— Тоскую по живому звуку. Струна, резонатор баяна, раструб флейты! Уж не говорю о голосе — от сердца к сердцу без проводов!..
Чисто взятая грудная нота, едва заметное диминуэндо, бесконечная фермата — что может быть выше в искусстве?— рассуждает Чугунов.
Русский интеллигент начала XXI века в глубине страны — с топором в руке, рубит "в чашу", мох кладет в пазы, мнет глину, чтобы сложить печь, какую клали и пятьсот лет назад. Трапезничает без сервировки на столе — щами да кашей. Строит храм, как первые здешние христиане. Немножко оглашенный. Хотя и не фундаменталист. Восходит к высотам духа. Берется устраивать глубинную народную жизнь "сверху", а не от живота. В слове, звуке, мысли. Уезжает из города в деревню. По идее. В то время как после народнических "хождений" в этом направлении (город—деревня) двигались только продотряды и одиночки — тунеядцы вроде Бродского.
Они пришли сюда по-настоящему. Готовы здесь опочить. И уже свершают этот печальный, обещанный обряд. Только что узнал: умер в Борисоглебске поэт Константин Васильев. Я намеревался быть у него, но сказали: запил. Решил — в следующий раз. И вот...
Помню его черную бороду, длинные волосы. Его комнатку в деревянном доме, с деревянным диваном, фанерным шкафом и хлипким столом. Бутылку портвейна на столе, батон хлеба. И в этом интерьере поразило меня его величественное спокойствие, вовсе не соответствующее его тридцатилетнему возрасту, когда в человеке еще остается немало суетного.
По меркам обывателя, он жил — в захолустье. По собственным меркам, что отражалось в гордой посадке головы и в прямом насмешливом взгляде, жил он, конечно же,— в граде света.
Когда уходит поэт, в мире становится светлее от оставленных им стихов.
Не спрашивай дорогу к Храму,
не будь глупее, чем ты есть:
иди хоть по кривой, хоть прямо,
а главное оставишь здесь.
Дорога к Храму с миром внешним
имеет косвенную связь.
Глупец тоскует о нездешнем
и месит по дорогам грязь.
И видит все, что есть снаружи,
не зная собственной души.
Такому — правда будет хуже
обыкновенной нашей лжи.
Внутри себя иметь опору,
внутри себя построить Храм —
мы к этому придем не скоро,
а смерть за нами по пятам...
Но мудрые не сходят с места
и строят Храм в душе и Мир,
не слушая ни слов протеста,
ни нудного бряцанья лир!..
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
НАРОДНОЕ “НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ”
В Московском центре искусств, что на Неглинке,— выставка предметов народного искусства Вологодчины из собрания коллекционера Михаила Сурова.
Здесь кованые, черные, закрученные на манер дивных цветов светцы; резные деревянные прялки, расписные сундучки и поставцы, шитые полотенца с алыми, закрученными навстречу вращения Земли свастиками. Все это таинственным и непостижимым образом воскрешает близкую, живую, жаркую, дышащую любовью русскую Вселенную. Становится очевидным, что мироощущение вологодских крестьян, явленное в произведениях прикладного искусства XVII-XIX веков, в чем-то сродни античному пониманию жизни, ее устройству. Очевидно, Темпийская долина Руси лежит в пределах Вологодской и Архангельской губерний, где-то в районе Великого Устюга и Вытегры. Народное "непосредственное", как принято говорить, "наивное" искусство, колышется на волнах чистой солнечной энергии. Научная и этнографическая ценность выставленных предметов меркнет перед сокрытой в них потрясающей силой, способной оживить хмурые московские проспекты, воскресить жилища, убитые евроремонтом. Одного посещения этой выставки достаточно, чтобы почувствовать дыхание родной, древней нашей цивилизации.
ТИТ
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Новый коммунистический проект www.communist.ru 1
С 3 сентября читайте в Интернете политический еженедельник "Коммунист.Ру". На страницах данного издания вы найдете статьи и комментарии на самые острые политические темы, эксклюзивные новости, информацию о рабочем и революционном движении в России и мире, материалы по культуре и искусству, а также многое другое. Для издания пишут молодые авторы, представляющие все направления в красном спектре. Главная тема номера "Глобализация — русские в Генуе"….
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Книга "Тайна гибели Евгения Абалакова"
Книга "Тайна гибели Евгения Абалакова: Непрочитанные страницы истории" написана сыном легендарного первопроходца вершин скульптором Алексеем Абалаковым.
Это кропотливое исследование есть попытка приоткрыть плотную завесу молчания вокруг трагедии гибели советского альпиниста, первого покорителя пика Коммунизма Евгения Михайловича Абалакова.
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Тимур Зульфикаров ОБРАЩЕНИЕ К РУССКОМУ ЧЕЛОВЕКУ
Это письмо мне вручил ветхий дед Андрей в далекой владимирской деревне Артемовке.
Дед сказал: "Прошлым летом у нас в деревне жил ликвидатор Чернобыльской аварии. Он не говорил нам даже своего имени, словно чего-то остерегался. Мы называли его просто: "Старик"…
Однажды он шепнул мне: "Все мои друзья-ликвидаторы, изрезанные невидимыми лучами, уже давно в земле… Я один остался — недорезанный… Мне стыдно перед ними… Но скоро мы с ними встретимся"…
Говорят, он в то же лето и помер. Ушел к своим друзьям…"
Дед Андрей добавил: "Если в Письме что-то не так, ты поправь… Ты же писатель…"
Я кое-что поправил.
Вот это Письмо…
…Горит твой дом!.. Горит страна твоя! Горит народ твой!.. Что же ты стоишь? молчишь? брат мой…
…Сколько же нас, русских, должно остаться на земле, чтобы мы, наконец, безраздельно полюбили друг друга?.. как любят и подпирают веками друг друга мудрые иудеи?..
…О, русский человече, человек! О, брат мой!..
Вот человек упал и лежит беспомощно на улице города — а все проходят мимо… Это наша страна упала… Это мы лежим — недужные, беззащитные на улицах обессилевших городов и деревень наших… Как же так это случилось?..
…Недавно был я в Тульской губернии, в дальней деревне полузаброшенной, нищей. Увидел там льняных полуголодных детишек, однако веселых и родных.
Увидел пьяных мужиков и ветхо-бедноодетых крестьянок, и старух подслеповатых, глядящих из окон согбенных изб своих.
Увидел, брат русский мой, бедное чье-то потраченное белье, что сушится на осеннем, огромном нашем родном русском ветру… такое белье уж изношенное надо не сушить, а выбросить, а нет другого. Все мы стали блаженными оборванцами на огромном, бесприютном, историческом ветру. За пьяных мужиков — не обидно, за наших женщин и детей беззащитных — до слез пронзительно, обидно и страшно.
Увидел я, брат мой безвестный, избы, которые уже накренились к земле, уже уходят они в землю, и некому их удержать поправить… уже не могут они справиться с зовом земли и хотят уйти, претвориться в землю святую, безмолвную нашу…
У нас на Руси даже избы устали от несчастий и бед нескончаемых.
О, брат подгулявший, подвыпивший мой, с бутылью водки иль пива в руках, а кто их защитит, кроме тебя, кроме меня, кроме нас? А у нас руки заняты бутылью… А мы дрянную, убийственную водку попиваем…
Увидел я, родной мой русский брат, палые плетни, рухнувшие в несметную, победную траву… лежат, как ребра изломанные наши… Да!..
…Брат мой, русский! русич! русак! росс! Тут-то, в тульском поле, и пронзила мое сердце Золотая Игла! Или это древляя, кочующая со времен Чингисхана Золотая залетная Стрела залетела мне в сердце? Боль тончайшая, молниеносная…
Я вначале решил, что это инфаркт — от него нынче полегло и ложится в землю довременно множество русских человеков.
Брат, это мы, твои родные русские братья, сестры, отцы, матери, жены, деды, убитые во чреве младенцы досрочно ложимся в нашу землю, уже уставшую нас, хладных, застывших досрочно, принимать…
