Тогда попробовали отскрести фосфор и помахать им. Он загорелся. Друзья решили переложить фосфор в бутылки с водой и спрятали их в дупло яблони, подальше от деревянных строений. Потом они куда-то исчезли. Оказалось, что незнакомый прохожий, который напрямую шел через сад, так как заборы во время войны по приказу властей ликвидировали, нашел эти бутылки. Их вскоре обнаружили на соседнем участке вместе с истлевшей телогрейкой и остатками фосфора.
На этом фосфоресцирующие приключения не закончились. Кусок фосфора попал Юрке на ноготь, который постепенно сошел, но отметина до сих пор осталась. Учитывая, что спички тогда были в дефиците, он использовал фосфор для их изготовления. Они зажигались от трения головки о любую твердую поверхность.
Еще одна история приключилась с друзьями в Гостеевском лесу, где сейчас находится городское кладбище за Мыльной горой. Юрка со своим двоюродным братом жил как-то при Хомяковском лесничестве. Рядом с домом находилась контора, а внизу был подвал. Неугомонные ребята заглянули туда, нашли там толовые шашки, а рядом с ними лежали запалы.
Перетащив их в безопасное место, Юрка предложил Ваське испытать их в лесу. Сказано – сделано. Сели они на велосипеды и поехали в Гостеевский лес. Положили эту шашку за муравьиную кучу, взяли маленький шнур, чтобы вовремя успеть отбежать, и отошли метров на пятнадцать.
Ждут, а взрыва все нет и нет. Только шагнули вперед, как раздался взрыв, и вся муравьиная куча осыпала их с головы до ног. Кое-как отряхнулись, сели снова на велосипеды в обратный путь и выскочили из леса на дорогу. А тут, откуда ни возьмись, машина с солдатами. Ребята с испугу дали деру, но те проехали мимо, не обратив никакого внимания на юных велосипедистов. Добравшись домой, искатели приключений из самоварчика чай пили-пили, не могли напиться. Не столько устали, сколько перенервничали.
Как бы то ни было, но Васи Грязева и Юру Почукаева судьба действительно хранила. Базовое образование они получили в школе, какие-то сведения пришли путем самообразования, а что-то непосредственно за счет интуиции. Неплохим подспорьем послужило и купленное заядлым книголюбом Юркой руководство для партизанских отрядов, что особенно помогало сознательно подходить к процессу разборки боеприпасов. Однажды друзья притащили домой 76-мм немецкие снаряды, схоронили их на подворье, а потом стали изучать внутреннюю начинку. Они вывинчивали оттуда головки со взрывателями, извлекали содержимое из корпуса, а потом вычерчивали на бумаге устройство снаряда.
Мальчишки твердо усвоили: для того, чтобы снаряд сработал, требуется детонатор. Вот с ним и с капсюлем-воспламенителем шутки плохи и могут, действительно, закончиться плачевно.
В другой раз на перекрестке улиц Дивизионной (ныне Лозинского) и Садовой (ныне Кауля) бомба попала в стоящую здесь 76-мм зенитную пушку. Расчет погиб, пушка разбита, а снаряды разбросало по соседним дворам. Эти снаряды сначала собирались, затем разбирались, и из них выплавлялся тол.
Как-то по Воронежской дороге неутомимые искатели нашли три самоходных орудия типа «Фердинанд», которые были брошены на пустыре. В самоходках обнаружили несколько снарядов довольно странного вида, нагрузили ими Толика Борисова и принесли во двор к Почукаевым.
После разборки ребята увидели внутри какой-то металлический конус с трубкой до дна снаряда, а вокруг нее, словно баранки, завернутые в красную бумагу. Они определили, что это пироксилиновый заряд. Несколько лет спустя, уже учась в институте, узнали, что нашли тогда кумулятивные снаряды, которых наша армия в то время еще не имела.
Трофейный порох мальчишки притащили домой и использовали для розжига печей и самоваров. Дрова были сырые, и, чтобы разжечь печку, требовались немалые усилия. А если бросить немного пороха, то все в порядке.
Запасы оказались столь велики, что их хватило на добрый десяток лет. Последние два мешка Василий захватил с собой в Подольск уже после окончания института. Уехав в очередную командировку в город Ковров, он наказал своей молодой жене Лидии использовать порох для розжига печи.
Но та переусердствовала, высыпав весь порох сразу, что едва не закончилось трагически. Неожиданно раздался взрыв, и печка, ломая трубу, подпрыгнула на полметра и разделилась на несколько частей.
Соседка Олечка Стечинская, наблюдая за этой картиной, с испугу крикнула своей матери:
– Там печка в трубу улетела!
Хорошо, что никого не задело. Подобные впечатления настолько врезались в память, что очевидцы стали даже поговаривать о последнем залпе, который дал Гудериан в Подмосковье спустя 11 лет после вероломного нашествия.
Не стоит думать, что ребята зациклились только на вооружении и боеприпасах, хотя у них еще долгое время тайно хранились некоторые самоделки и большое количество трофейного оружия. Почукаев-старший нашел их уже намного позже и, разобрав, выбросил в выгребную яму.
Оставил на память только затвор, который Вася Грязев сделал своими руками для ружья собственной конструкции. Этот затвор Почукаев-младший отдал Василию Петровичу совсем недавно, в девяностых годах прошлого столетия. Его – как самую дорогую реликвию – до сих пор можно увидеть на рабочем столе в служебном кабинете конструктора.
А тогда они учились, читали книжки, гоняли на велосипедах и плавали наперегонки по речке. Книгочеи были страшные. Юра Почукаев брал книги и в школьной, и в городской библиотеках, прочитывая за год не менее сотни книг. Об этом говорил дневник прочитанных книг, который он регулярно вел.
Не отставал от него и Вася Грязев. Имея у себя дома уникальное издание сказок Шахерезады «Тысяча и одна ночь», он с удовольствием читал все, что попадалось под руки. Ребята запоем читали, передавая друг другу книги Майн Рида, Фенимора Купера, Джека Лондона, Конан Дойля.
Любимым героем Василия в те годы был Том Сойер американского писателя Марка Твена, а Юрию особенно нравился герой стихотворной поэмы Лонгфелло «Песнь о Гайавате». Он любил также басни Крылова и отдельные части романа в стихах «Евгений Онегин».
У него в сарае нашли как-то большую подборку дореволюционных журналов «Нива» за 1905 год, где печатались приключенческие романы и повести. В скором времени все они были зачитаны до дыр. Отец также выписывал журналы «Всемирный следопыт», «Вокруг света», которые весьма интересовали мальчишек.
Еще одним увлечением Юрки было фотографирование. Родители подарили ему на десятилетие аппарат «Фотокор», с которым тот не расставался. Это была довольно большая коробка, но он умудрялся на одной пластинке размером 9х12 см делать сразу четыре снимка.
Правда, во время войны не продавали фотоматериалы, и приходилось пользоваться довоенными запасами, а проявители из химикатов составлять самим. Вместе с Михаилом Исаевичем они своими руками сконструировали фотоувеличитель, который позволял делать довольно большие по размеру снимки. Именно благодаря этому фотоаппарату, а также детскому пленочному «Малютке» удалось запечатлеть события и людей полувековой, а то и шестидесятилетней давности.
Вот, к примеру, друзья-приятели проводят испытания найденных ими противотанковых гранат на реке Упе, проверяя на практике мощность взрыва. Они всячески экспериментировали, играя по существу со смертью. Слава Богу, что остались целыми и невредимыми.,
Однако военные годы не обошлись без потерь, причем в самом ближнем кругу. Еще в сорок первом году, когда сожгли крупнейший Хомяковский хлебный элеватор, пришлось в течение полугода печь хлеб из остатков горелого зерна, наполовину состоящего из золы. Есть его было невозможно.
У Васиного отца Петра Ивлиевича и так была предрасположенность к заболеванию желудка, а тут и вовсе язва обострилась. Сыну запомнилось, как тот страдал: съест что-то, а потом скорей грелку к животу.
Однако устроить больного отца в больницу 14-летний сын, конечно, не мог. Тем более, что после осады города они были переоборудованы в госпитали. В сорок втором году такая попытка была предпринята, но успехом не увенчалась.
Когда осенью сорок третьего года все-таки удалось поместить Грязева-старшего в больницу имени Семашко, болезнь оказалась уже в запущенной стадии. Отца приняли, наверное, из жалости к его состоянию.
Он там пролежал месяца два, но без каких бы то ни было изменений к лучшему, а потом сестричка сказала:
– Забирай своего папу домой, ему уже операцию делать поздно.
Петр Ивлиевич, действительно, очень ослаб и ходить сам к тому времени уже не мог. Василий пришел за ним, посадил его на салазки, закутал в одеяло и привез домой. Отец высох и стал, как скелет. Довольно скоро, в начале сорок четвертого года, он умер на руках у сына, которому не было тогда даже шестнадцати лет.
Мальчик пошел один на городское Всехсвятское кладбище договариваться о похоронах. Шла война, а бюрократия продолжала действовать. Говорят, нужна справка о смерти. Пришлось снова идти в больницу.
