Поводом стали пограничные споры. Границы на реках проводятся обычно по главному фарватеру. Царское правительство когда-то заставило Китай согласиться на границу по урезу воды вдоль китайского берега (см. «Вопросы истории», 2004, № 5), иначе говоря, река Уссури со всеми островами оказалась российской.
В 1950-е годы китайские руководители заговорили о том, что пора бы провести более справедливую границу. В Москве согласились. В 1964 году начались переговоры. Но они были прерваны, когда Мао Цзэдун заявил, что Советский Союз «захватил слишком много чужой земли». Конфронтация между двумя странами сделала переговоры невозможными. Теперь уже китайцы откровенно претендовали на советские острова.
В Москве подозревали, что Китай готовится к большой войне, и думали, как одолеть столь многочисленного врага. В Китае ждали нападения со стороны Советского Союза. Боялись ядерного оружия. По всей стране строились бомбоубежища. Стычки на границе, которые устраивали китайцы, были инструментом полыхавшей в стране острой внутриполитической борьбы.
В Китае шла культурная революция — феномен, полного объяснения которому не найдено и по сей день.
Информированные люди, занимавшиеся экономикой, видели, что указания Мао губят страну. Когда в стране исчезло мыло, потому что весь жир Китай экспортировал, Мао сказал, что мыло и не нужно: он сам давно моет руки без мыла.
Второй человек в стране председатель КНР Лю Шаоци выступил с резкой речью: «Людям не хватает еды, одежды и других необходимых вещей. Сельскохозяйственное производство вовсе не выросло, а, наоборот, снизилось, причем не немного, а чудовищно. Мы скатились в пропасть…»
На Лю Шаоци сильно подействовала встреча с сестрой, которая жила в деревне. Глава государства привез ей гостиницы: два с половиной килограмма риса, килограмм печенья, килограмм конфет, девять яиц и банку свиного сала. Сестра рассказала, что ее муж умер от голода. Потрясенный увиденным Лю Шаоци извинился перед крестьянами: «Я глубоко поражен тем, как сурова жизнь моих земляков. Я чувствую ответственность за причиненные вам страдания и должен попросить прощения».
Глава правительства Чжоу Эньлай и его заместитель Дэн Сяопин пытались наладить экономику. Крестьянам разрешили брать землю в аренду у коммуны. Это была идея Дэн Сяопина, который произнес фразу, ставшую знаменитой: «Не важно, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей. Называйте это как хотите, главное — поднять сельскохозяйственное производство и остановить голод».
Мао пришлось пойти на попятный. И он испугался самостоятельности технократов: их успех означал бы потерю им власти. Полем битвы избрал идеологию, где был несравненно сильнее. Мао обвинил своих оппонентов в забвении классовой борьбы и создал Группу по делам культурной революции. Первую скрипку в поиске «буржуазных элементов» играла его жена Цзян Цин, крайне амбициозная женщина. В мае 1966 года составили первый список тех, кого следует устранить: среди них были начальник генерального штаба, мэр Пекина…
25 мая 1966 года в Пекинском университете появилось дацзыбао (плакат), подписанное несколькими студентами и аспирантами, с критикой парткома университета, горкома партии и столичного правительства. Это не была инициатива масс. Дацзыбао писалось по поручению созданной ЦК Группы по делам культурной революции, которую возглавляли Чэнь Бода (бывший личный секретарь Мао), Кан Шэн и Цзян Цин.
Лексика дацзыбао была весьма угрожающей: «Разобьем господство ревизионизма и все коварные интриги и темные планы, полностью уничтожим всю нечисть, всех контрреволюционных ревизионистов хрущевского типа!»
Летом 1968 года Мао обратился к молодежи: осудите своих учителей за то, что они отравляют вас «буржуазными идеями». Он распорядился прекратить занятия по всей стране. Через несколько дней, 18 июня, толпа студентов вытащила на площадь преподавателей Пекинского университета — их заставляли вставать на колени, мазали их грязью, надевали им на голову шутовские колпаки.
29 июня группа школьников в Пекине вывесила дацзыбао и подписалась так: «красные охранники» (хунвэйбины). Они поклялись охранять Мао Цзэдуна. Главный лозунг хунвэйбинов: «Мы втопчем врагов Мао в землю и раздавим их!» Появились значки с изображением Мао, их выпустили почти пять миллиардов штук. Всем вручали «Маленькую красную книгу» — сборник цитат из произведений Мао.
Харбинские хунвэйбины телеграфировали вождю: «Если председатель Мао прикажет, мы сумеем достать черепаху со дна океана, подняться в небо и поймать дракона! Мы готовы сразиться с прогнившим Парижем, сравнять с землей Нью-Йорк, освободить Лондон, доставить в Пекин кремлевскую звезду, захватить и привезти в Пекин мавзолей с Лениным! Установить его на площади Тяньаньмэнь! Окрасить новый мир в багряный цвет своей крови!»
Зачем все это понадобилось самому вождю?
Самая распространенная версия: Мао после фиаско с «большим скачком» временно ушел в тень. Власть оказалась в руках технократов — Лю Шаоци и Дэн Сяопина. Они пытались остановить безумные новации Мао, вернуть страну к нормальной жизни. Культурная революция стала возвращением Мао на политическую арену. Он показал согражданам, что революция не закончена.
Он устроил большую чистку в стране, на манер тех, что устраивал Сталин. Все, кто выступал против Мао, превращались во врагов народа. С ними расправлялись. «Я люблю большие драки», — говорил Мао.
Он видел, что в Советском Союзе государственное управление экономикой привело к невиданному разрастанию бюрократического аппарата, крайне неэффективного. Возможность перехода к рыночной экономике он отвергал с порога. И решил, что нужно ударить по бюрократии. Молодежь охотно подхватила этот лозунг. Она врывалась в учреждение и заявляла: «Ваши начальники — враги».
В современном Китае полагают, что культурная революция — это стихийное возмущение низов против всемогущего аппарата, бюрократизации, закостенения. Но если бы не борьба за власть, что было главным для Мао, это бы не случилось.
Мао не приказывал никого убивать и мучить. Это была инициатива масс. Желающих нашлось превеликое множество.
При Мао, считают историки, никому не позволялось участвовать в политическом процессе, и страна буквально кишела неудовлетворенными активистами. Они были лишены обычных почти для любого общества возможностей: например, сесть в кружок и поспорить. Теперь у них вдруг появился шанс.
А Мао устроил многочасовой заплыв на реке Янцзы. Он показывал стране, что в свои семьдесят два года здоров и полон сил для новой борьбы. 1 августа он сообщил «красным охранникам», что полностью их поддерживает. 5 августа в пекинской школе для девочек убили первую жертву культурной революции. Женщину, директора школы, которой было пятьдесят лет, избивали и поливали кипятком. Она умерла.
18 августа Мао с площади Тяньаньмэнь обратился к отрядам хунвэйбинов со словами: «Я решительно поддерживаю вас». Больше он ничего не сказал. Но этого было достаточно. По всей стране была объявлена война «старому миру» и началась атака на «старую культуру».
Молодежь срывала таблички с названиями улиц, заменяя их новыми. Девушкам запрещали носить длинные прически; юбки и туфли на высоком каблуке заставляли снимать прямо на улице.
Все должны были ходить в пиджаках и брюках военного образца, в руках — цитатник Мао, и у мужчин кожаный ремень с пряжкой, чтобы избивать врагов. Женщин избивали и обрезали им длинные волосы. В этих акциях охотно участвовали не только профессионалы — хунвэйбины и цзаофани (в переводе с китайского — «бунтари», еще одна категория гвардейцев культурной революции), но и обычные прохожие, охваченные безумием разрушения.
Писатель Лао Шэ немало горьких строк посвятил китайской толпе, жестокой, кровожадной, жаждущей отвратительных зрелищ: «Нация умеет умирать, но при этом и сама любит посмотреть на казни. Народ страны ритуалов любит смотреть, как убивают… Получив власть, любой из них смог бы вырезать город и сложить гору отсеченных женских грудей и ног, и с удовольствием! Не имея же такой власти, они не прочь посмотреть, как забивают свиней и баранов или казнят людей, чтобы отвести душу». Именно так во время культурной революции травили и самого писателя, что описано в книге «Дэн Сяопин и его время» доктора исторических наук Виктора Николаевича Усова.
Хунвэйбины врывались в дома, жгли книги, разрезали картины, ломали музыкальные инструменты, разбивали грампластинки. Летом того года только в Пекине незваные гости побывали в тридцати с лишним тысячах домов. Они забили до смерти тысячу семьсот человек. Министр общественной безопасности Се Фучжи освободил убийц от всякой ответственности: «Следует ли наказывать хунвэйбина, который убил человека? На мой взгляд, если человека убили, значит, он мертв, и только. Нас это не касается. Если ненависть масс к вредным элементам не знает предела, зачем же пытаться ей мешать?»
