сейчас отправится в посольство. Пароль «больница» означал, что информация крайне срочная и ждать не может. «Десятый раз» был временем встречи, к которому надо было добавить два часа. Значит, в двенадцать дня, в полдень. «Заболевшее горло» указывало место встречи: сквер у Большого театра. Разговаривать там нельзя, человека, который приедет на встречу, будет жестко вести бригада наружного наблюдения, а вот передать ему записку, при известной ловкости, вполне может получиться. Как раз в это время там откроются кассы, и народу будет, как говорят японцы, «черная гора».
Чен вернулся на кухню и взял чашечку с чаем, поставил ее на рабочий стол. Достал небольшой блокнот в изящном кожаном переплете, вырвал из него страницу, чтобы на следующей не осталось копии записки, продавленной карандашом. Немного подумав, написал по-японски: «Прошу господина посла быть осторожным. Есть информация, что на него готовится покушение людьми, говорящими по-английски». Подумал еще, но ничего дописывать не стал. Аккуратно сложил записку в узкую полоску и пошел одеваться.
В условленное время Марейкис перешел Петровку около ЦУМа и подошел к Большому театру. Нужного человека увидел сразу. Это был помощник военного атташе капитан Кавабата. Он был в гражданской одежде, в пальто и шапке пирожком, под руку с ним шла жена – высокая японка в мутоновой шубе, из-под которой виднелись обутые в меховые сапожки кривые ноги. Чен вздохнул: японцы бросались в глаза на московской улице точно так же, как европейцы приковывали к себе внимание на улицах Токио. «Но ничего не поделаешь – других условий для работы нет», – в тысячный раз сам себе сказал Арсений и тут же выхватил глазом пару мужчин в пальто, один в кепке, другой в ушанке, топающих вслед за японской парочкой. Надо было подумать, как совершить передачу записки, но решение оказалось уже найдено – Чен не зря назначил встречу у Большого театра. Он надеялся, что человек из посольства сообразит, как следует действовать в создавшейся ситуации, и Кавабата оправдал надежды, все понял правильно. Он тоже увидел Чена, но не подал виду, а, продолжая разговаривать о чем-то с женой, направился к кассам. Несмотря на середину дня, там колыхалась немалая очередь, в которую то влезали, то вылезали из нее неприметные людишки – перекупщики билетов. Японцы подошли поближе. Кавабата оставил жену в хвосте, а сам пролез вперед – посмотреть репертуар и расписание. Двое чекистов остановились метрах в тридцати от них, закурили. Чен аккуратно снял очки, надвинул поглубже на лоб грязную ушанку с оторванными завязками, поднял повыше длинный шарф, которым было обмотано горло. Шлепая валенками в заплатах, полез в очередь с другой стороны. Из центра вывернул к стене, где стоял Кавабата, и, протискиваясь мимо него, сунул ему в руку записку. Та мгновенно исчезла в недрах дипломатического пальто.
Арсений выбрался из толпы тем же путем, стараясь не разворачиваться к агентам лицом. Три монголоидных профиля – многовато для одной очереди даже в Большой театр. «Сейчас же не Съезд малых народностей Севера», – пошутил сам с собой Чен, оставаясь при этом внешне совершенно серьезным и не спуская с глаз Кавабату и агентов. Больше всего Марейкис боялся, что карманники, всегда промышлявшие в таких местах, обчистят карманы господина в импортном пальто и достанут драгоценную записку. Точно – какой-то шнырь прилепился к Кавабате, но тот не сплоховал: резко дернулся в сторону из очереди, чтобы оказаться на виду, как будто невзначай наступил вору острым каблуком на ногу и, разворачиваясь, незаметно ударил его под дых. Карманник ёкнул от неожиданности, а японец, крикнув жену, быстрым шагом отправился к прохаживающемуся вдоль лотков с мороженым милиционеру. Шнырь немедленно отстал, вновь растворившись в очереди, но Чен заметил, что один из следивших за японцами чекистов отправился за ним. Второй пошел за Кавабатой. Остановившись у милиционера, помощник военного атташе с возмущенным лицом что-то ему говорил, гневно показывая на очередь. Милиционер козырнул, что-то спросил. Кавабата похлопал себя по карманам пальто, сунул руки внутрь, будто проверяя, не успел ли воришка запустить руку в пальто, хотя Чен был уверен, что в карманах ничего не было, кроме его записки. Успокоившись, японец из внутреннего кармана достал паспорт, показал милиционеру. Тот снова козырнул, и парочка дипломатов пошла вдоль Охотного Ряда к Манежу, в сторону посольства. Тот из сотрудников наружки, что ловил щипача, догнал старшего, чуть заметно ему кивнул: мол, ничего, и эта парочка потрусила за первой. Теперь успокоился и Чен – дело сделано.
В одиннадцать вечера лимузин с японским флагом на капоте возвращался из консерватории. Проехать надо было несколько сотен метров – три минуты на автомобиле, и посол обычно проходил это расстояние пешком. Сегодня, получив предупреждение Чена, военный атташе показал записку послу и убедил его сесть в машину. Сам он тоже сидел вместе с ним, держа руку, как и расположившийся спереди Кавабата, за пазухой, на рукояти пистолета, особым образом подвешенного в кобуре под мышку.
Артузов, обсуждая детали операции, сказал:
– По информации службы наружного наблюдения, на сегодняшний вечер послом Хиротой приобретены билеты в консерваторию на концерт струнной музыки. По плану концерт заканчивается в одиннадцать вечера. Не исключено, что, по определенным причинам, посол на концерт не поедет. Это не имеет значения. Повторяю: не важно, выйдет или выедет на автомобиле посол сегодня вечером или нет. Не важно, куда он отправится. Важно, чтобы в двадцать три часа ровно группы, участвующие в операции, были готовы. Перед резиденцией посла на Воздвиженке в 23: 05 должны раздаться четыре выстрела из револьвера. Четыре! Не два и не три! Стрелять будет товарищ Минаев лично. После этого в течение трех-четырех минут первая группа третьего отделения (старший группы отозвался: «Я! Есть!») скручивает вторую группу третьего отделения («Я! Есть!»), а третья группа («Я! Есть!») в форме сотрудников милиции еще через пять минут прибывает туда на милицейском автомобиле и наводит порядок. Первая группа доставляет вторую на наших автомобилях после того, как появятся «милиционеры». Таким образом, вне зависимости от того, где находится посол Хирота в одиннадцать вечера, все сотрудники его резиденции будут видеть, что перед воротами произошло нечто экстраординарное. Этого нам достаточно. С «соседями» вопрос решен: завтра посла пригласят в наркомат к замнаркома товарищу Карахану и сообщат о задержании преступников, готовивших на него покушение. Вопросы есть?
– Почему четыре выстрела?
– Чтобы гражданскую войну не устраивать, но и японцев, если спать будут, разбудить обязательно.
– Не слишком просто все? Поверят ли японцы в такую инсценировку?
– Поверят. Мы их заранее убедим в этом, – улыбнулся тогда в ответ Артузов.
Звуки выстрелов
