несмываемым авторским клеймом. Я бы ставил на сочинение в шестидесятые годы прошлого века, в те же времена, как и историю о мальчике и дворнике.
Мне слова извозчика не кажутся особенно остроумными. Люди, которым они нравятся, обычно следуют за известной мыслью о том, что табуированное слово, произнесённое со сцены или напечатанное типографским шрифтом, становится смешным. К этому добавляется и шукшинская интонация «Срезал!», когда скучного литературного человека, которого нас заставляли читать в школе, обругал народный тип. Сказал то, что мы не смели.
И, как ни странно, споры вокруг понятия «критика» продолжаются, хотя и само это слово сомнительно. К примеру, недавно люди, можно сказать, всю жизнь отдавшие литературе, стали обсуждать одну фразу. Фраза эта такая: «Самые энергичные, интересные и осмысленные рассуждения о литературе сегодня публикуются в блогах. Там есть то, чего не хватает в критике — живая полемика, множество голосов и позиций. Поэтому мы хотели поддержать эту тенденцию и показать, что критика перестала быть только профессиональной областью. Она всё больше становится массовым явлением». Дальнейшее хорошо описывается моим любимым пассажем из романа Солженицына «В круге первом». Там Сталин смотрел на политическую активность непокорного маршала Тито «как старый коновал, перепоровший множество этих животов, отсекший несчётно этих конечностей в курных избах, при дорогах, смотрит на беленькую практикантку-медичку» [238].
То есть заслуженные люди говорили, что литература — это призвание, критиков мало, гении рождаются редко, и они наперечёт. То есть происходит заочный спор с извозчиком Белинского, а вернее, с общественным мнением, которое считало критику занятием второго сорта по отношению к сочинительству. Членский билет того же Союза писателей, но всё же не писатель. И начинается: критика — это искусство, это дар Божий и прочие стыдные слова. Это удивительная (для нынешнего времени) история, потому что она повторяет старые разговоры о праве на литературное высказывание (и в том числе — разговор поэта Бродского с судьёй Савельевой о том, кто даёт право быть поэтом). Я двух станов не боец (и вообще склонен к апокалиптическим пророчествам), но всё идёт по старой схеме, как с фантастами, которые пребывали в замкнутом мире, а выйдя на простор, увидели, что там конкуренция. Они возмутились тем, что именно конкуренция: в большом мире не то, чтобы пишут лучше (иногда хуже), но нужно всё время состязаться, и не факт, что выиграешь. И весь символический капитал, «накопленный тяжким трудом», пошёл прахом: оказалось, что надо вот так прямо каждое утро вставать и состязаться. Это очень обидно.
Но вернувшись к критике, скажу для начала, что пиетет к званию «критик» — всё равно, что гордость членским билетом Союза Писателей. Непрофессиональный критик в блоге, человек из охлоса, разумеется, может быть не хуже (и чаще даже лучше) профессионального в специализированном издании. Для суждения о книге не нужна сертификация.
На земле сейчас живёт около семи с половиной миллиардов человек, отбросив недееспособных, неграмотных и находящихся в коме, мы получим несколько миллионов человек, которые способны связно излагать свои мысли на нашем языке. Многие из этих людей могли бы служить в журналах, но они стали врачами, юристами, учителями, жуликами или приобрели прочие полезные профессии. Понятно, что аргументы о необходимости филологического диплома в этой схеме не работают — образование можно получить десятком способов, в том числе и самостоятельно.
Но более того — сама суть литературы заключается в том, что человек рассказывает «неопределённому кругу лиц» историю, и запретить «неопределённому кругу лиц», то есть — охлосу, высказаться по поводу неё невозможно. Если продукция физиков-теоретиков может быть адресована физикам-теоретикам (иногда обыватель узнаёт о результате только завидев одинокий самолёт над городом), если скрипичных дел мастера могут заявить, что их продукцию могут оценить только скрипачи, то писатели пишут для всех, кто может их прочитать.
Что происходило раньше? Раньше существовали профессиональные критики, члены Союза писателей, с трудовой книжкой, лежавшей в газете или журнале. И была читательская рефлексия, которая реализовывалась с помощью писем в журнал «Октябрь» (или «Новый мир»): «Как вы могли напечатать эту мерзость?! Ведь…» — и дальше четыре страницы мелким почерком. Писали и автору напрямую, на адрес журнала. Эти тексты, впрочем, мало известны, они осели в архивах и только иногда упоминаются самими писателями в мемуарах.
Теперь вся лавина рефлексии зафиксирована и доступна в Сети. Другое дело, что сложно извлечь оттуда содержательные высказывания. Процент интересных суждений (или хотя бы интересно сформулированных) остаётся прежним. Институт репутации блогеров есть, но он, как зачётка на третьем курсе, — начинает работать на экзамене не сразу, а через несколько лет беспорочного стажа.
При этом я должен скорбно заметить, что в мире Сети и бумажном мире очень мало разговора о литературе. Мне уже давно были скучны разговоры большинства писателей на светских раутах, они, по большей части — психотерапевтическое выговаривание (или «заговаривание»). Чувствует писатель, что его профессия становится ненужной, и начинает рассказывать о своей или чужой ловкости в получении гонораров и премий, о поездках по свету за чужой счёт, и всё это называет литературным процессом. Разговоры о тиражах и издательской политике я и сейчас наблюдаю, но о том, как сделана «Шинель» Гоголя — не говорит никто. Нет, с той «Шинелью» более или менее (мне кажется — менее) разобрались ещё в двадцатые годы прошлого века. Но не стоит так впрямую трактовать эти слова: я ведь принужден буду бубнить, что это метафора, а вот сейчас не очень понятно, как сделан графический роман «Слоупок и его друзья», и есть ли зазор между романом традиционного типа и чистым комиксом (вдруг там может быть промежуточное звено), как устроены какие-нибудь полудокументальные романы, которых при Гоголе не знали, какова их структура и можно ли отделить fiction от non.
Мне говорили, что и трактователи культовых для небольших страт произведений развернулись не в полной мере. Они живут на форумах, содержательное высказывание там нужно искать не то, что с фонарём, но и с лупой. Но у литературных гиков в Сети, безусловно, есть огромное преимущество перед профессиональными критиками. Охлокритика свободна и подчиняется только средствам поиска, могущественным божествам: Гуглу и Яндексу. Только научить Яндекс с Гуглом отделять остроумные читательские отзывы от глуповатого выговаривания в ближайшем будущем не удастся.
14.01.2019
Просто Третий Рим (о книге Ипполитова про Рим)
Если вам скажут: «Вы написали с ошибкой», — отвечайте: «Так всегда выглядит в моём написании».
Даниил Хармс
