опустившимся до дна и вновь взметнувшимся, – и то мог бы солгать убедительнее и красочнее. А так…
– Бросьте. Мы с вами профессионалы (ты, конечно, м…к, а не профессионал). Мы все понимаем и зрим в корень. Если бы ключ был, а я его не отдавал, тогда понятно. Но ключа нет. На трибунале (вы ведь обязаны предать меня суду?) будет доказана моя невиновность.
– «На трибунале»… – повторил не без иронии. – А ты в это веришь? Ты что? В ХОЗУ служишь, как твой преемник? Трибуналы – там. За воровство! А у нас разговор короткий. Ладно. Думай. Мы все равно узнаем, что к чему. Есть средства, ты уж поверь…
Это он прав.
– Все бы ничего… Да ведь я ученый. Никогда, никого, никуда вы не отпускали и не отпустите. Это я так, к слову…
– Ну, знаешь… Верить кому-то надо. Как жить без веры? Ты не волк.
Красочно говорит. И ведь не лжет. Вернее – считает, что не лжет. Хотя знает – однажды товарищ Маркс сказал: людьми движут интересы. Не вера, надежда, любовь, а интересы, и только они одни. Интереса отпустить нет ни при каких условиях. И значит – убьют.
Он будто понял:
– Напрасно всех меряешь под себя. Ну, да ладно. Ты, Абашидзе, только одно учти: бежать отсюда невозможно. Это раз. Но мы допускаем теоретически: мало ли что. Но тогда мы заготовили телеграмму Интерполу и местной полиции. У них тоже трупы…
– Что значит «тоже»? Я никого не тронул пальцем. А если что – вам потребуются доказательства.
– Брось… – протянул лениво. – Наши трупы. Их трупы. Это и есть самое надежное доказательство. Не надейся, Абашидзе. Тебя не станут брать живым.
Это он прав. Бе-зыс-ход-ность. Отдать ключ? Трагедия в том, что договориться нельзя. Ключ – гарантия того, что не убьют, – пока верят, что смогут его получить. А признание… Оно подтверждает предательство. С предателями не договариваются. Их истребляют. Значит, смириться с неизбежной и скорой смертью. Но ведь здоров. Их уколы – это ерунда. Усыпили, чтобы сюда перевезти. Нет. Надо искать выход. Путь.
Проснулся в другой комнате. Уютно, чисто, мягкая кровать. Но дневного света нет, и это значит, что опять дали что-то, в пищу наверное, и сонного перевели. В подвал – это в традициях. А что? Ведь и в самом деле подвал. Коробка без окон и без дверей. Вон только люк в углу, на потолке. Люк приоткрылся, показалось чье-то лицо, в полутьме невозможно рассмотреть – мужское или женское. Опустился поднос на веревках, продетых по углам, однако как заботливо… Кофейник, сливки, бутерброды с красной икрой. Они пока еще верят. А это что?
В ручке кофейника белела свернутая в рулон бумажка. Осторожно вытащил, развернул: «Прочтете – и съешьте, если не хотите, чтобы меня убили. Я работаю официанткой в столовой. Ваш люк запирается сверху на засов. Замков нет. Я постараюсь вам помочь». Ошеломленно сжевал и, давясь, проглотил сухой (слюны почему-то не было) комочек. Везение? Вряд ли… Войдя сюда, про упования забудь. Подстава. Грубоватая, но – с их точки зрения – надежная. Они проговорили проблему с психологом. Их уверили, что дама хороших внешних форм – кредо полковника Абашидзе. Что он, полковник, свихнулся на влечении к коитусу. Что этот коитус не просто свет в окошке, а светящаяся ярко звезда. Теперь станут кормить препаратами, возбуждающими желание, – осторожно, не торопясь, чтобы не догадался. А когда станет невмочь – спустится с потолка фея, нежно и вкусно удовлетворит все желания и покажется полковничку на диком безрыбье овеществленным зовом души и сердца. С такой хоть на Алтай, хоть в дикие забайкальские степи. А дальше…
Ну, понятно, что дальше. Рано или поздно он захочет поделиться с любимой достоянием республики, тут-то их обоих и к ногтю! Вроде так. Но ведь они не могут не понимать, что и он, насладившись, сбросив жар, оклемается и любимую в лучшем случае удавит или просто бросит. На что расчет? Прихлопнуть раньше? А как ключ, еще не обнаружился? Черт с вами. Забава всегда лучше скуки. Пусть аппарат спускается. Воспользуемся. Вождь учил, что ввязаться – вот главное. А там – посмотрим. Хороший глагол…
На следующий день он получил записку внутри куска хлеба – едва не подавился. «Кроме засова теперь наверху и специальный кодовый замок. Но это решаемо. Хуже, что появился и вооруженный охранник. Не унывай, я помогу». Ел скудный (на этот раз) завтрак и думал, что события, развивающиеся над потолком, становятся похожими на правду. Либо правду, либо достаточно сложную комбинацию. Когда-то учили: чем меньше людей задействовано, чем проще по сути – тем надежнее, тем вернее результат. Вряд ли комбинация. Во всяком случае – пока. Интересно, с чего бы это официанточка (или сотрудник Системы?) решила помочь? Видела? Втрескалась? Такое случается, однако вряд ли это реально. Посмотреть бы на нее одним глазком. Словно угадывая его мысли, она прислала очень четкую цветную ксерокопию со своей (?) фотографии, – наверное, чтобы легче было съесть. Фотобумагой и отравиться можно…
Гладко причесанные волосы, узел на затылке, красивая улыбка, ровные, словно на рекламном плакате, зубы. Светлые глаза, овальное лицо – почти красива или «чертовски симпатична», как об этом поют в оперетке. Судя по фото, лет тридцать. Заманивает? На обороте карандашом, торопливо, нервно: «Вы все поймете. Прошла секретная информация о разоблачении и аресте в Москве сотрудника Второго главка. Предупреждал диссидентов. Провалил несколько мероприятий. Когда Система умирает – начинается не предательство. Осмысление». Вот так официантка… Загадочная девушка. Язык, мышление скорее студентки вуза, нежели подавальщицы. Подумал: «А я-то, грешным делом, загадал, что влюбилась. Выраженный нарциссизм. Пора лечиться». Он не просто подумал. Будто из воздуха материализовалась картина: осторожно, на цыпочках, подкрадывается к дверям славная девочка и подглядывает в щелочку. И видит: дяденьки, утомленные разведработой, сладострастно изучают фотографии известного свойства. На них, конечно, Абашидзе (сумели, суки, заснять). И вот одну фотографию несет сквозняком к дверям, дурачки замерли, ничего не видят, потому что активно завидуют полковнику. А девица подобрала, сунула за лифчик и убежала в светелку, чтобы неторопливо и с достоинством на досуге изучить. И погрузиться. Без дна.
Три дня подряд она молчала, в пище весточек не находил и начал беспокоиться. «Забрало меня, – подумал с тревогой. – Это опасно». Скверные мысли развеял охранник – свесив голову, сообщил: мол, вызывают, а посему сейчас будет спущена лестница и надобно по ней подняться. «Куда еще?..» – спросил нарочито лениво. Парень вставил обе руки в люк и смешно ими развел: не знаю.
Вели под охраной по нулевому этажу, его
