манько, если ты еще в Вене и жива, найди меня на Альбертгессе, семь, твой брат Сергей». Нет, наши воины не забыли, что через Австрию лежит путь в Южную Германию, и туда они несут свой меч.
На улицах Вены теперь тысячи рабов. Это сыны всех племен и народов. Голландцы. Французы. Датчане. Индусы. Украинцы. Белорусы. Русские. Бельгийцы. В пестрых костюмах, с котомками за плечами, катят они на велосипедах, на фаэтонах, на крестьянских возах, пешком — на восток. Спросите у них — куда? Они ответят: домой. Они знают — теперь они уже не рабы. Они идут с гордо поднятыми головами, с национальными повязками на рукавах. Они поют на улицах Вены, где еще дымятся полусожженные дома, свои народные песни — это им запрещалось в лагерях под страхом смерти. Они обнимают наших воинов, и на всех языках звучит это слово, которое мы слышали и в Германии: спасибо! Спасибо за свободу, за освобождение. Вы услышите это слово всюду, на всех улицах Вены, где появляются наши бойцы. Они спасли от уничтожения этот прекрасный город и вернули народу жизнь.
Даже в этот первый день в свободной Вене — это одно из главных и радостных ощущений.
Вена, 1945, апрель
В стороне от дороги, ведущей к польскому городу Радом, на краю леса есть могила, где похоронен сержант Александр Прохоров, один из тех простых советских людей, которые отдали свою жизнь во имя победы над врагом, во имя освобождения Европы. Во веки веков будет жить в сердцах освобожденных народов память об этих сынах советского народа; им прежде всего должна поклониться Европа — своими жизнями, своей кровью они проложили путь к победе.
