— Попу съ самою начала надо нести кварту водки святить, ну, и несутъ попу кварту водки, да платокъ.
— Какъ же собирали братщину, когда?
— У кого престольный праздникъ, тѣ и собираютъ братщину. Самые простые поди ходили по дворамъ, выпрашивали по гривнѣ, а у богатыхъ — сколько даетъ; деньги отдавали церковному старостѣ. Тотъ покупалъ водки, постѣнки [14], всего, что надо… Спросятся у откупщика, наварятъ меду, а воскъ что выйдетъ — сдѣлаютъ свѣчу въ церковь… накупятъ всего, а остальныя деньги, что отъ покупки останется, тоже на церковь… Придетъ праздникъ, — ну, всѣ собираются и пьютъ.
— А изъ другаго прихода могли приходить?
— Всѣ могли.
— А женщины?
— И бабы ходили.
— А что же давалъ денегъ въ братщину?
— Кто такъ разбирать станетъ? Всѣ, кто хочетъ — приходи и пей, сколько хочешь!.. только такъ на братщинѣ собирались самые простые, а другіе не ходили…
— Считаюсь неприличнымъ?
— Пьянство было большое!.. А такъ еще на другой, на третій день станутъ свѣчу пропивать.
— Купятъ постѣнка, станутъ варить медъ, останется воскъ; изъ того воска сдѣлаютъ свѣчу. Кто ноньче собиралъ братщину и если не хочетъ на будущій годъ собирать, тотъ отдаетъ свѣчу тому, кто будетъ на будущій годъ; и свѣчу эту несутъ всѣ, передаютъ охотнику и придаютъ денегъ сколько нибудь. Ну, и опять пьянство!
— Гдѣ же собирались братщины?
— Да у кого нибудь, а больше по братскимъ домамъ.
— А у васъ были братскіе дома?
— И теперь есть; а сперва у всѣхъ были, у швецовъ свой, а у кузнецовъ свой; ну, а теперь одинъ только у швецовъ.
— Большой домъ?
— Нѣтъ, такъ хатка; имъ давали за ихъ братскій домъ тридцать-пять рублей сереброиъ только.
— А когда была у васъ послѣдняя братщина?
— Да лѣтъ десять назадъ, а можетъ быть и пятнадцать лѣтъ будетъ какъ перестали.
— Отчего же теперь перестали?
— Да тутъ откупа пошли; сперва водка у насъ была дешевая, а тутъ пошли откупа, водка вздорожала, братщину тѣми деньгами, что сперва обходилсь, ужъ и не справишь.
— Теперь опять водка подешевѣла.
— Подешевѣла, да все не прежняя цѣна, да и кому собрать братщину, не для чего!
Стародубь, 28-го іюня.
— Здорово, почтенный! Не проходили здѣсь два молодца? спросилъ меня погарскій мѣщанинъ, когда я, выходя поутру изъ Погара, закуривалъ папироску.
— Не замѣтилъ, почтенный.
— Вѣрно, прошли: забѣгалъ въ кузницы — тамъ ихъ нѣтъ… да въ шинкѣ подождутъ.
— А вы куда собрались?
— Идемъ въ Гриневъ: садъ хочемъ скупить.
— Что, какъ ноньче сады?
— Плохи, очень плохи! За садъ въ прежніе годы платили 500 р. сер., а ноньче за этотъ садъ не знаешь, какъ дать и сто; весна была очень для садовъ дурна: морозы были.
— Много здѣсь садовъ?
— Было много; теперь только стали сады падать: тѣхъ доходовъ отъ садовъ нѣтъ. Вѣрно, наши погаровцы яблоки возили въ самую Москву: теперь изъ нашихъ мѣстъ въ Москву ни одного яблока не возятъ; весь яблокъ въ Москвѣ курскій, а нашъ яблокъ здѣсь по нашимъ мѣстамъ весь расходится; дальше ему ходу нѣтъ.
— Отчего же вы перестали возить въ Москву ваши яблоки? Вѣрно, не выгодно?
— Какое не выгодно! Выгодно, да та бѣда, что народъ въ Погарѣ обѣднѣлъ; въ Москву-то и ѣздить стало некому.
— А, можетъ, есть и другая какая причина, сказалъ я, — но отчего же народъ въ Погарѣ обѣднѣлъ?
— Какъ въ наши времена, другъ, мѣщанину не обѣднѣть.
— Отчего же мѣщанину? Придутъ плохія времена — и мужикъ, и баринъ также какъ и мѣщанинъ, обѣднѣетъ…
— Какъ можно мужика съ мѣщаниномъ сравнить! Мужикъ раззорится коли бѣда какая надъ нимъ стрясется; а пройдетъ бѣда, мужику они справиться можно; а мѣщанинъ безъ всякой бѣды на разоръ ждетъ. Мужикъ что? у мужика земля своя есть, и съ податями справиться можно: пришелъ хлѣбу недородъ — разорился; опять таки есть къ чему руки приложить: къ той же землѣ. А мѣщанину гдѣ взять? что у мѣщанина есть? А съ мѣщанина податей больше сбирается; съ нашего брата берутъ и подушныя, и городскія, и квартирныя и земскіе сборы… и солдатъ къ тебѣ во дворъ ставятъ, а мало-мальски хата у тебя хороша — офицера поставятъ. Да еще вотъ что тебѣ скажу: чѣмъ ты податями справнѣе, тѣмъ для тебя хуже; ты платишь исправно подати за себя, а я и совсѣмъ не плачу; ты за меня и плати; мою душу на тебя положатъ; твою же справку передъ казной тебѣ же въ вину ставятъ!.. Не слыхалъ ты, любезный, у насъ болтаетъ народъ, что эти порядки скоро у насъ перемѣнятся?
— Нѣтъ, любезный, не слыхалъ.
— А дай-то Господи! А по всему видно, что старымъ порядкамъ не жить долго.
Около обѣдовъ я пришелъ въ Гриневъ, и первое, что мнѣ бросилось въ глаза въ этомъ хорошенькомъ мѣстечкѣ, это мужикъ, бѣдно одѣтый, стоявшій безъ шапки передъ какимъ-то лакеемъ или дворовымъ въ картузѣ, сюртукѣ, но безъ сапогъ. Мужикъ объ чемъ-то просилъ лакея, низко ему кланялся, и тотъ, повидимому, начиналъ было уже соглашаться на его просьбу, но, на бѣду мужика, прошла какая-то дѣвка, лакей хлопнулъ ее около спины; дѣвка засмѣялась…
— Послѣ! крикнулъ лакей мужику и пошелъ съ дѣвкой.
— Паночку! просилъ мужикъ.
— Сказано послѣ, такъ и послѣ! прокричалъ на ходу лакей, не останавливаясь.
Мужикъ постоялъ нѣсколько, постоялъ, развелъ руками и пошелъ куда-то.
— Гдѣ, братъ, пообѣдать? спросилъ я его.
— Ступай въ шинокъ.
— А шинокъ гдѣ?
Мужикъ только рукой махнулъ; вѣроятно, ему было не до разговоровъ. Въ шинкѣ меня встрѣтила жидовка въ нѣмецкомъ платьѣ, до нельзя замасленномъ чепцѣ и до невозможности взъерошенномъ рыжемъ парикѣ.
— Что тебѣ надо? крикнула она на женя не совсѣмъ ласково, подвигаясь къ загородкѣ, за которой стояла водка.
— Нельзя ли, хозяйка, сдѣлать у васъ яичницу? спросилъ я ее вмѣсто отвѣта.
— Отчего? можно! проговорила она совершенно другимъ голосомъ. — Пожалуй сюда, здѣсь лучше. Только мужики сидятъ.
— Почему жъ вы думаете, что я не мужикъ?
— Какъ же можно! Вы яичницу спрашиваете: стало быть не простой человѣкъ?
Хозяйка юркнула, только мелькнули развивавшіяся на полъ-аршина сзади ленты, теперь неизвѣстно какого цвѣта, но смолоду, вѣроятно, бывшія желтаго; а я вошелъ въ указанную мнѣ комнату, въ которой принимаются не простые поди. Тамъ я нашелъ тоже не простого человѣка-мѣщанина.
— Здравствуйте, почтенный! сказалъ я ему, войдя въ комнату и садясь за лавку.
— Здравствуйте, любезный! Откулича путь держите?
— Иду изъ Погара въ Стародубъ.
— Такъ съ! А по какимъ такимъ дѣламъ-съ занимаетесь?
— Такъ, по своимъ дѣламъ.
— Вы, не живописецъ? Такъ, можетъ, живописью изволите заниматься-съ?
— Да. А васъ откуда Богъ несетъ?
— Мы торгуемъ краснымъ товаромъ.
— По господамъ ѣздите?
— Нѣтъ съ, больше по мужикамъ.
— Вы съ коробкой ходите?
— Нѣтъ-съ, какъ можно съ коробкой! Мы на лошади, у насъ лошадь есть!.. Это такъ какой-нибудь, тотъ, точно, можетъ ходить пѣшкомъ съ коробкой…
Въ этомъ шинкѣ такимъ образомъ я получилъ два урока, какъ узнать простого человѣка отъ не простого: кто требуетъ яичницу, тотъ не простой; кто ѣдетъ на лошади, тотъ тоже не простой.
— Почему же вы по господамъ не ѣздите? спросилъ я разносчика.
— Отъ господъ можно пользу поучать, часомъ и хорошую пользу, ну, а съ мужичка лучше.
— Да отчего же?
— Какъ-съ можно мужика смѣшать съ бариномъ? Съ барина того не возьмешь, что съ мужика!
— Съ мужика больше?
— Какъ можно-съ! Барину я отдамъ платокъ какой за тридцать серебра, больше не выпросишь, а съ мужика я меньше сорока пяти за тотъ платокъ и не возьму! А то и полтину дастъ!
— Сколько же вы берете барыша на рубль?
— Этого сказать нельзя: мы такъ никогда и не считаемъ, да и сосчитать того дѣло невозможное!
— Какъ же вы цѣну назначаете?
— А такъ, на это у насъ своя привычка есть; безъ привычки и торговать нельзя!
— На сколько жъ вы въ день продаете?
— А это, сколько Богъ дастъ: иной день, на семь цѣлковыхъ; а то Богъ поможетъ — и на десять продашь. это я разсказываю про эту пору — про лѣтнюю; а зимой лучше; зимой продашь и на двадцать пять, и на тридцать серебромъ случается.
— А сколько жъ вы на себя въ день прохарчите? На себя и на лошадь?
— Это тоже не ровно: иной день рубль серебра, иной полегче выйдетъ денекъ — и семью гривнами отдѣлаешься… А придется, выпьешь, съ усмѣшкой прибавилъ онъ, выпьешь и — рубля мало!
— Такъ ежели вы продадите въ день на семь рублей, въ тотъ день вамъ убытокъ?
— Какъ можно въ убытокъ торговать!
— Да ежели вы много на себя истратите?
— Такъ что же-съ? Сколько ни истратилъ, все на товаръ разлагаешь.
— Сколько-бъ не истратилъ?
— Сколько и истратишь на себя, сколько отошлешь домой; вѣдь дома жена, дѣти, имъ тоже пить — ѣсть надо, домой имъ тоже посылаешь; все на товаръ и раскладываешь.