Павел Якушкин - Из Черниговской губернии

О головныхъ уборахъ должно сказать тоже: кички быстро уничтожаются, а дѣвушки… Я вспомнилъ слова одной однодворки — дѣвушки въ Малоархангельскомъ уѣздѣ; она говорила: «На праздникъ-то и мы принарядимся: мы, дѣвушки, волосы въ метелочки заплетемъ и косу корзиночкой прикладаемъ; ну, а даманъ этого нельзя.»

Кичка очень неудобна; я не пожалѣю, если она повсемѣстно замѣнится чѣмъ нибудь… только не плетеночками… не корзинкой… А жаль будетъ, если въ настоящее время не будутъ описаны всѣ костюмы, употребляемые русскими. Да и многое скоро пропадаетъ: съ уничтоженіемъ крѣпостнаго права, распространится грамотность, а съ грамотностію потеряютъ святость прадѣдовскіе обычаи и забудутся народомъ…

Ходаковскій горевалъ, что послѣ московскаго пожара въ двѣнадцатомъ году не были возстановлены въ Москвѣ доисторическія городища, а выстроили опять городъ Москву. Городища, можетъ быть, и можно бы было возобновить, разрушивши Москву; а старые обычаи, повѣрья, забытые народомъ, нельзя возстановить, хоть бы снова воскресло крѣпостное право, по желанію немногихъ…

Сказавши нѣсколько словъ объ жильѣ, одеждѣ Погарцевъ, надо сказать и объ ихъ языкѣ; не бравши на себя обязанности составлять грамматику ихъ говора, приведу лучше нѣсколько пѣсенъ, съ удержаніемъ выговора.

1. Пѣсня, когда сѣютъ конопли.

2. Жнивная, поется когда идутъ вечеромъ съ жнива домой.

3. Поется на масляной.

Самсонько, Марычка, Софьюшка, Иванъ — имена случайныя: кого величаютъ, тѣхъ имена и поютъ.

4. Хороводная.

При первомъ куплетѣ этой пѣсни всѣ играющіе заплетаются въ плетень, а при второмъ — расплетаются.

5. Хороводная.

Подъ эту пѣсню играющіе бѣгаютъ попарно по улицѣ; передняя пара дѣлаетъ ворота: возьмутся рука за руку, и въ эти ворота всѣ пробѣгаютъ; поэтому этотъ хороводъ называютъ «бѣгучимъ», а по здѣшнему — бягучихъ.

6. Хороводная.

Напѣвы пѣсенъ есть и малороссійскіе, есть и великорусскіе. С. А. Мефедовъ для меня записалъ нѣсколько напѣвовъ.

— Не осталось и какихъ памятниковъ владычества Литвы въ Погарѣ? спрашивалъ я здѣсь одного горожанина.

— Николаевская церковь была сперва костеломъ, а теперь она передѣлана на православную.

— Остались въ этой церкви какія нибудь иконы, образа изъ стараго костела?

— Нѣтъ, кажется; такъ только остался Галецкій, который такъ похороненъ.

— Кто такой этотъ Галецкій?

— Галецкій былъ большой воинъ. Я учился у дьякона, онъ тогда еще былъ дьяконъ… мы тогда мели церковь… дьячекъ и уронилъ въ церкви гривенникъ; гривенникъ покатился, да подъ полъ; подняли мостовину и вынули гривенникъ. Такъ я самъ въ ту пору видѣлъ склепъ, гдѣ лежитъ Галецкій. Тутъ же нашли образъ святителя Николая; образокъ не большой, вершка въ полтора, а вмѣсто рамки — мѣдный блятъ въ полъаршина.

— А грамотъ никакихъ не остаюсь?

— Говорятъ, есть грамота царя Алексѣя Михайловича. Царь той грамотой пожаловалъ Погаръ на вѣки вѣчные быть городомъ.

— Гдѣ былъ сперва городъ?

— Главный городъ сперва былъ на Замковой горѣ; такъ сперва и замокъ стоялъ.

Замковая гора у самой Судогости, очень крута и на нее взъѣхать можно только въ одномъ мѣстѣ, и то, какъ мнѣ говорили, здѣсь сдѣлана насыпь, а сперва былъ подъемный мостъ. Эта гора имѣетъ видъ урѣзаннаго конуса. Вершина горы — заросшая всякою дрянью площадь въ нѣсколько сажень, и на ней теперь одна только яма; стоявшія здѣсь войска построили себѣ манежъ, который, выходя изъ города, разорили.

— А кладовъ здѣсь близко не находили?

— Близко не находили, отвѣчала бывшая здѣсь хозяйка, — а вотъ сказываютъ, какое было дѣло: стоялъ столбъ, и всѣ звали, что тутъ кладъ лежитъ; и кто-кто не приходилъ къ столбу отрывать клада, — весь столбъ подкопали кругомъ, такъ что весь столбъ подбили, чуть-чуть и столбъ-то держался: а все клада того никто достать не могъ. Разъ у того столба насъ малецъ [11] монастырскій товаръ [12]. «Говорятъ, здѣсь кладъ лежитъ, думаетъ малецъ, семъ-ко я попытаюсь!..» Солнце было совсѣмъ на закатѣ, малецъ и началъ копать у самой головы [13] — что отъ столба тѣнь. Копнулъ разъ, другой — жерновный камень… малецъ копать еще — золото!..

— А здѣсь кладовъ не находили?

— Нѣтъ, разъ копали подъ фундаментомъ, такъ нашли много платья, когда рыли, отвѣчала хозяйка.

— Какое же платье?

— Фартушки разные…

— Еще разъ тоже рыли, напали на могилу, прибавилъ нашъ собесѣдникъ: такъ въ могилѣ нашли водку; и водка та была желтая, — сперва хоронили всѣхъ покойниковъ съ водкой.

— Въ гробъ клали водку?

— Не знаю, ти въ гробъ клади водку, или такъ въ могилу. Не могу того вѣрно сказать.

Послѣ какъ-то мы договорились до братщинъ; которыя теперь въ Погарѣ уничтожились.

— Какъ же вы собирали братщину? Кто ее собиралъ? спросилъ я.

— Да кому придется, тотъ ее и собиралъ; сперва собиралъ ее церковный староста, а какъ я былъ церковный староста, такъ я не сталъ собирать самъ, а отдавалъ другимъ.

— Отчего же?

— Да такъ, пьянства много, а церкви прибыли нѣту, только и барыши что попу да конторѣ.

— Какой конторѣ?

— Откупщику; водку покупай у откупщика: нашъ городъ былъ на откупу.

— А попу какой же былъ барышъ?

— Попу съ самою начала надо нести кварту водки святить, ну, и несутъ попу кварту водки, да платокъ.

— Какъ же собирали братщину, когда?

— У кого престольный праздникъ, тѣ и собираютъ братщину. Самые простые поди ходили по дворамъ, выпрашивали по гривнѣ, а у богатыхъ — сколько даетъ; деньги отдавали церковному старостѣ. Тотъ покупалъ водки, постѣнки [14], всего, что надо… Спросятся у откупщика, наварятъ меду, а воскъ что выйдетъ — сдѣлаютъ свѣчу въ церковь… накупятъ всего, а остальныя деньги, что отъ покупки останется, тоже на церковь… Придетъ праздникъ, — ну, всѣ собираются и пьютъ.