Самая что ни на есть официальная «История Второй мировой войны 1939–1945», официоз из официозов, брежневский 1979 год:
«Рано утром 1 мая на фронтоне Рейхстага, у скульптурной группы, уже развевалось Красное знамя… Его водрузили разведчики М. А. Егоров и М. В. Кантария во главе с заместителем командира батальона по политической части лейтенантом А. П. Берестом при поддержке автоматчиков роты И. Я Сьянова. Это Знамя символически воплотило в себе все знамена и флаги, которые в ходе самых ожесточенных боев были водружены группами капитана В. Н. Макова, лейтенанта Р. Кошкарбаева, майора М. М. Бондаря и многими другими воинами.
От главного входа Рейхстага и до крыши их героический путь был отмечен красными знаменами, флагами и флажками, как бы слившимися теперь в единое Знамя Победы»[368].
Все вроде сказано, но раз за разом пресса преподносит это как сенсацию. «Егоров и Кантария были не первыми» — «АиФ». «…водрузивший знамя над Рейхстагом. Раньше Егорова и Кантария» — моя любимая «Комсомолка». «Человек, поднявшим знамя над Рейхстагом, до сих пор не значится среди героев» — «Российская газета». Ну и так далее. Журналистов можно понять — волка ноги кормят, без броских заголовков газету не продать.
Но если год за годом такие материалы воспринимаются как откровение — это вопрос уже к читателям.
Он трудный самый
Для нас же важно то, о чем мы говорили уже много раз, — героев было очень много, куда больше, чем того требует пропагандистский миф.
Перед Рейхстагом наших обстреливали и контратаковали с флангов — тут трудно понять, каково было реальное соотношение сил. Уточню сразу: трудно понять во сколько раз немцев было больше. В это невозможно сегодня поверить, но и в самом Рейхстаге атакующих оказалось намного меньше, чем обороняющихся. Защищал бездействующую «цитадель нацистской демократии» сводный батальон эсэсовцев, а также ряд подразделений авиационных и зенитных частей. Плюс 300 курсантов моряков.
Всего — более 1000 человек. Они были разделены на боевые группы по 20–35 человек, которые, свободно ориентировались внутри здания, изучили каждый выступ, каждую нишу и статую — любое укрытие.
Скажу больше: то, что брал Рейхстаг целый укомплектованный стрелковый полк — сильное преувеличение. После боев за Берлин 756-й полк Зинченко был потрепан изряднейше. Когда КП переместился внутрь здания, подсчитали силы. В батальоне Неустроева оставалось около 250 человек, в двух ротах батальона Клименкова — около 120, в батальоне Давыдова — 200, в батальоне Самсонова — 100[369].
Получалось прямо по-суворовски: наших, штурмующих, считай на треть меньше, чем осажденных. Это раз.
И два… Вон даже в Госдуме, где все аккуратно разлиновано, пронумеровано, и каждый готов подсказать, как найти нужный кабинет, — половина посетителей, идя ко мне, умудряется запутаться и просит себе провожатых.
Михай I Гогенцоллерн Зигмаринген (р. 1921)
Король Румынии (1927–1930 и 1940–1947)
Единственный немец, удостоенный ордена Победы. И единственный из кавалеров этого высшего ордена Великой Отечественной, кто ныне жив и здравствует.
Высший военный орден был присвоен ему со сложной формулировкой: «За мужественный акт решительного поворота политики Румынии в сторону разрыва с гитлеровской Германией и союза с Объединенными Нациями в момент, когда еще не определилось ясно поражение Германии». Формулировочка, в общем, отражает ту путаницу, которая тогда творилась в Румынии. Отпрыск швабской ветви Гогенцоллернов Михай умудрился дважды побывать королем. При нем Румыния вступила в войну против СССР и при нем же, в 1944-м, объявила войну Германии. Причем действительно воевала, а не только растворила ворота перед Красной Армией.
С коммунистами Михай не ужился (убежал от них на спортивном самолете, который ему подарил Сталин), осел в Швейцарии, хотя до сих пор старый экс-монарх сохраняет гипотетические права на румынский трон. В первые годы эмиграции его поддерживало (в том числе и материально) увлечение авиацией: экс король… подрабатывал пилотом. Сейчас он состоятельный человек: румынское правительство выкупило его наследственную недвижимость за 30 млн евро. На юбилей Победы Михай приезжает в Москву — был и в 2010 году. Для своих 89 лет выглядел отлично
Наши солдаты Рейхстага — этого вычурного здания, построенного по образцам итальянского возрождения в XIX веке, не знали вовсе. Что за дверью, можно было узнать, только ее открыв. Люк на крышу — чтобы поднять Знамя Победы — и тот нашли чисто случайно. Все это было против наших.
Но было и «за». «За» наших было то, что каждый из них понимал: этот бой — последний. Русский долго запрягал, но остановить неукротимый вал рвущихся к победе войной было не под силу никому. И еще — «за» было то, что наши солдаты просто лучше воевали. Да, господа эсэсовцы, это вам не детей и женщин в газовые камеры заталкивать. На штурм шел русский Ваня из пехоты, прошедший кровь, огонь и воду.
Медные трубы ему пройти еще предстояло — счет до Победы шел уже на часы.
Чуть ниже я скажу про соотношение потерь в том бою. Но сразу предупреждаю: представление о том, что людей в Рейхстаге не щадили, как и всю войну, устилали трупами коридоры, чтобы пронести первыми красный отрез материала — оно не просто неправильное. Это зловредный махровый миф.
Было ответственное задание командования, его выполнили. Эту миссию выполнили профессионалы войны, которые умели и пулям не кланяться, и под пули сдуру не лезть.
Вот что рассказывал боец 3-й роты Иван Майоров:
«В Рейхстаге было до 500 комнат, множество коридоров, лестниц, различных малых залов. Их расположения мы практически не знали. От беспрерывной автоматной и пулеметной стрельбы, разрывов гранат и фаустпатронов в здании поднимались такой дым и пыль от штукатурки, что, перемешиваясь, они заслоняли все, висели в комнатах непроглядной пеленой — ничего не видно, как в потемках.
Когда наша 3-я рота очищала здание, я увлекся преследованием фашистов и не заметил, как оказался… на балконе зала заседаний. Из другой двери ко мне бросились четыре фашиста. Спрятаться негде… Вот и вынужден был прыгнуть прямо вниз, в зал заседаний. Приземлился — ничего! И уже оттуда открыл прицельный огонь по врагу».
Не думаю, что мои слова в этом контексте прозвучат цинично, но совершенно необходимо выпустить компьютерную игру «Штурм Рейхстага». Все DООМы и стрелялки вместе взятые будут отдыхать.
Идею разработчикам — а лучшие все равно пока еще наши — дарю.
Давайте-ка, ребята-программисты, покажите фашистским гадам!
С этажей немцев выбили, они оказались заблокированными в подвале и запросили переговоры. Требовали, чтобы с нашей стороны был офицер в чине не ниже полковника. Лейтенант Алексей Берест оттерся от гари, побрился, получил инструкции, но вот с полковничьей формой вышла задержка. Выручили танкисты — у них нашлась кожаная куртка на его богатырскую фигуру и соответствующие брюки. Прикрепили к куртке наживую погоны, — и получился молодой полковник-гигант.
Впереди шел боец с белым флажком, подсвечиваемым карманным фонариком. Вслед за ним — Берест. Навстречу снизу вышла немецкая делегация.
— Я слушаю вас, господин полковник, — сухо начал Берест. — Докладывайте, зачем приглашали нас на переговоры.
Немца передернуло от этого «докладывайте», но он собрался и доложил: немцы оставят Рейхстаг, если их выпустят в сторону Бранденбургских ворот. Обычно невозмутимый лейтенант (а временно — полковник) артистично взорвался:
— От имени советского командования требую безоговорочно капитулировать. Понятно? Ка-пи-ту-лировать!.. Даю тридцать минут. Если по истечении этого времени вы не капитулируете, будет отдан приказ выкурить вас из подвала. На этом переговоры заканчиваю.
«Наш Берест — прирожденный дипломат!» — шутили теперь в полку.
Все требования были выполнены.
Командир полка Ф. М. Зинченко как раз перед штурмом Рейхстага получил похоронку на брата. Война даже на последнем издыхании продолжала безжалостно забирать жизни лучших из лучших наших воинов. Зинченко вспоминал, что, спустившись в подвал Рейхстага, увидел на лицах сдавшихся немцев одновременно обреченность, страх и злобу. Они были уверены, что их все равно тут же расстреляют.
«Трудно из „сверхчеловека“ становиться пленным, недобитком когда-то „непобедимого“ воинства, которое еще недавно наводило ужас на всю Европу, и казалось, что нет в мире силы, способной противостоять ему.
Но нашлась такая сила. Вот они, победители. Восемнадцатилетние юноши и уже солидные бойцы. Они тоже измученные, грязные, оборванные. Но с каким достоинством они смотрят на поверженных врагов своих! Заглядывают им в душу, как бы стремясь увидеть, осталось там хоть что-то человеческое. Ведь с ними в одном мире нужно будет теперь жить…»[370]
