Когда Гудериан подошел к Туле, то по радио передали сообщение, что на станции Лихвенская есть запасы продуктов питания, и дабы они не достались врагу, населению предлагалось их взять.
Что тут началось! Один мужик едва не утонул в цистерне с подсолнечным маслом. Другой взял на спину неподъемный мешок крупы или муки весом не менее пяти пудов. Чувствуя, что не донести до дома, он вспорол его и отсыпал какую-то часть непосильной поклажи прямо на землю. А тут, откуда ни возьмись, рядом оказались проворные бабки с совочками, которые шустро подобрали высыпанные остатки,
Дальше – больше. Пошел грабеж частных домов, чьи жители эвакуировались на восток. Отец Василия по возрасту не мог быть призван в действующую армию, а по роду занятий не подлежал никакой эвакуации. Оба среди немногочисленных соседей оставались дома, с трудом пережив хмурую осень и на редкость морозную зиму.
Было холодно и голодно. Температура воздуха доходила до минус сорока градусов, когда даже воробьи на лету замерзали. Занятия в школе на неопределенный срок прекратились. Друзья разъехались кто куда.
Еще недавно довольно шумные улицы опустели. Их перерезали оборонительные рубежи, которые протянулись недалеко от южной окраины, по улице Льва Толстого, а также от железнодорожного моста до реки Упы. Город оружейников будто замер в ожидании нашествия врага.
Но жизнь в нем не прекращалась ни на минуту. Было вырыто свыше 14 тысяч погонных метров противотанковых рвов, воздвигнуто более полукилометра баррикад, установлены тысячи ежей и протянуто 20 с лишним километров проволочных заграждений. Даже стены и башни древнего кремля ощетинились пулеметами. Во дворах своих домов жители строили бомбоубежища, рыли окопы и ячейки на случай обороны от неприятеля. Хорошее бомбоубежище имелось в доме № 44 по Воронежской улице, ныне Оборонной, где жил директор завода Сергей Михайлович Шалашников. Туда нередко приходили во время сильного обстрела жители соседних домов.
В целом Тула сравнительно слабо подверглась разрушительному действию бомбардировок и артиллерийского огня. Немцы, в основном, бомбили железнодорожный вокзал и службы, расположенные рядом с ним. Заводы они практически не бомбили, зная, что там ничего нет, кроме пустых корпусов.
Рядом с домом через соседний двор на углу улиц Воронежской и Тимирязева была размещена наша 152-мм гаубица, которая успела дать от силы семь-восемь выстрелов по врагу. А потом последовало три ответных выстрела. Сначала небольшой перелет, затем недолет. Третий выстрел оказался последним. От точного попадания часть расчета погибла, а пушка была повреждена.
Но там осталось много снарядов, которые лежали в ящиках. Местная ребятня живо нашла им применение, делая ведра из гильз и прикрепляя к ним ручки.
Самое страшное впечатление от войны – это жуткое число невосполнимых потерь. Еще одним ее печальным следствием боевых действий явился нескончаемый поток раненых. Не все из них возвратились в строй, многие так и остались инвалидами и калеками.
В Туле было размещено большое количество эвакогоспиталей. Под госпитали использовались многие школы и другие учреждения. Только что открытая перед самой войной школа № 18, которая располагалась рядом с его домом, стала госпиталем, а впоследствии – городской больницей.
Раненых перевозили в обычных грузовиках, накрытых брезентом. Их заворачивали в цигейковые одеяла и обкладывали химическими грелками, пакетами из твердой бумаги, куда заливалась вода. После этого происходила своеобразная химическая реакция, и она два-три часа работала, как горячая печка.
В ходе декабрьского наступления наших поиск немцев от Тулы удалось отогнать раз и навсегда. В феврале 1942 года занятия в школе возобновились. Но поскольку 13-я школа была еще чем-то занята, некоторое время ее ученики проучились в школе № 6, что на улице Жуковского.
Потом эту школу перевели в самый центр города, на угол улиц Советской и Коммунаров (теперь проспект Ленина). Здание впоследствии не сохранилось, его снесли, но в нем на какой-то период остались учиться девочки, когда в стране было принято нововведение относительно раздельного обучения в зависимости от пола.
Тут разместилась женская школа, а мужская обосновалась в Центральном переулке. Когда-то здесь находилась классическая гимназия, а после отхода немцев – мужская школа № 4, которую ребята прозвали «бурсой».
Такое наименование ей дали не столько за строгость нравов в соответствии с законами военного времени, сколько за контингент обучающихся. Сюда собрали ребят со всего города, которые не эвакуировались со своими семьями.
Но прежде, чем приступить к занятиям, своими силами был произведен косметический ремонт: ребята побелили потолки, покрасили стены и парты. За это даже наградили наиболее усердных мальчишек подарками. Так, Юра Почукаев, переведенный сюда из 8-й школы, получил в подарок книжку «Марка страны Гонделупы».
В классе, где оказался Вася Грязев, было 17 человек. Раньше он знал из них только Толика Борисова, который жил неподалеку. Его впоследствии друзья прозвали «Алямончик». История этого прозвища, которое приклеилось за ним чуть ли не до студенческой скамьи, такова.
Летних каникул во время войны не было. Все от мала до велика помогали фронту, как могли. 14-летние школьники делали на мебельной фабрике табуретки, за что их бесплатно кормили на фабрике-кухне, где сейчас находится здание Тульского отделения Сбербанка. Толик постоянно спрашивал официантку: «А чаю с алямончиком можно?»
Причем уже в этот период в голове у ребят возникали разного рода рациональные идеи. Обычно каждый делал в день по одной табуретке. Но Юрка предложил ввести специализацию: пусть один обрабатывает ножки, другой мастерит сиденье, третий долбит дырки, а потом все вместе занимаются их сборкой. В результате за то же время готовых изделий получалось значительно больше.
Занятия в школе проходили в три смены. Дружная троица жила в одном районе. После второй смены вечером шли домой вместе ставшим уже привычным маршрутом. Доходили по Колхозной, ныне Каминского, до базара. Толик Борисов шел к себе на Пионерскую, Васек Грязев – на Тимирязева, а Юрка Почукаев – на Петра Алексеева.
Среди одноклассников запомнились, в основном, внешне колоритные фигуры вроде Юрочки Преферансова, сына известного в городе адвоката, здоровенного малого, который говорил всегда настолько скомкано, будто с кашей во рту, что невозможно было ничего понять.
Был еще Юрка Рыбин, отец которого работал начальником отделения милиции. Одно время Вася Грязев дружил с его сыном, но в восьмом классе произошел такой случай, который изменил многое в их отношениях.
Шел 1943 год. Трофейного оружия у ребят накопился целый склад, и они поочередно стреляли из всех образцов. В домах тогда часто звучала канонада, которая выдавала их с головой, и они были вынуждены ходить стрелять в бомбоубежище.
В арсенале у Грязева находились пистолеты Токарева и Коровина, парабеллум, револьвер Наган, немецкий маузер и русская трехлинейная винтовка, правда, без приклада. Один ствол и затвор, но стрелять можно. Однако к пистолету Коровина калибра 6,35 мм патронов в тот период не оказалось. Тогда Рыбин-младший попросил у Василия этот пистолет, чтобы достать к нему патронов.
Ничего не подозревая, наш простодушный герой отдал его своему другу, а тот через некоторое время вернул пистолет хозяину. И тут Грязев стал на улице свидетелем такой сцены: изо всех сил Юрка драпал от капитана Гимана, который работал на Советской, 110 и занимался изъятием оружия у населения.
Рыбин подбежал к однокласснику и, запинаясь от волнения, произнес:
– Слушай, тут такое дело. Скорее беги домой и выбрасывай из пистолета боек.
Недолго думая, Василий припустился к себе на чердак, быстро разобрал пистолет и выбросил оттуда боек. И тут же появился капитан, который потом долго допрашивал, откуда этот пистолет и у кого еще из ребят есть оружие.
В школе мальчишек усиленно обучали поенному делу. На это отводилось часов шесть в неделю. Ведь неизвестно, сколько продлится война, которая требовала постоянной подпитки, прежде всего со стороны подрастающего поколения. Ребята строем ходили по улице Коммунаров, даже проводили маневры.
Тяжело раненный еще во время финской кампании военрук лейтенант Кутепов, однофамилец известного царского генерала, не только живописно рассказывал о войне, но и учил строевой подготовке, устройству мосинской, винтовки и обращению с гранатами.
Он пришел в школу преподавать военное дело, добыл где-то несметное число трехлинеек с просверленным стволом, водил своих питомцев на Рогожинский поселок и учил их, как ходить в атаку и вести себя в обороне.
Тира в школе не было, так он организовал деревянную баррикаду, расставил посты, и ребята из малокалиберной винтовки стреляли из одного класса в другой через коридор. Если удавалось попасть в «десятку», то всех охватывал неописуемый восторг.
