Это еще один пример того, как далеко Комиссия могла пойти в отстаивании версии «заговора не было». Знакомство Типпита с Руби подтвердили по меньшей мере шесть свидетелей. Один лейтенант полиции даже высказал предположение, что Руби убил Освальда не из мести за президента, а из мести за Типпита. Сестра Руби, Ева, которая во всем старалась покрывать брата и поддерживать его вранье, не подозревая опасности в этом пункте, сказала корреспондентам, что они хорошо знали убитого, что он был постоянным посетителем их клубов, что Джек называл его «бадди». Ее историю о том, как Джек в субботу уговаривал ее пойти на похороны Типпита в воскресенье, адвокаты Руби собирались использовать как доказательство его сердечной отзывчивости. Никого он не собирался убивать, а хотел тихо-мирно пойти на кладбище! Конечно, довольно странно звать прикованную к постели сестру на похороны незнакомого человека. Но все свидетельства были отвергнуты, чтобы исключить подозрительную связь Руби-Типпит.
Захваченный в кинотеатре Освальд был доставлен в полицейское управление в 2.00. Следовательно вскоре после этого момента заговорщикам стало известно, что ликвидировать Освальда не удалось, что он находится в руках полиции и, может быть, уже дает показания. В 2.37 Руби звонит в Лос-Анджелес Алексу Груберу — тому самому Груберу, который за десять дней до этого заехал «навестить» старого друга, сделав крюк в 300 миль, и провел в Далласе несколько дней. О чем говорили? О собаке, которую он обещал прислать ему, заявил Грубер, и о покупке станции для мойки машин. (Не правда ли, замечательные темы для разговора в день убийства президента.) Через две минуты после этого Руби звонит своему компаньону Ральфу Полю, с которым имел длинный разговор всего за 40 минут до этого (то есть до того, как Освальд был доставлен в полицейское управление).
Теперь все заинтересованные лица знают, как опасно повернулись дела в Далласе.
Где он был от 3.15 до 9.00?
Около 4.00 Руби появился в Ритц-деликатесен и накупил холодных закусок на 22 доллара. В 1963 году на эту сумму семья из четырех человек могла кормиться неделю. Для кого же предназначалась эта гора провизии? Сестра Ева уверяла, что Джек купил еду по ее просьбе и что она очень ругала его, когда увидела, как несоразмерно он растратился. Напомним, что она при этом поправлялась после полостной операции, а Руби сидел на диете.
Известно, что отношения брата с сестрой обычно сводились к взаимному раздражению, перепалкам и побоям. Летом 1963 года в клубе «Вегас» Руби так отшвырнул сестричку, что она повредила руку и плечо, вызывала полицию, кричала «убивают». В августе, в присутствии другой сестры и ее детей, он дал Еве пощечину, вытолкал ее из машины на улицу и умчался. Адвокат Беллай вспоминает, что за все время долгого процесса он только один раз видел Руби взбешенным: когда Ева навестила его в камере.
Тем не менее, как только Руби нужно было подтверждение того, что он не был там, где его видели свидетели, прикованная к постели сестра приходила на помощь и заявляла, что брат был у нее. Примечательно, что и на операцию она легла в начале ноября по его настоянию. (Ведь находится у постели выздоравливающего родственника — о таком алиби можно только мечтать.)
Так, оба уверяют, что и в пятницу 22-го ноября, примерно с 5.30 до 7.30 Руби находился у сестры. Мы позволим себе отнестись к этому скептически, особенно учитывая закупленную гору деликатесов. Так как позднее Руби пытался проникать в полицейское управление и на радиостанцию в роли доброго Санта-Клауса с горой сэндвичей для усталых сотрудников, логично будет предположить, что уже и в 4.00 он хотел использовать тот же предлог. Просто в этот первый раз еда не понадобилась — его пропустили в полицейское управление и так. Как заметил впоследствии один офицер полиции, «любой полицейский, знавший Руби, впустил бы его в управление, если бы тот только попросил об этом».
Пять свидетелей видели его на третьем этаже полицейского управления в различные моменты между 4.00 и 9.00. Он здоровался со знакомыми детективами, пользовался служебным телефоном, делал вид, что помогает иностранным корреспондентам в качестве переводчика, пытался войти в кабинет 317, где капитан Фриц вел допрос Освальда. Комиссия Уоррена должна была потратить почти полстраницы в своем отчете, объясняя, почему всем этим свидетелям не следует верить, а надо верить Руби и его сестре. Так или иначе около 9.00 он, видимо, был уже дома, потому что оттуда снова следует серия междугородних звонков.
Если звонки представляли доклад о положении дел, то ясно, что новости были невеселыми: полиция вела интенсивный допрос Освальда. Получил ли Руби какие-то определенные приказы в этот момент — неясно, но, когда полтора часа спустя он снова появился на третьем этаже полицейского управления, в кармане у него был заряженный револьвер. (Так он показал на допросе в ФБР 25-го декабря 1963, хотя потом отрицал наличие оружия.)
Вечером в полицейском управлении
Служба в синагоге Шеарит Израиль закончилась около 10.00. Руби показался там на минуту, пожал руку ребе Сильверману, поговорил с ним о здоровье сестры, но, к удивлению ребе, ни словом не помянул убийство президента. В 10.30 Руби снова накупает еду и звонит в полицейское управление знакомому детективу, предлагая завезти сэндвичи. Детектив поблагодарил, но сказал, что они все ели и уже кончают работу. Тем не менее Руби явился в управление и постовому — на этот раз незнакомому, — остановившему его по выходе из лифта на третьем этаже, заявил, что ему поручено привезти сэндвичи радиожурналистам. Тут же он начал махать рукой проходившим знакомым полицейским, заговаривать с ними, спрашивать, не видели ли они Джо Лонга с местной радиостанции. Кто-то предложил вызвать его приятеля через репродуктор. Короче, постовой пропустил его, и Руби нырнул в толпу репортеров.
Вскоре после этого Освальда вывели на короткую пресс-конференцию. Журналисты должны были увидеть, что задержанный не подвергался в полиции избиениям, что все требования закона соблюдались. На какой-то момент Руби, по его собственным показаниям, оказался в трех шагах от задержанного. Почему он не выстрелил уже тогда?
Кантор считает, что толпа репортеров и полицейских была так густа, что у Руби просто не было возможности подобраться достаточно близко. 36 часов спустя в подвальном гараже толпа была не меньше, но она не остановила убийцу.
Более вероятным кажется объяснение: в этот момент он еще надеялся, что уничтожение свидетеля будет поручено кому-то другому, выполнял роль разведчика. Убийство Освальда в стенах полицейского управления слишком ясно указало бы на наличие заговора (как это и случилось впоследствии). Решение такой важности заговорщики не могли принять очень быстро. Им нужно было время, чтобы взвесить все «за» и «против», обсудить детали.
Да и само поведение Руби в тот вечер не похоже на поведение человека, которому предстоит вот-вот поломать свою жизнь. Он суетится в толпе, раздает свои визитные карточки, зазывает журналистов в «Карусель», сводит репортеров с нужными людьми, помогает взять интервью. Он настолько увлечен потоком событий и общим возбуждением, что делает серьезную ошибку, пробалтывается второй раз за этот напряженный день.
После того как Освальда вырвали из-под града вопросов и фотовспышек и увели в камеру, окружной прокурор Вэйд занял его место и стал отвечать на вопросы журналистов. Да, улики против задержанного не оставляют сомнений, что он является убийцей. Да, как и положено, его перевезут в тюрьму графства в начале следующей недели. К какой организации он принадлежал? К организации «Свободная Куба».
В этот момент Руби, стоявший на столе в задних рядах забитого людьми зала (видеопленка запечатлела его среди прочих в этот момент), выкрикнул поправку: не «Свободная Куба», а «За справедливое отношение к Кубе». Разница, заметим, немалая, ибо первая объединяла антикастровских эмигрантов, а вторая — сторонников Кастро в Америке. Откуда хозяин ночного клуба, никогда не интересовавшийся политикой, мог знать такую деталь об Освальде, которого он, по его уверениям, никогда не встречал?
Оплошность или нет, но поначалу выкрикнутая поправка сослужила Руби хорошую службу. Она позволила ему протиснуться к окружному прокурору, представиться, пожать руку. На правах знакомого он подтащил его к телефону и дал возможность местной радиостанции взять у него интервью.
— Ну что, пустишь теперь меня с моими сэндвичами на станцию? — спросил гордый собой Руби по телефону у радиокомментатора.
— Я оставлю дверь открытой на пять минут, — ответил тот.
Зачем он так рвался на станцию со своими несчастными сэндвичами, которых никто не хотел? Не потому ли, что она находилась всего лишь в квартале от полицейского управления и оттуда можно было продолжать наблюдение?
