она проиллюстрирована эффектной «картинкой» — фотографиями или видеозаписями.
11. Новость о преступлении привлекает внимание, если в ней упоминаются дети.
Вспомнив описанные выше информационные процессы, связанные с «движением АУЕ», мы увидим, что факторы, выявленные Джюкс, актуальны и здесь. Тема «движения АУЕ» важна и драматична, при ее рассмотрении используются типовые приемы, усиливающие драматизм (фактор 1). На протяжении нескольких лет разработана фантомная «история» явления, позволяющая красочно описывать и встраивать в криминальный контекст новые события (фактор 2). Новости об АУЕ просты и лаконичны, не предполагают сомнений и построены с использованием стереотипных объяснительных схем (фактор 3), они индивидуализированы и персонифицированы (фактор 4). Потребители информации чувствуют свою уязвимость перед опасностью криминализации подростков (фактор 5), при территориальном и социальном приближении опасности тревожность в обществе значительно увеличивается (фактор 8). Журналисты охотно привлекают к алармистским публикациям знаменитостей — топ-блогеров, музыкальных исполнителей, политиков (фактор 7). Эти публикации наполнены насилием (фактор 9), рассказывают о детях и подростках — жертвах и преступниках (фактор 11). Повышенное внимание аудитории вызывают публикации, поддержанные эффектным визуальным рядом или воспринимающиеся как комедийные фильмы (фактор 10).
Рассмотрим, каким образом моральные предприниматели спонтанно или целенаправленно искажают информацию, связанную с тематикой АУЕ.
Прежде всего нужно отметить, что разные политические группы по-разному реагируют на события новостной повестки и, соответственно, по-разному встраиваются в процессы моральной оценки происходящего [556]. Эта закономерность проявляется и в рассматриваемом нами случае.
Оппозиционные издания квалифицируют «движение АУЕ» как системную проблему российского государства; авторы публикаций делают упор на коррупцию в руководстве всех уровней — населенных пунктов, районов и областей (уделяя особое внимание регионам, где, как считается, широко распространена «субкультура АУЕ»), высшим эшелонам власти. Проводится мысль, что системой воровских понятий пронизаны общество и государство в целом: «Арестантский уклад един везде, вплоть до самого верха, в том смысле, что и круговая порука, и негласная иерархия авторитетов, и общаки, которые теперь чаще называются бассейнами, и клички, и много всякого по мелочам, вплоть до традиционной тюремной гомофобии, — все это культивируется не только татуированными рецидивистами, но и самыми респектабельными высокопоставленными мужчинами в самых дорогих костюмах. Школьники играют в уголовников, но во что им еще играть, когда весь государственный поведенческий кодекс легко описывается формулами формата „Не верь, не бойся, не проси“ или „Умри ты сегодня, а я завтра“» [557].
Издания, лояльные действующей власти, рассматривают «движение АУЕ» как одну из проблем современного российского общества, они сознательно или спонтанно осуществляют информационную поддержку решений власти, связанных с борьбой против криминала.
И в «оппозиционных», и в «провластных» СМИ встречаются алармистские настроения, но оппозиционные издания могут высказывать и скептическую точку зрения, обычно она вложена в уста одного из приглашенных экспертов; рассмотрение темы при этом построено на столкновении разных, порой противоположных мнений [558]. В провластных же изданиях скептическая точка зрения не высказывается почти никогда; они четко ориентированы на поддержание официальной конъюнктуры, основанной на положении, что «АУЕ — это угроза национальной безопасности нашей страны» [559].
Изложение событий во многом зависит от личности журналиста и установок, с которыми он готовит публикацию. Интерпретирующая роль журналиста видна, например, при сопоставлении двух интервью, взятых у одного человека. Две сотрудничающие газеты — читинская «Вечорка» и московская «Комсомольская правда», имеющая филиал в Чите, с разницей в три месяца взяли интервью у молодого мужчины Михаила Лимона, имевшего богатый и длительный (с конца 1990-х годов) опыт вымогательства в читинских учебных заведениях. В изложении «Вечорки» вымогательство в школах Читы заметно идет на спад; влияние централизованной преступности уменьшается. Вообще, было сказано, что «последние лет пять-семь (…) грев в Чите не собирают. Может быть, в деревнях это сохранилось, в каком-нибудь Маккавеево, но в Чите точно нет, только вымогательство. Сейчас молодежь не гонится за уголовной романтикой и надо думать, как выманивать деньги. Ну и опаснее стало. Молодые увлекаются ЗОЖ, спортом занимаются. (…) Лоха сложнее найти» [560]. Иначе расставлены акценты в статье «Комсомольской правды», она в большей степени направлена на нагнетание тревожности: здесь подчеркивается, что криминальная карьера информанта успешно развивалась, и только конфликт с подельниками ее разрушил: «Он вышел из дела только четыре года назад: из „шишки“ — смотрящего за классом — стал старшим по нескольким школам: „Подъезжал, забирал, что малые мои собирали“» [561]. Видимо, такие расхождения в описании обусловлены различием установок журналистов. Автор «Вечорки» в принципе настроен на объективный пересказ (редакция заранее подчеркивает, что не отвечает за правдивость информанта); представленная информация соответствует объективной реальности: да, проблемы с преступностью в городе есть, но за последнее время она значительно снизилась, в целом же ситуация в городе спокойна [см. параграф VII.3]. Напротив, журналистка «Комсомольской правды» стремится подобрать информацию, подтверждающую алармистский посыл статьи, выраженный заголовком «Цель АУЕ: уголовники хотят, чтобы мы жили по их законам».
В качестве примера манипуляции информацией и активного раздувания моральной паники приведем начало сюжета программы «Чрезвычайное происшествие» телеканала НТВ за 22 марта 2019 года [562] (табл. 3).
Таблица 3
Приведенный фрагмент, как и весь последующий сюжет, составляющий 26 минут, построен на манипуляции зрителями, некоторые приемы этой манипуляции будут рассмотрены далее.
Безосновательное использование слова АУЕ
В главе I уже подробно рассказывалось о том, как при появлении в медийном пространстве слова АУЕ самые разные, мало связанные друг с другом события стали подверстываться под это слово, выстраивая единую фантомную «историю» «движения АУЕ». С тематикой АУЕ связывали разнообразные преступления, если их участники были в подростковом возрасте; если у одного или нескольких участников преступления есть судимости или же в ситуации оказывается замешан опытный уголовник; если тюремно-уголовные формы самоорганизации умышленно копировались на некриминальную среду; если производился сбор средств «на общак» и для «грева» находящихся в исправительных учреждениях; если в аккаунтах участников преступления в социальных сетях обнаруживались ссылки на криминализированные ресурсы; если в ходе инцидента звучали выкрики «АУЕ!» и использовался тюремно-уголовный жаргон; если делались личные заявления о принадлежности к АУЕ; если преступление имело групповой характер, что позволяет рассматривать группу как банду [параграф I.3].
Здесь стоит заострить внимание на этой закономерности как важном механизме искажения информации. Вдобавок ко многим материалам, изложенным выше, рассмотрим еще два примера того, как в целом нейтральные события подверстывались моральными предпринимателями под
