расой гигантов. По словам писца Магеллана, один из них был «настолько высок, что самый рослый из нас едва доставал ему до пояса» [240]. Магеллан нарек регион «Патагония». Мы не знаем, было ли такое название дано по ступням – pata по-испански «лапа» – легендарных туземных великанов или почерпнуто из средневековой саги, где фигурирует чудовищный персонаж Великий Патагон. Важнее другое – за этими выдумками таился зловещий умысел. Рисуя туземцев одновременно превосходящими обычного человека и уступающими ему, европейцы силились представить свою жестокую завоевательную миссию праведной и героической.
* * *
К ночи 6 марта эскадра находилась у восточной оконечности Огненной Земли. Для Чипа и его матросов наступило главное испытание морского мастерства. Ансон приказал ждать рассвета. Пусть путь будет хотя бы виден. «Вейджер» дрейфовал рядом с другими кораблями, склоняясь носом по ветру, раскачиваясь взад и вперед, словно отбивая некий загадочный ритм. Небо казалось таким же огромным и черным, как море. Штаги и ванты дрожали на ветру. Чип приказал произвести последние приготовления. Матросы заменили изношенные паруса новыми и закрепили орудия и все, что могло стать смертельным снарядом в бурном море. Склянки отсчитывали каждые полчаса. Мало кто спал. Несмотря на отвращение к бумажной работе, Ансон старательно выписывал Чипу и другим капитанам инструкции. Попади эскадра в руки врага, эти бумаги и другие секретные документы требовалось уничтожить. Во время перехода, подчеркивал Ансон, капитаны должны были сделать все возможное, чтобы не отстать от эскадры – или «в противном случае вы будете отвечать за то, что подвергли корабль крайней опасности» [241]. Если суда разметает, капитанам необходимо обойти вокруг мыса Горн и встретиться на чилийской стороне Патагонии и в течение пятидесяти шести дней ждать Ансона. «Если за это время я к вам не присоединюсь, вы должны будете заключить, что со мной произошло какое-то несчастье», – написал Ансон. Один момент он прояснил особенно: если он погибнет, они должны продолжить миссию и соблюдать субординацию, подчинившись командованию нового старшего офицера. С первыми лучами солнца Ансон дал залп из орудий «Центуриона», и семь кораблей отправились в путь. «Триал» и «Перл» шли в авангарде, их впередсмотрящие расположились на реях, чтобы, по выражению одного офицера, «высмотреть острова льда» [242] и «своевременно подать сигнал опасности». «Анна» и «Вейджер» – самые медленные и наименее прочные – тянулись позади. К десяти часам утра эскадра подошла к воротам к мысу Горн – проливу Ле-Мер, примерно 25-километровому водному пространству между Огненной Землей и островом Эстадос, или Землей Статен. Войдя в пролив, корабли приблизились к Эстадосу. Его вид лишил людей присутствия духа. «Хотя вся Огненная Земля выглядела чрезвычайно бесплодной и безлюдной», как заметил преподобный Уолтер, этот остров «намного превосходил ее дикостью и ужасом своего вида» [243]. Он состоял из одних лишь расколотых молниями и землетрясениями и кое-как нагроможденных друг на друга скал, возвышавшихся на 900 с лишним метров ледяными вершинами. Мелвилл писал, что эти горы «остроконечными вершинами в снежных чалмах вздымались гранью между нами и неведомым миром: сверкающие стены с хрустальными зубцами алмазных сторожевых башен на крайнем рубеже небес» [244], [245]. В своем бортовом журнале Милькамп описал остров как самое ужасное место, что он когда-либо видел, – «настоящее горнило отчаяния» [246].
В небе парил белобрюхий альбатрос, щеголяя огромным – широчайшим среди всех птиц – в три с лишним метра размахом крыльев. Во время предыдущей британской экспедиции офицер заметил у Земли Статен альбатроса [247] и, сочтя птицу плохим предзнаменованием, убил ее, а потом корабль потерпел крушение на острове. Этот инцидент вдохновил Сэмюэля Тейлора Кольриджа на создание «Сказания о старом мореходе». В поэме убийство альбатроса навлекает на моряка проклятие, и его товарищи мучительно умирают от жажды:
В гортани каждого из нас
Засох язык, и вот,
Молчали мы, как будто все
Набили сажей рот.
Со злобой глядя на меня,
И стар и млад бродил;
И мне на шею Альбатрос
Повешен ими был [248].
Тем не менее люди Ансона охотились на этих птиц. «Я помню одного, пойманного на леску с крючком… и наживкой из куска соленой свинины» [249], – писал Милькамп. Он добавлял, что, хотя альбатрос весил около тринадцати с половиной килограммов, «капитан, лейтенант, хирург и я съели его на ужин целиком».
Казалось, Чип и его спутники избежали проклятия. Несмотря на несколько опасных сближений, им удалось оторваться от армады Писарро. Небо стало ярко-синим, а море – поразительно безмятежным. «Утро этого дня в его сиянии и мягкости, – сообщал преподобный Уолтер, – было приятнее любого другого, которое мы видели с момента нашего выхода из Британии» [250]. Корабли на всех парусах неслись к Тихому океану. Это был «умопомрачительно прекрасный переход» [251], написал в бортовом журнале один взволнованный капитан. Уверенные, что предсмертное пророчество капитана Кидда оказалось ошибочным, люди начали бахвалиться своей доблестью и строить планы о том, как они распорядятся своим возможным сокровищем. «Мы не могли не начать убеждать себя, что теперь все величайшие трудности нашего путешествия позади и наши самые жизнеутверждающие мечты вот-вот осуществятся» [252], – отметил преподобный Уолтер.
Вдруг набежали черные тучи, закрыв солнце. Завыл ветер, поднялись яростные волны. Носы кораблей, в том числе окрашенный алым лев «Центуриона», ныряли в глубокие провалы, а затем молитвенно вздымались к небесам. Паруса трепетали, канаты рвались, а корпуса скрипели так, будто вот-вот расколются. Хотя другие корабли постепенно продвигались вперед, тяжелогруженный «Вейджер» подхватило яростным течением и повлекло на восток, к Земле Статен. Он едва не разбился вдребезги.
Эскадре не оставалось ничего другого, как беспомощно за этим наблюдать. Выкрикивая команды, Чип созвал на свой пост всех самых умелых людей «Вейджера». Чтобы убавить паруса, марсовые поднялись на качающиеся мачты. Один из переживших шторм матросов на реях вспоминал: «Сила ветра буквально перехватывала дыхание. Забравшись на рей, ноги на тросе-футропе, мы цеплялись за все, за что только могли. Нам приходилось отворачиваться, чтобы перевести дух, потому что ветер просто забивал воздух нам в глотки. Капли дождя обжигали наши лица и голые ноги. Было почти невозможно открыть глаза» [253].
Чип приказал матросам на реях свернуть самые верхние паруса и зарифить грот. Ему требовался идеальный баланс: достаточно парусов, чтобы отвести корабль от скал, но при этом не допустить, чтобы судно опрокинулось. Сложная задача. Но еще сложнее добиться слаженной работы экипажа. Каждый должен был действовать безупречно. К счастью, лейтенант Бейнс проявил несвойственную ему решительность, надежный артиллерист Балкли
